Восточная же часть острова изобилует ухоженными виноградниками, которые начинаются за милю от подножия горы и взбираются до пятисотфутовой высоты. Поверхность на склоне обустроена каскадом, что с дальнего расстояния напоминает гигантскую лестницу. А еще, в восточной оконечности острова, ближе к коралловой лагуне, расположилось несколько деревянных хижин и множество рыбацких лодок. Рядом с лодками, на вбитых в песок жердях, сушатся рыболовные сети. После каждого выхода в море их вывешивает артель рыбаков - для племени сей промысел весьма ответственен.

Впрочем, дабы не забегать вперед, вернемся в деревушку. Если пройти ее всю, с запада на восток, то придется предстать пред тем фактом, что не все жилища тобамбурийцев выглядят как бамбуковые лачуги. Там, где каждое утро над местным "Сити" пылает восход, исполняя оду монументализму, громоздится искусственный зеленый холм, который по своей форме и размерам смахивает на среднюю сопку. Рукотворная возвышенность увенчана большим деревянным особняком, с открытой мансардой и широкими балконами по всему периметру. Мы наслаждаемся описанием жилища вождя - Мунты Барбуса. Тут предводитель имеет удовольствие проживать со своей первой леди племени Попоулой и шестью детишками, имена которых он даже сам регулярно путает. А случается сей конфуз по весьма элементарной причине: Супруга сподобилась родить Барбусу две тройни, с разницей в один год. И вот теперь, четыре мальчика и две девочки, почти одного роста, внешности и возраста, могут без труда запутать кого угодно.

Слева от жилища вождя, метрах в ста, находится еще одно нестандартное строение. Оно сбито из черных досок и имеет неординарную форму деревянной крыши, полностью покрытой страусовыми перьями: по виду крыша похожа на два расправленных крыла гигантской птицы. Собственно говоря, странная кровля не единственная особенность этого, с позволения выразиться, архитектурного шедевра напоминающего банальный сарай. Дело в том, что в избушке нет ни единого оконного проема. Единственное отверстие это крохотная дверца, через которую аборигены попадают внутрь на четвереньках. Казалось бы - элементарная дикарская незатейливость. Отнюдь. Это священное место является обиталищем духа Муау, покровителя всех молодоженов острова. По закону племени, первую брачную ночь жених с невестой обязаны провести именно под крыльями фантастической птицы. И ежели после обряда молодая жена не понесла, значит, святой Муау не дает согласия на брак и священные узы незамедлительно расторгаются. Так же женщина больше не может выходить замуж ни за кого, кроме, как только за вдовца. А вот чтобы молодожены не схитрили, только что женившегося счастливца после брачной ночи препровождают к скалистой части острова, где изолируют в одной из гранитных пещер. И только специально назначенному контролеру поручается единожды в день носить "пленнику" пищу и воду. Заключение длится шесть недель, и если за обозначенное время у недавней невесты не возобновился ее обычный месячный цикл, то будущего папашу освобождают, и семья остается официально признанной. В противном случае - брак аннулируется, а неутомимый шаман с беззаветным усердием принимается всячески изгонять бесов из молодежи.

Но, что это? Сегодня мы наблюдаем совершенно невообразимое отклонение от туземных обычаев. Как ни странно, но средь бела дня, под покровительством любвеобильного Муау пребывает всего один человек. Это мужчина и, судя по одежде и цвету кожи, он неместный.

Тихий знойный полдень, когда по устоявшемуся обыкновению в деревне торжествует гробовая тишина, внезапно разорвался восторженными детскими криками. Шумная ватага малолетних аборигенов со специфическим гиканьем да стуком бамбуковых палочек сопровождает агрессивно настроенный кортеж воинов: они шествовали в полной боевой раскраске, с копьями и дротиками. Стража племени волокла необычную, для этих мест добычу - двое мужчин и две женщины европейской наружности. Белые люди, привязанные к деревянным жердям, болтались в подвешенном состоянии словно подстреленные козы, а детвора, галдя и дурачась, ухитрялись пнуть пленников кто ногой, кто бамбуковой палкой. Жители селения, потревоженные триумфальным маршем воинов, постепенно появлялись из своих хижин, присоединяясь к важной процессии, и весь этот парад направлялся к логову вождя. Достигнув подножия холма, вернее, начала деревянной лестницы ведущей к тенистой веранде, пойманные чужаки были сперва брошены в пыль, после чего отвязаны и выстроены в шеренгу, в авангарде сборища, точно на витрину: Крепкие воины держали их за руки и за волосы.

Не заставляя себя долго ждать, на крыльце показался Мунта Барбус. Вождь был невысокого роста, коренастый, с широким скуластым лицом.

Его белоснежная шелковая мантия, похожая на папаху расшитую галуном вперемешку с золотыми узорами искрящейся канвы, сразу давали понять, кто в доме хозяин. Такое экстравагантное одеяние резко контрастировало с захудалыми набедренными повязками из обычной соломы, в которые были наряжены все соплеменники. Лишь только Мунта нарисовался в дверном проеме особняка, причем с вопиющей претензией на аристократичность, как толпа возбужденных туземцев завопила приветственные псалмы, на неведомом пленникам, тарабарском языке. Пафосно ступая по лестнице, он величаво приближался к собранию. С солидной порцией вычурности вождь на ходу приветствовал своих вассалов автономным символом власти, торжественно встряхивая ним над головой. То был жутковатый посох, в виде человеческого позвоночника, увенчанного отполированным до блеска черепом. В данном случае череп служил вождю, своего рода, фетишем, оберегающим его венценосность от болезней, ядов и предательства.

Наконец, подойдя ближе к белым чужакам, он с невозмутимой физиономией принялся рассматривать, по его разумению, дикарей. Плененные мужчины держались гордо. Их каменные лица почти не выдавали внутреннего волнения и переживаний. Того же нельзя было сказать о дамах, чья бескрайняя истерика, замешанная на слезах и горьких стенаниях, казалось, могла привести к жалостливым чувствам даже холодный гранит. Правда, что-либо спросить не представлялось возможным в виду естественного незнания языка островитян; к тому же рты были туго замотаны каким-то драным тряпьем. Но вот Барбус, категорически игнорируя драматизм женского выться, оказался крепче гранита: его ни сколь не тронули горемычные страдания до полусмерти перепуганных дам.

- Эохта у-у манза! - С повелительной темперацией выкрикнул вождь, указывая посохом на деревянное строение без окон.

Не особо церемонясь вояки потащили пленников к временной тюрьме, а сборище аборигенов, с одобрительными возгласами пали ниц и приступили к привычной молебне.

Малюсенькая дверца распахнулась и размалеванный дикарь, срывая с лиц повязки, начал, словно котят, запихивать чужаков внутрь темного помещения. Торжествующий мрак в сарае кое-где пронзался узкими полосками серого света, которые сочились сквозь щели рассохшихся досок. Лишь только за спинами узников затворилась дверка, а мощный брус ее заклинил, Тилобиа с Кармайном тут же бросились успокаивать перепуганных спутниц: к тому времени Засецкая с дочерью разрыдались до судорожной икоты.

В дальнем, самом темном углу сарая послышалось тихое шуршание. Все напряженно замерли - дамы даже прекратили выть.

- Кто здесь? - Доктор воинственно ссутулился, выставил вперед обе руки, тем самым, приняв традиционную боксерскую стойку.

В лучике света что-то блеснуло, а спустя считанные секунды, уже знакомые черты стали доступны всеобщему обозрению.

- Ну, что господа, не ожидали меня тут встретить!

Засецкая облегченно выдохнула и перекрестилась.

- Какая удача, сэр, вы живы! - Тилобиа кинулся в объятия Уоллеса. - Я уж не чаял встретить вас на этом свете.

- И не вы один. - Добавил Кармайн.

- Что вы говорите, Генри, так это меня так отчаянно оплакивали наши досточтимые дамы?

Продолжая всхлипывать и растирать по щекам слезы, Засецкая с дочерью присели на деревянный топчан: тот стоял у ближней стены. Мягко захрустел соломенный матрац.