Мы уже знали, что на Вонсан идёт японская эскадра, которую уже атаковал один из полков нашего корпуса. А тактико-технические данные японских кораблей, их внешний вид по фотографиям и ход воздушно-морских сражений Тихоокеанской войны мы заучивали еще два года назад, летом сорок третьего, при тренировках над Ладогой. Мы имели ясное представление о ПВО японской эскадры – помимо истребителей, размещённых на двух уцелевших от предыдущих атак японских авианосцах (а это не менее сотни машин – по-нашему это почти три истребительных авиаполка), огромное количество зенитной артиллерии калибром от 25 мм до 127 мм (правда, системы управления огнем были не на высоте). Только крупнокалиберные зенитки эскадры могли в минуту выпустить до семисот снарядов. А были еще зенитные автоматы и крупнокалиберные пулемёты.
Мы знали, что японцы разделили свои силы, на линейное и авианосное соединение. Наш полк был задействован против второго. В числе десяти полков – пять истребительных, один пикировщиков, три минно-торпедных, и мы, носители управляемых бомб. Хотя тогда нас «по старой памяти» часто называли торпедоносцами, так же как и наши реактивные бомбы «летающими торпедами».
Особо хочу отметить разведчиков, сыгравших огромную роль в нашей победе. Нет, не «рыцарей плаща и кинжала», героев плохих детективов, а экипажи отдельных разведывательных эскадрилий. Вопреки расхожему мнению и кинофильмам, в ту войну бомбардировщики Хе-277 были лишь в составе авиации дальнего действия, флот имел только разведчики и самолеты РЭБ – впрочем, на практике эти роли часто пересекались, сначала обнаружить противника, а затем постоянно висеть над ним, круглосуточно, на недосягаемой для зениток и истребителей высоте, выдавая целеуказание своим силам и заглушая врагу радары и связь. Именно это было и сейчас – именно потому наш удар был для японцев внезапным, самураям пришлось поднимать свои истребители, когда наши головные эскадрильи уже ложились на боевой курс. А дальше – все шло по строго рассчитанному графику.
Операция готовилась под руководством штаба ВВС Тихоокеанского флота, с задачей, максимальной по амбициозности, «ни один японский корабль не должен уцелеть – абсолютная “Цусима” и никак иначе!». Накануне вечером, 22 июня, когда состав японской эскадры уже был известен и план удара вчерне готов, весь командный состав задействованных полков, вплоть до комэсков, отрабатывал взаимодействие в штабе авиации Тихоокеанского флота во Владивостоке, под личным руководством самого Ракова. Каждый полк, а при необходимости, и эскадрилья, имели конкретное боевое задание. Была расчерчена площадка, стояли макеты – и «пешим по-лётному», с часами и секундомерами. Благо что все полки были или из Черноморского, или из нашего «Особого» корпусов, базирующихся недалеко от Владивостока, особенно если добираться на У-2, – так что проблем со сбором и отправкой назад командиров не возникло. Я, как командир 2-й эскадрильи, участвовал тоже, вместе с бывшими сослуживцами по 12-му гвардейскому (Барским, Аносовым), познакомился и с другими уникальными ребятами, такими как Василий Иванович Минаков (глыба-человечище!).
Сначала истребители Ла-11, Як-9УД и Як-9П пяти истребительных авиаполков (три на «ла» и два на «яках» – 200 машин!) должны были «расчистить нам воздух», добившись полной нейтрализации палубных японских истребителей, – а по уничтожению воздушного противника – подавлять пушечно-пулеметным огнем ПВО кораблей эскорта. Второе не было выполнено из-за ожесточенного сопротивления японцев, а главное, подхода с берега свежих сил. Но прикрыть бомбардировщики наши истребители сумели – не зафиксировано ни одного «бостона» или Пе-2, сбитого «зеро». Оказалось оправданным решение, все истребители выделить для «расчистки воздуха», не оставив никого для непосредственной поддержки ударных машин – вопреки опыту войны с немцами, гласящему, что прикрытие у бомбардировщиков должно быть всегда! Но предварительный расчёт хода сражения показывал, что у японцев не останется не связанных боем истребителей. К тому же Пе-2И были бы далеко не легкой целью даже для «фокке-вульфов», не то что для «зеро».
Затем по эскорту должны были ударить «бостоны» двух минно-торпедных полков, в топмачтовом варианте, – а после израсходования крупнокалиберных бомб атаковать как штурмовики, кроме пулемётного огня (6 курсовых 12,7-мм пулемётов и не меньше трех таких же у бортовых стрелков), сбрасывая осколочные бомбы, весом от 5 кг до 50 кг. Японских зенитчиков с палуб просто сметало – да 50 кг уже и эсминцу ощутимо, доставалось не только людям, но и механизмам. Решение себя оправдало – в опросе после боя (стандартная процедура для накопления опыта) было записано со слов многих, что огонь вражеских зениток слабел буквально на глазах, и это при увеличении числа наших самолетов над целью! В этой же фазе пикировщики Пе-2И должны были нанести удар по наиболее крупным японским кораблям – авианосцам и линкору, а по линкору ещё и топмачтовики с тяжёлыми тысячекилограммовыми бронебойными бомбами. Причем удар по линкору особо выделенной эскадрильи «бостонов» должен был быть строго согласован с атакой пикировщиков. И в завершение авианосцы должны были быть атакованы двумя эскадрильями торпедоносцев – 18 машин.
Это была самая спорная часть операции. Даже Раков сомневался, стоит ли – и личный состав этих эскадрилий был далеко не самой лучшей выучки (больше других разбавлен не воевавшими лётчиками), да и наши авиационные торпеды были не самыми мощными и не самыми надёжными. Но Минаков (фанат торпед!) всех убедил, что даже если будет хотя бы одно попадание, то и это успех, поскольку противоторпедная защита японских авианосцев далеко не самая лучшая в мире. А главное, не воевавшие лётчики получат реальный боевой опыт – где его еще добыть, как не на войне? Даже если в этом бою большинство промажут – попадут в следующем, потому что уже будут ученые. Он сумел убедить всех, и даже хотел лично возглавить атаку торпедоносцев, но тут уже Раков его уговорил вести топмачтовиков – попадут торпеды в авианосцы или нет, не столь важно, добьем бомбами, а вот линкор, у которого, в отличие от авианосца, и с бронёй, и с противоторпедной защитой всё в порядке, надо было бить наверняка. И получил в итоге Минаков звание Героя Советского Союза – заслужил! Хотя, повторюсь, что ему топмачтовые атаки не нравились совершенно.
Наконец, третьей фазой операции по авианосцам и оставшимся кораблям эскорта наносит удар полк Хе-177. Считалось, что к этому времени зенитный огонь японских кораблей будет ослаблен, а полученные повреждения помешают уклоняться от управляемых бомб. И если противник еще останется боеспособен, то наступала четвертая фаза, в реальности оставшаяся за кадром, удар резерва, полка До-217 (носителей УАБ) под прикрытием ещё одного полка истребителей.
Также не стали чрезмерно увеличивать количество ударных самолётов – качество лучше и важнее количества. Хотели сначала задействовать два пикировочных полка, но затем ограничились одним (зато каким! 12-й гвардейский, это легенда! Самураи хвалились, что их перл-харборские ударники добивались эскадрильей девяти попаданий из девяти, в корабль-цель «Сетсу», бывший линкор. А те же девять попаданий в круг диаметром пятнадцать метров не хотите?). Так что Раков сам сказал, эти справятся за двоих! И решили число пикировщиков сократить, а «бостонов» увеличить.
Причем был предусмотрен даже такой момент, как отдельное «киносъемочное» звено. Три До-217 не несли никакой боевой нагрузки, но в носовой турели пулемет был заменен кинокамерой на амортизированном станке. Так как это сильно снижало оборонительные возможности, то им единственным Раков выделил персональную охрану, по звену истребителей на каждого (хватило бы и пары, но – «головой отвечаете, чтобы с товарищами ничего не случилось»). Причем старшим из операторов был Владислав Владиславович Микоша, я тогда с ним знаком не был, а черноморцы с ним с уважением здоровались – после и я проникся, биографию его узнав. Как мне сказали по секрету, он в Харбинском десанте был, – а теперь и на нашу операцию сам вызвался, добровольно. И кадры, снятые им и его напарниками, в том сражении, сейчас широко известны, во многие документальные и даже художественные фильмы вошли!
