"Ты не можешь сжечь этот лес", - сказал он ей.
"Я могу и сделаю это, я освобожу всех, кто заблудился в нем", - гордо ответила принцесса.
"Ты ошибаешься", - лукаво улыбнулся заяц. - "Лес больше, чем кажется. Ты лишь разбросаешь, преградив дороги, сухие ветки и вековые корни, и люди задохнутся в дыму, не имея возможности спастись".
Принцесса поняла, что заяц прав. Невозможно уничтожить лес, не причинив вреда тем, кто в нем живет.
"Но я хочу помочь им. Как же мне это сделать?" - растерялась принцесса.
"Они не выйдут из леса, пока сами не захотят этого, не захотят так сильно, как захотела этого ты, - ответил ей заяц. - Им хорошо в лесу, он укрывает их от непогоды, дает им пропитание. Все, что ты можешь сделать для них, - это осторожно согревать их сердца надеждой на то, что однажды деревья расступятся, и они увидят солнце".
"Я буду звать их к себе", - ободрилась принцесса.
"И они возненавидят тебя", - пристально посмотрел на нее кролик.
"Почему?" - совсем запуталась принцесса.
"Разве ты не понимаешь? - прищурился кролик. - Ты, пожертвовавшая всем, чтобы стать солнцем?"
"Значит, они никогда не выйдут из леса, - опустила голову принцесса. - Я не буду им лгать".
"Тогда они найдут другое солнце и будут поклоняться ему. А ты превратишься в холодную звезду".
"Я могу вернуться в лес?" - прошептала принцесса.
"Попробуй, - сузил свои раскосые глаза заяц. - Они нарекут тебя божеством, а потом принесут в жертву собственным страхам".
"Все потому, что я больше не одна из них?"
"Все потому, что ты никогда не была одной из них".
Принцесса опустилась на опушку леса и поняла, что вокруг нее абсолютная, непреодолимая, не наполняемая пустота. Эта пустота была той свободой, которую она так желала, она была тем пространством, которое раньше заполнял страх. Она не была привязана ни к кому и ни к чему. Потому что она никогда не была одной из них. Стоило подняться так высоко, чтобы понять, что за пределами леса никогда ничего не существовало. Маленькая принцесса выдохнула и побрела в сторону могучих деревьев. Она сможет отстоять свою сущность и сможет согреть тех, кто этого захочет. Вера и дух борьбы стали медленно заполнять пустоту.
***
***
Несколько часов тревожного сна, свернувшись в кресле. Несколько часов кошмара. Утро, которого они так ждали, никак не наступало. Четыре часа, пять, шесть. Рассвет на этот декабрьский день был явно не запланирован. Солнце не показалось ни в семь, ни в восемь. В девять пошел мокрый серый снег. В десять он превратился в метель. В одиннадцать Лика не выдержала и предложила что-нибудь поесть. Быстрый завтрак и постепенно утихающая вьюга. В двенадцать Вероника открыла глаза.
Ее лицо без макияжа было по-особенному красивым. В нем не было той жесткой самоуверенности и манящего превосходства, подчеркнутого косметикой. Наоборот, черты лица были на удивление мягкими и нежными. Из надменной обольстительницы эры 50-х она превратилась в романтичную скромницу эпохи раннего ренессанса.
"Неожиданно", - подумала Лика, не в силах оторвать взгляд от лица Вероники, теперь так не похожей на себя саму.
Пока Доминик расспрашивал больную о самочувствии, которое к радости всех троих заметно улучшилось, и рассказывал об Агнии, Лика молча рассматривала обстановку в комнате. Ей показалось, что здесь тоже что-то изменилось. Может быть, стало чуть-чуть уютнее, может быть, чуть-чуть светлее, а, возможно, просто закончилась метель. Лика подошла к окну. Свинцовые тучи все еще висели над домами, давая понять, что передышка будет недолгой. Все это только первая зимняя буря после постоянно дразнящего снега. Вот сейчас тучи повисят немного, притихнув, наберутся сил, а потом разразятся воем и свистом, да так, что не будет от них спасения.
- Ты там привидение увидела? - Лика вздрогнула. Голос Вероники был еще слабый, но уже полный иронии. Наверно, она звала ее и не могла дозваться. В комнате они были вдвоем.
Лика медленно подошла к кровати. За время, пока она преодолевала расстояние в несколько шагов, на нее со штормовой силой обрушилось осознание того, что Вероника пострадала по ее вине. И дело даже не в браслете. Дело в том, что они с Домиником втянули ее во всю эту историю. А теперь еще и Агнию. Да и с Марией что-то явно не то. Сколько еще невинных жертв будет из-за нее, из-за Лики? Стоит ли та пойманная душа всех этих жертв? Стоит ли их Лика?
Вероника внимательно разглядывала лицо девочки. Наконец, она уставилась взглядом куда-то в потолок и начала говорить. Словно сама с собой. Без злобы. Без иронии.
- Я лежала и думала, пока не заснула или потеряла сознание, не знаю, я думала, почему эта девочка достойна того, чтобы я отдала за нее свою жизнь.
Лика поежилась. В горле застрял комок, на глаза навернулись слезы. Она изо всей силы обхватила себя руками, крепко прижала к предплечью шрамированное запястье.
- Ты хороший человек, - не спеша продолжала Вероника. - Наверно, лучше, чем я, - добавила она после паузы. - Ты - это ты, ты настоящая. Тебя пинают, а тебе все равно. Ты даже не пытаешься уйти от удара.
Лика стояла молча и почти не дыша. Вряд ли она могла согласиться с тем, что говорила о ней Вероника, но возражать было очень плохой идеей.
Внезапно Вероника оторвалась от потолка и уставилась своими насыщенно-фиалковыми глазами на Лику. Оценивающий взгляд скользил по девочке как лезвие резчика по дереву, оглядывающему со всех сторон свою работу - "что бы еще подправить?"
- Тебе можно позавидовать, Лика, - негромко сказала Вероника, чуть заметно улыбаясь.
Брови девочки самопроизвольно поползли вверх. То, что ей, Лике, можно было в чем-то позавидовать, казалось абсолютным бредом.
- Может быть, когда-нибудь ты меня поймешь, - снова улыбнулась Вероника, и в этой светлой улыбке не было ни капли иронии. Кто бы мог подумать, что она так умеет. - Но, но, - повысила голос девушка, и в ее глазах заиграли знакомые хитрые искорки, - я не согласна отдавать свою жизнь за твою. Уж извини. - После напряженного молчания, во время которого Лика молча переминалась с ноги на ногу, огоньки погасли. - Дело не в тебе и не во мне, - как-то грустно добавила Вероника. - Так просто не должно быть. Не должно.
Лика по-прежнему стояла в позе каменного изваяния, не решаясь хоть как-либо выразить свое мнение в отношении монолога. Ей было стыдно, грустно, больно и любопытно. Но расспрашивать снова рассматривающую потолок Веронику о причинах, послуживших основанием для таких выводов, в частности вывода о том, что Лика по каким-то параметрам лучше Вероники, было бы совсем некстати.
К счастью, из кухни появился Доминик. В его руках был поднос, на котором стояло две тарелки. Из одной шел легкий дымок и запах чего-то не по-настоящему мясного. Как оказалось, это был бульон, приготовленный из найденных в холодильнике пельменей. На второй тарелке лежал бутерброд. Не самая подходящая еда для ослабленного болезнью человека, но ни Лика, ни Вероника ничего не сказали. Девушка с благодарностью взяла теплую тарелку и немного отпила из нее. Лике хотелось верить, что бутерброд был вкуснее, чем импровизированный бульон.
Когда Доминик, наконец, понес поднос обратно на кухню, Лика не выдержала. Вопрос, мучавший ее всю ночь, должен был быть заданным прямо сейчас, вынести еще сутки, не зная ответа, девочка бы не смогла.
Лика осторожно взяла газету со стола и положила ее перед сидящей на постели Вероникой.
- Ты знаешь его? - На странице была только одна фотография, достаточно большая и четкая, чтобы не было возможности ошибиться.
Казалось, особого удивления вопрос у Вероники не вызвал.
- Один музыкант, - бросила она сухо. - Хочешь познакомиться? - Нет, огоньки не зажглись. Только что-то такое, похожее на боль, а, может быть, Лике просто показалось.
