Я проводил щетинистую спину пристальным взглядом, тролль вздрогнул, заозирался. Я отшатнулся, ветки сомкнулись перед глазами, но успел заметить: на груди тролля зеленоватая искорка, какой-то камень, кулон!

Низина для лагеря круглая, будто великан припечатал гигантской пяткой. В свежей яме дрова для костра, поверху еловый лапник – фильтровать дым. Роуди наклонился и вытянул над кострищем руку, от широкой ладони волны жара, но лесные валежины лишь слабо парят. Я торопливо скользнул по склону.

– Стой! Унюхает!

– Нашёл, это кто, тролль? – спросил Роуди, отступив на шаг.

– Похож на болотного. Не из горных точно: меха нет. Пластин брони, как у огра, тоже. Побрёл на охоту. Погоди с огнём! К вечеру вернётся, спать ляжет, тогда и ужин. Пока сидим тихо.

Гном недовольно устроился на трухлявом бревне, спрятал оберег в карман, в руках жбан из горки припасов. Пенная струя хлынула в глотку, борода ловит заблудшие капли, те прячутся в буйстве рыжеватых волос.

– Надо было Хольстеру идти, задержал бы заклинанием Пут.

– Нельзя, до утра магии не хватит, развеется, – ответил я, садясь напротив. – Кстати, он где?

– Ушёл разведать. Надеюсь, не встретятся! – усмехнулся гном, в глазах озорные огоньки.

– Если что, услышим, – поддержал я со смешком. – Не пойму, как тролль сюда явился, от болот топать и топать через населённые земли.

– Может, изгой, выгнали? – предположил Роуди равнодушно. – Какая разница, всё тебе допытывать надо. Наше дело простое, колдануть Путы и ждать рыцарей. – Роуди помедлил, спросил с хитрецой: – Правду говорят, Фитц прочит тебя на своё место?

– С чего взял? – насторожился я.

– Как с чего, слухи давно ходят. Во дворце недовольство, поговаривают, зачем колдун нужен, какой с него прок? Сам заметил, поди, амулеты слабеют, про обереги вообще молчу. Иссяк наш Мастер!

– Или магия иссякла. Но при чём здесь я? Я не умею того, что может Фитц.

– Не ты ли все окрестности излазил? Мастер начинал так же.

– И нашёл свой источник магии? – предположил я. – Но я не нашёл.

– Про сундучок твой все знают, кабы не хитроумный замок, разграбили давно сокровища! – проговорил гном недоверчиво.

– Нечего там искать, пара настоек, и всё. Просто не люблю, когда в мои вещи лезут, – сказал я раздражённо, вот ведь гномий упрямец!

Роуди подобрался, голос тихий, почти шёпот.

– Искать не надо, у Мастера могучий амулет есть, точно знаю! Только не даётся ему уже. Или иссяк. Но нам – хватит!

– В заговор вербуешь? – спросил я шутливо, но по коже мороз. – Мастер жив и здоров, трудности, уверен, временные.

– Да не, ты что?! – сказал Роуди, отшатнувшись. – Это я так, шуткую… Если что – не забывай старого приятеля!

Гном порылся в горке припасов и принялся увлечённо глодать куриную ногу.

– У меня дело. Будьте здесь до утра, вернусь поздно. Или рано, – скомандовал я. Роуди подавился, закашлял, прикрыв рот широкой ладонью.

– Постой, мне тоже надо, э-э, в деревню, – забеспокоился Роуди.

– Хорошо. Дождись Хольстера, пусть на ночь ещё раз проверит овражек. Только тихо там, не спугните!

– Ты сам куда?

– Хольстер прав: нужно похоронить пасечника.

Я подхватил плащ и зашагал уверенно в сторону деревни.

Солнце к закату, висит приплюснутым красным шаром. Разлапистые тени деревьев сплетают пальцы в сплошную черноту. Я порядком заплутал. Наконец, заимка, встречает фырканьем, кони копытят землю и косят нехорошим глазом на тугие бока товарищей, норовят ухватить зубами. Конячьи губы обиженно обшарили пустую ладонь. Я огляделся, но сена пасечник не держит – дикое поле рядом.

– Ладно, мёда дам. Смотрите, не привыкайте! – сказал я, похлопывая жеребца по боку.

Прошёлся вдоль колод, пчёлы перетрудились за день и сидят тихо, только дальняя колода вяло жужжит. Из длинной щели слабо сияет, пчёлы вылетают на миг и обратно. Я залез в дупло колоды по локоть, пальцы нащупали липкий прохладный металл. В ладони небольшая медная пластина, в центре мутный камень сочится зелёным дымком, ядовито-ярким в тусклых сумерках. Выбросил безделушку и, заранее вдохнув, повёл лошадь Хольстера в сарай.

К деревне домчались мигом, лошадь рвёт поводья и обгоняет моего жеребца, лишь бы сбежать из-под страшного груза. Жители не спят против сельского обыкновения, бродят взбудораженные от дома к дому. Заметили издали и обступили. Давешний староста показался из дома, сразу понял, крестится на покойника. Следом вышел бугай, точная копия, но моложе, подошёл к вдове и давай в дом уводить под руки.

– Вот баба, говорил, доведёт муженька до ручки! – провозгласил староста, оглянулся, ища поддержки. Люди молча отводят взгляд, один крестьянин в летах сплюнул зло, но украдкой.

– Ты! – сказал я, пальцем указываю на несогласного. – Вижу, есть что сказать. Не бойся. Слушайте все! Я здесь от имени принца Джетсета!

Народ зашумел, крестьянин помялся, махнул рукой – была не была!

– Брешет староста, дружно они жили. Это егойный сынок, понимаешь, к Берамовой жинке приставал. А теперь, как ладно устроилось!

Староста побагровел, брызнул слюной.

– Враньё, не ты ли с Берамом клин на дальнем поле не поделил?! Что ни праздник, морды бьёте!

– Верно! Верно говорит! – прилетели голоса, не пойми про кого. Бугай выскочил на шум, набычился, прёт на толпу, маленькая голова со скошенным лбом втянулась как у черепахи, под защиту широких плеч, руки, с ладонями размером со штык лопаты, в стороны. Из домов бегут крепкие парни, кто на чьей стороне, вот первому засветили в ухо.

Я поморщился и подал коня назад, делаю знак старосте. Мы встали подальше от молодецкой драки.

– Всё ясно с вами. Скажите только, видали кого чужого? За день-два как тролль объявился?

Пятерня поскребла седые кудри, развитые брови с толстыми, как червячки, белёсыми волосками сошлись на переносице. Спустя миг старик просиял.

– Точно, было! Малой прибегал, трещал, да не поверил никто. Где видано, чтоб человек с эльфом под ручку ходили!

Драка тем временем утихла. Страх последних дней вспыхнул короткой яростью, но быстро иссяк: деревенские выплюнули застарелые обиды, как часто бывает, вместе с зубами.

Я оставил Малые Силки вытирать кровь с разбитых рож и хоронить мертвеца.

Деревянный замок щитового рыцаря – одно название, в скудных развалинах коня привязать не к чему. Сгорело всё. От конюшни ржавой подковы не осталось, от башни уцелел подвал. Я бросил поводья, жеребец только рад, под копытами буйство сочной травы.

Вход в подвал опрометчиво заплёл паук, сидит в центре как страж, лапки на сигнальных нитях. Я присмотрелся к рисунку, тот не привычной спиралью, а хаотичными зигзагами. Паук оброс жёстким панцирем, мягкое брюшко в хитиновой броне, не паук, а рыцарь!

Сэр паук отправился пытать счастья в траве, я брезгливо, одними когтями сорвал паутину. Дюжина ступеней ведёт в подвал, после яркого дня спускаюсь на ощупь. Пара шагов в сторону, и подошва хрустнула веткой, я нашарил на холодном камне пола запас хвороста, какие-то тряпки. Несколько движений, и в руке вполне приличный факел. Правая ладонь легла на рифлёную рукоять кинжала, в глубине кристалла, что в навершии, слабо мерцает. Я милостиво позволил огоньку поживиться. Вспыхнуло слепяще белым, и сразу занялась тряпка – оранжевым с копотью.

Дрожащее пламя высвечивает истёртые ступени, тьма отступила до стен, лишь застарелое пятно костра на полу противится натиску. Сводчатый подвал пуст. Иду вдоль стен, в правом углу детский тайничок: куклы из соломы, перевязаны яркой нитью, цветные осколки стекла. Факел всюду горит ровно, только над остатками ростовой бочки – такую дружине на месяц – стреляет синими сполохами. Зверьё натаскало мелкий мусор, но сквозь пучки травы и кости видны следы. Шаркнул пару раз ногой подле бочки. Так и есть, царапины! Глубокие, словно бочку часто двигали. К стене привалилось дубовое дно, большое, как щит горного великана. Отвалил с грохотом, за ним ничего, блоки сидят дружно, лезвие ножа не всунуть.