- Заплатка на голове после того случая?

- Нет, тогда только ногу сломал. Кость на болтах. А заплатка - та со школы еще. Тоже одному заехал, да директор откуда-то увидал. Схватил за ухо, завел в помещение, в котором стояло четыре стула, одним из которых и ударил по голове.

- Трудное у тебя было отрочество.

- Трудное. Да и юность не легче. Да и сейчас. А за гробом, вероятно, нас ждут новые сюрпризы судьбы.

Он поморщился и взялся за правый бок. Печень, что ль его беспокоит?

- Беспокоит? Да она бесит меня. В общем, сам видишь: кость на болтах, черепица титановая, печень скручена параличом, и вообще - нет такого места на мне, по которому бы не били. Сквозная от выстрела, в глазах двоится от сотрясений, да приближается старость со скоростью шестьдесят минут в час.

- Ты еще вполне бодр, - сказал я.

- Вчерашняя схватка очень меня огорчила. Ты ж меня едва не одолел. Меня! Кто? Искусственный румын! Так что сам видишь, реинкарнация мне крайне необходима. - Он впервые прямо заявил о том, о чем мы с Рафиком только догадки строили. - Чтоб и дальше земные сроки наматывать. Да и с позиции здравого страха за жизнь неплохо иметь себя в двух экземплярах. Я давно что-то подобное предполагал. Насчет смены себя. Вернее, замены носителя. Подготовить себе, типа - резерв. Перетащить в новое тело свой внутренний мир - неотъемлемый, имманентный, - запросто произнес он. - И тут про Муслюма в виде анекдота мне преподносят. Я носом повел. Осторожненько все выяснил. Однако дело беспрецедентное, насколько я понял в меру своей учености. Может непредвиденное произойти. Вот я и решил, что лучше этот процесс разбить на два этапа. Первым этапом пойдешь ты, вторым - я, а на пересылке встретимся.

Из спортзала мы переместились на кухню, из кухни в сад.

- А что с тобой делать, да еще после этих всех откровений - вот вопрос, - продолжал Витя, подтверждая наши с Рафиком худшие опасения. - Не оставлять же в живых, сам посуди.

- А может... - забеспокоился я, - как-то иначе. Не обязательно убивать?

- Не отменять же задуманное. Я уж и организм себе подобрал - атлетического телосложения. Это в царстве разума размер не имеет значения. Мы ж пока в другом царстве живем. Небезразлично, в какой форме хранить свое содержимое.

- Может, я эмигрирую куда-нибудь? По-тихому.

- Есть другой вариант. Будешь у меня в подвале гнить. Сожалея о своей несвежести.

Что-то у них со Светкой чуть что - сразу в подвал.

Ближе к обеду у Вити выработался некий план. Пока что в виде предположений.

- Есть у меня корефан, Овир, - сказал он. - Ликвидировать его, что ли? А что? - продолжал он оживленно. - На меня не подумают: наши интересы не пересекаются. На тебя - тем более. Тем более, - повторил он, - что к тому времени, как они думать начнут, ты будешь совсем мертв.

Об Овире я был наслышан. Без него в нашем городе ни одну визу на тот свет не выписывали.

- Чем тебе Овир не угодил? - спросил я.

- Да в общем-то угодил.

- Тогда зачем?

- Да так... Интересно, как жизнь после этого обернется.

Я его понял: пресловутая тяга к перемене участи даже на воле покоя нам не дает.

- Сделаем из тебя мину: обложим взрывчаткой, подпустим поближе и взорвем. Будешь этот... хасид. То есть, шахид, конечно. Ничем не рискуешь. Вернешься к своему обычному нормальному состоянию - и всё.

- Может как-нибудь без взрывчатки? - уныло возражал я. - Пистолет или ружье с оптикой.

- Взрывчатка, она брат... Миг - и жизнь вдребезги. Так, что ошметков не соберешь. Не люблю похорон в открытом гробу. У меня некрофобия.

- И все таки как-то бессовестно получается.

- Ты, рома, не умничай. В школе, конечно, нам говорили: это нехорошо, то плохо. Но с тех пор много чего утекло: воды, крови. Мир изменился. Я тоже другой стал. А где совесть была - там крыла выросли.

Что ж, не он один претерпел такие этические мутации.

- Ну а как же... А как же Дробота, что спасет мир? - прибег я к последнему аргументу.

- Мир! А причем тут ты? - И добавил для смеху. - В утешение могу сказать следующее: обещаю свою новую жизнь прожить иначе. Не брать от нее лишнего. Никого без надобности не обижать. Не посягать на чужую жизнь и другие либеральные ценности.

Пили мы, очевидно, до позднего вечера - с перерывами на аперитив. Конец всего этого я не помню. Ни в той, ни в другой голове не запечатлелся конец. Следующей визуальной картинкой был балкон. Влажный, как всегда по утрам, газон. Небо, неубранное после вчерашнего.

Помню, снился под утро сон.

- Я тебе даже две визы выпишу, - говорил Овир, лично вешая на меня тяжелый пояс. - Главное - сделать хорошую мину. А хорошая мина при даже плохой игре разнесет эту игру вдребезги.

Не исключено, что между этими двумя одинаковыми умами тоже существует нечто вроде спутанного состояния, думал я, глядя с балкона, как Витя отъезжает на своем БМВ. И оппонент, сочтя Витины думки для себя опасными, мог бы сработать на опережение. А если нет, то телефон Овира наверняка имелся в Витином мобильнике. Выяснить этот номер, позвонить, предупредить? Переиграть ситуацию?

Тут без стука распахнулась дверь, вошел Витя, сказал:

- Ну что, пора от страшных снов перейти к делу. Знаешь, я тут и повод для убийства подобрал: разногласия в вопросах модернизации экономики. Это сейчас самый модный мотив.

Тут я опять проснулся, и вообще в течение дня засыпал и просыпался множество раз, удивляясь сонливости. Вялость, которую я приписал похмелью, угнетала меня. И безразличие, едва ль не покорность судьбе. То же самое происходило со мной в тюрьме, и бесконечные перезагрузки до того замутили мой ум, что я уже не понимал, кто я и где нахожусь.

- Надо что-то решать, - бормотал-беспокоился Рафик, бегая меж наших двух шконок. - Убьет твою копию этот бандит. Мне ж ее надо понаблюдать обязательно. Мне ж еще почти полгода пыхтеть.

- Ты ж сам сказал, что первым делом он от оригинала избавится.

- И то правда, - сказал он и несколько успокоился.

Я заметил, что в своей эгоистической увлеченности экспериментом он мне не очень сопереживал. А самое удивительное, что и сам я сопереживать нам обоим не торопился. Ни себе, ни совладельцу моей личности на воле - если волей можно назвать периметр Витиного участка.

Витя, очевидно, уже пожалел, что по пьянке со мной разоткровенничался. Вечером он сказал:

- Убивать, действительно - не то что жалко, но как-то нерационально. Я сейчас как раз думаю над тем, как тебя рационально использовать. Может Михалковых с Кончаловскими забашлять, чтоб кино про тебя сняли?

- Надо было сначала с намерениями определиться, а уж потом проект затевать, - сказал я безжизненно.

- Не люблю загадывать, - сказал Витя. - Загадывай, потом отгадывай, почему все не так.

Документы, друзья, деньги - все это в городе у меня было. К сожалению - на другое лицо. Если бежать, то бежать надо в двух экземплярах. Иначе не имеет смысла побег. Не оставлять же в заложниках часть своего "я". Но если уйти от Вити не составляло труда, то о побеге из заключения не стоило даже думать. Да и воли на свершение подобных действий у меня вдруг не стало. Я опять задремал.

- Сомлел, - то ли приснился, то ли донесся сквозь сон Витин голос. - Ешь витамины, бегун.

Приступы моей абулии не укрылись от Рафика.

- Возможно, что двойники не обладают полной самостоятельностью, - теоретизировал он. - Что они ограничивают друг друга в степенях свободы. То есть воля одного тормозит волю другого. Как ты думаешь? А?

Он тут же позвонил Вите.

- Надо их на одном поле свести, - сказал он. - Для чистоты эксперимента.

Потом выслушал Витины возражения.

- Если что, - заверил его Рафик, - обратно-то сесть всегда можно. Тут важно знать: как они со своим двойником встретятся? Как прореагируют друг на друга? Как себя поведут?

Витя что-то ему ответил.