Глава седьмая. Комсомольск

Время Комсомольска на восемь часов опережало привычное для нашего героя поясное время, поэтому акклиматизация явно была необходима. После обеда состоялось знакомство с заводом, который по своим функциональным делам чем-то напоминал северодвинский СМП, но по мощности значительно ему уступал. Для нашего героя это не было открытием. Он знал, что если СМП за один год в период своего рассвета за выпускал четыре стратегических лодки то ЗЛК Комсомольска ровно в четыре раза меньше. Сам город по своему начальному проекту сильно напоминал начальный Северодвинск. Строили их параллельно в одно и тоже время. И основные строители конечно и там и тут были заключенные. И если Северодвинск в дальнейшем вроде бы несколько дистанцировался от своего прошлого, и много квалифицированных кадров город получил от Ленинграда, то Комсомольск на Амуре фактически так и остался городом, население которого в значительной степени составляли на период знакомства с ним нашего героя уголовники или бывшие или те, которые после отсидки значительного срока еще несколько лет не имели право покидать эти места. Вокруг города были действующие зоны для заключенных. Сам народ был вроде бы и не плохой, но со своими специфическими традициями Познакомился наш герой и с проектом лодки, на которой им предстояло работать. Помнится на какой-то северной базе к ним подошли военные и попросили помочь и посмотреть вышедшее из строя оборудование на торпедной лодке, которая вместе с несколькими такими же как и она базировались на этой базе рядом с новенькими стратегическими лодками, только что сделанными в Северодвинске. Когда наш герой еще с одним регулировщиком спустились по тесному трапу в центральный пост этой лодки, то он поскользнулся и чуть ли не растянулся на пролитом и не убранном машинном масле сразу под трапом в центральном посту. Все было очень тесно и достаточно убого. Они посмотрели на аппаратуру лодки, и та тоже была на уровне каких-то приборов на кафедрах его институтской жизни. Он уже точно не помнил, но что-то в штурманской они починили путем обычной прозвонки тестром. Нынешняя торпедная лодка была намного крупнее той старого проекта и просторнее, хотя намного теснее, чем ракетоносцы. Еще сразу бросилось в глаза, что ЦП вместе с е приборами нашего героя находился во в отсеке смежным с реакторным, в то время как на стратегах реактор находился через три четыре отсека от их аппаратуры. Что еще сразу бросилось в глаза, так это гораздо более низкое качество всех работ на Комсомольской лодке по сравнению с Северодвинскими. Было сразу видно, что рабочая культура Комсомольских рабочих гораздо ниже Северодвинских. Сварочные швы, укладка различных трубопроводов, всевозможные бандажи на лодках Северодвинска были намного изящнее чем на Комсомольских. Но сам проект представлял из себя очень хорошей формы корпус, за что лодка этого проекта у американцев получила кликуху черный принц. Наш герой смутно помнил, что на начальном этапе Северодвинск казался ему достаточно мрачным городом. Затем по сравнению с северными базами базирования лодок он казался уже совсем красавцем. Так и Комсомольск по первым впечатлениям выглядел довольно мрачновато. Что еще сразу бросилось в глаза, так это большое количество разной рыбы. Ее продавали прямо на улицах из бочек. Горбуша соленая стоила чуть дороже десятка яиц. В столовых тоже много было красной рыбы. Наш герой с Наташей взяли по второму с жаренной красной рыбой и убедились, что по вкусу она была достаточно суховатой и явно уступала северодвинской треске приготовленной с соусом по-польски. Кажется в первый же день приезда вездесущий Миша, который прилетел в Комсомольск пораньше, чем они, пригласил нашего героя к своим очередным новым друзьям на какой-то буксир, который был пришвартован у причалов завода ЗЛК. Там их под их шило угостили струганиной- свежемороженной то ли осетриной, то ли калугой. Рыбу достали прямо из морозильника. Наверное, она была с какими-то специями. Наш герой впервые в жизни ел сыромороженную рыбу. Но было довольно вкусно. И напоследок он купил у мореманов литровую банку совсем свежезасоленной красной кетовой икры за цену раз в десять-двадцать дешевле чем у них на Юге. Икра было вроде отмазки для Наташи,которая без особого восторга встретила, как она считала, сильно задержавшегося мужа да еще слегка поддатого. Она сильно нервничала, так как они оставили сына одного в номере. Когда супруги вернулись в гостиницу, которая находилась в пяти минутах хода от проходной завода, то застали своего трехлетнего сына, моющего пол в номере шваброй, которую он вместе с ведром и тряпкой обнаружил в туалете. Воды на полу было предостаточно, но жалоб от нижних соседей не поступило. Наташа схватила ребенка на руки так, как будто она рассталась с ним год назад. Усадила за стол. Поставила перед ним литровую банку икры и дала столовую ложку. Сын набрал полный рот икры, пожевал ее, а затем смачно плюнул ей в сторону занавесок. Вся замечательная икра плотным рисунком повисла на них, и нашему герою стало почему-то смешно. Еще в Комсомольске они впервые столкнулись фактически с сухим или почти сухим законом. В городе была строго ограничена продажа спиртных напитков. Штучные отделы начинали работать в одиннадцать утра по местному времени. За спиртным выстраивались громадные очереди. Фактически в одиннадцать вся жизнь в городе замирала. Заводы и фабрики приостанавливали свою работу, и народ выстраивался в очередь за спиртным. Бывало, что штучный открывался без товара под страшную ругань собравшихся покупателей. Здесь впервые южане увидели зарешетчатые кассы, и прилавки в решетках, через которые продавцы просовывали покупателям бутылки донышком вперед. Увидели, как толпа раскачивала и бросала на головы очереди своего гонца, и тот по головам полз к желаемой кассе. Говорили, что сухой закон был изобретением местных властей. До горбачевского антиалкогольного указа было еще несколько лет, и любой нормальный человек мог на примере Комсомольска посмотреть к чему он должен был привести. Говорили, что отца этого закона в городе где-то подкараулили и жестоко избили чуть ли ни до смерти. И он много месяцев провалялся в больнице. Но закон остался в силе. Максимум часа через два после своего открытия штучные стояли без спиртного, и народ выжрав сразу, что купил, а давали по две бутылки в одни руки , возвращался к работе. Чаше всего привозили стрелецкую водку с крепостью около тридцати градусов или какое-то вино-бормотуху Видимо расчет был на то, чтобы даже после двух бутылок на рыло, народ мог бы еще держаться на ногах. Стрелецкую народ окрестил мужиком с тяпкой. Водка была довольно редко и крайне низкого качества. Буквы на этикетке прыгали, и в народе она звалась коленвалом. По сравнению с ней, их высоко очищенный гидролизный спирт представлялся нежным божественным нектаром. Благо, что на протирку Омнибуса его требовалось не меньше, чем на протирку Алмаза. А так как кроме двух главных основных занятий пьянки и мордобоя, у местного населения были еще охота и рыбалка, то их спирт, естественно, был в очень высокой цене. Но до обменных операций шило на мыло было сейчас не с руки. Нужно было пахать и пахать. Работы было столько, что наш герой даже не припомнит как им удалось решить проблему сына. Все это легло на Наташины плечи. Кажется ей удалось пробить ему место в детском саду около гостиницы, и она водила его туда перед работой. Причем до нее, никому ни из какого города, включая начальников сдаточных баз, этого не удавалось. Да ее таланту находить контакты с людьми любого ранга мог позавидовать кто угодно. Обстановка вокруг Омнибуса была сверх ажиотажной. Ничего толком на уровне всей системы не работало, стыковки со смежниками ,получающими из Омнибуса и выдающими информацию в Омнибус практически были не возможны. Нервотрепки хватало у всех. Миша уже перестал быть похожим на супер демократа, думающего о том как сделать чтобы людям из его бригады жилось хоть чуточку лучше и сытнее, чем людям из других бригад. Все чаще он начинал срываться на своих регулировщиков. Видно было невооруженным глазом, что жох за возможную предстоящую расплату, как ответственного сдатчика изделия у него с каждым днем рос. Как-то он признался нашему герою, что он заметил, что у него стали произвольно подрагивать не только руки, но и нижние конечности. Регулировка шла в основном на автономном уровне приборов. При этом каждый день приходили чуть ли ни тонны макулатуры в виде различных доработок. Ходил избитый анекдот, что когда американским шпионам удалось украсть совершенно секретные чертежи советской новейшей атомной подводной лодки, то они решили по ним ее построить . После долгих мытарств они построили не лодку а паровоз. Когда они с удивлением спросили у русского предателя перебежчика в чем тут дело, то тот объяснил своим новым хозяевам, что к этим чертежам еще нужно было украсть два вагона с документацией доработок. Для Омнибуса этот анекдот был в то время чистой правдой жизни. В условиях тесноты лодки монтажницам иногда приходилось висеть вниз головой, чтобы добраться до нужных плат и разъемов. Не успевали в таких условиях сделать одни доработки, как буквально через несколько дней приходили другие, которые полностью или частично отменяли только что сделанные. Короче всем, кто что-то мог реально делать, работы было с избытком. Основные же регулировщики, которые отвечали за свою группу приборов, торчали на лодке с самого утра до самого вечера. Мало того, что Омнибус не работал как целостная система, но и каждой групп приборов своих внутренних проблем было предостаточно. И если, как мы уже говорили, основные микросхемы были достаточно надежны, то сами блоки, в состав которых входило 8 унифицированных или слабо унифицированных ячеек, каждая из которых содержала до полусотни этих разных по типу микросхем, были крайне не надежны. Только блоки первоначальной главной вычислительной машины, с которой начался Омнибус, практически не выходили из строя. Они были двухсторонними , печатный монтаж на них был виден по всей длине и ширине блока с обеих сторон, был качественным. Все практически остальные блоки, как приборные, так и исторически ставшей главной второй вычислительной в линейке машины, были многослойные. На них печатный монтаж, как в многослойном пироге прятался под слоями гетинакса. При плохой вентиляции на лодке, а довольно часто и даже при нормальной вентиляции слои монтажа коробились и печать или обрывалась, или что еще было намного хуже один слой печати начинал в каком-то месте или местах садиться друг на друга. При этом возникали неисправности, которые логически было часто довольно трудно себе представлять. Мало того, что сама по себе техника была очень не простой, а даже самые толковые регулировщики еще очень зеленые в ее регулировке, то такого рода неисправности вычислять было очень не просто. Единственным выходом в том случае, если был обрыв, было уже верхом тонким проводом МГТФ бросать новую одну а иногда и несколько связей и между платами и между платами и ножками микросхем. Если было замыкание, то вначале вычислялись связи, которые сели друг на друга. Затем монтажница острым скальпелем перерезала металлизацию и наконец как и при обрывах верхом бросала новые связи. Которые потом лаком или бандажом притягивались или приклеивались к ячейкам блока. И постепенно блок начинал обрастать десятками таких брошенных поверху связями. Наташа делала это все виртуозно. И сбить с подложки микросхему с отпаянными ножками, которых было от полутора до двух десятков. Затем зачистить эту же площадку и распаять на ней новую микросхему залакировать ее и отформовать ее ножки, чтобы все выглядело как при пайке в заводских условиях автоматом, все эти операции у нее получались легко и изящно.Наш герой ни раз слышал восхищенные возгласы регулировщиков, рассматривающих отремонтированный ею свой блок, что это мол надо ни чем не отличается от автоматной пайки. Были и откровенно слабые схемные решения при которых поставленные в схему соответствующие радиоэлементы могли работать не больше нескольких десятков часов, а затем выходили из строя и требовали замены. И это было не на опытных образцах, о на серийных приборах системы, которая официально уже было запущена в серию второй или третий год. У нашего героя на сто первом были такими оптроны, которые участвовали в подсветке транспарантов красного цвета. Достаточно было раз пять шесть подряд включить и выключить питание прибора, как эти, отнюдь не дешевые радио элементы, выходили из строя. При этом на сто первом загорался тревожный транспарант, пугающий экипаж что на его лодку идет вражеская торпеда или что лодка наскочила на минное поле или еще что-то в этом духе. Конечно, не обязательно было так щелкать питанием, но тогда оптрон выходил из строя не в течении трех минут а после нескольких непрерывных часов работы. И таких и других ляпов у разработчиков было более чем предостаточно. Просто сейчас они решали глобальные вопросы о принципиальной способности Омнибуса быть боевой информационной системой и до таких мелочей у них руки еще, конечно, не доходили. У основных спецов все время было посвящено работе. Лодка еще стояла в цеху. Он в принципе как будто был срисован с Северодвинского полтинника,только в уменьшенных габаритах, и все же нашему герою все казалось в нем не таким и все хуже. И вентиляция на лодке была хуже, и в столовой было гораздо хуже еда. Может он уже к тому времени уже сильно постарел или его разбаловал Палдиски, но романтики и романтического настроения он у себя что-то в Комсомольске не припомнит. Он даже не помнит, как игрался вечером с сыном, а может он попадал домой, когда ребенок был в постели. Все в семье было на Наташе. Она полностью отрабатывала свою смену, потом забирала сына из детского сада, и вечер до прихода мужа с работы проводила вдвоем с сыном. Кажется здесь в свой адрес он упреков от нее не слышал. Но явно и отношения между ними вряд ли находились на своем пике. Работа сжирала все. Приборы были, мягко говоря, сырые. Регулировщики на них были не лучше. Опять приходилось и работать и учиться одновременно. В городе началась путина. Весь народ, который хотя бы как-то мог держаться на ногах выходил на рыбалку на своих лодках. На рыбалке, народа гибло гораздо больше, чем на автомобильных дорогах. Сильно не трезвый рыбак перевешивался через борт своей лодки и выпадал за борт, где он если сразу не шел на дно уже холодной воды, то запутывался в своих же сетях. Так и рассказывали, что часто подплывали к лодке болтающейся без своего хозяина на воде, начинали вытаскивать сети, а в них вместо рыбы или вместе с рыбой доставали и захлебнувшегося хозяина лодки. Трех килограммовая свежая выловленная кета вместе с пол килограммом красной крупной икры можно было приобрести за бутылку водки. Спирт рыбаки у незнакомых людей брали с опаской. Говорили, что в прошлую путину многие погибли от метилового спирта, который в приличном объеме приобрели у каких-то заезжих. Все это регулировщики узнавали от своих собратьев по разуму, которые специально присылались с Юга для заготовок рыбы и икры для начальства. Вскоре лодку вытащили из цеха, и у стенки стало дышать легче. Уже начались пробные запуски реакторов. Теперь, когда реакторный отсек находился прямо за центральным постом, вопроса давать ли Омнибусу кашу не возникало. Они ни только получали кашу, но и индивидуальные дозиметры, которые представляли из себя коробочку со светочувствительной пленкой внутри. Дозиметр после смены сдавался на радио метрическую службу, имел индивидуальный номер для каждого. Утром он опять забирался на службе, крепился большой булавкой к нагрудному карману спецовки, и регулировщик с ним ходил до вечера. Рабочий день в активной зоне должен был не превышать шести часов. Работали они на лодке с зудящим за спиной реактором фактически вдвое больше. Но им говорили, что пока не произошла авария, то доза облучения в сутки во много много раз ниже, чем у пассажиров самолета, перелетевших из Москвы в Хабаровск или в Комсомольск . Кроме работы в ту свою первую командировку в Комсомольск наш герой ничего толком припомнить не мог. Вся жизнь пролетала мимо него как фанера по Амуру. Он даже не помнит, чем занимался его славный напарник по прибору капитан-лейтенант в отставке Женя. Наверное, он был рядом, готовый в самую трудную минуту подставить свое крепкое плечо. Но что под ногами у него на лодке во время работы он не путался- это точно. Может Миша, по согласованию с нашим героем, отправил его на заготовки для членов бригады красной рыбы и икры? Точно наш герой на этот вопрос ответить не мог. Появился еще один регулировщик у него на приборе. Звали его Володя-2 Раньше он вроде бы работал на радио заводе инженером. Был страстным радио любителем. И вроде бы производил впечатление грамотного и не глупого специалиста. Но наш герой не мог припомнить, чтобы этот Вова нашел и устранил какую-нибудь каверзную неисправность. Он со стороны для нашего героя напоминал робота, работающего по не плохо составленной программе, но без фантазии и куража. Зато, когда Вова выпивал сто граммов, он пытал нашего героя как буржуины мальчиша-кибальчиша, чтобы выведать у него тайну сто первого прибора. И когда наш герой вначале чистосердечно признавался ему, что он еще десять минут назад не знал, куда понесет его больная фантазия воспаленного мозга, то Вова делал недоверчивые глаза и говорил, что это не честно со стороны старшего по прибору скрывать от своих товарищей по работе секреты своего мастерства. Ну не мог же наш герой объяснить Вове, что просто он относится к тем, кто не такие как все. И что не такие как все живут не так как все, и очень часто еще пять минут назад они не знают, что сделают совсем не так и поступят уже точно не так, как им казалось, что они сделают или поступят еще пять минут назад. Но осени уже становилось все больше, и у их лодки, как и у всех ее Комсомольских предшественниц, впереди было интересное путешествие по Амуру до города Николаевска на Амуре. Путешествовали лодки в доке, замаскированного от врагов супостатов в грузовую баржу, которую тащили пару, а может и один буксир. А вот уже в Николаевске лодка выпархивала из дока и под защитой или конвоем кораблей Тихоокеанского флота своим надводным ходом шла в пгт Большой Камень, где производилась ее доводка до действующей боевой единицы. А так как Амур имел привычку зимой покрываться толстым льдом, то время сваливать из ласкового города Комсомольска уже явно было не за горами. За отчетный период существенных принципиальных сдвигов с Омнибусом не произошло. И хотя общими героическими усилиями его привели к состоянию, когда он стал походить на компьютерную с большими недоделками игрушку, толку от него как от БИУС не было никакого. Но все сильнее начинало холодать, народ летел на Восток знойным летом, и зимних вещей с собой никто не вез. И тут народу объявили, что в связи с производственной необходимостью нет никакой возможности дать народу массово переоформиться на Юге, и весь народ вслед за лодкой отправляется в Приморский край прямо из Комсомольска. Народу и мальчикам и девочкам, за счет Комсомольского завода, выдали ватники, шапки ушанки- то есть точно такую же одежду, которую носят в здешних местах только что освободившиеся или точнее откинувшиеся зэки. И вот народ в таком виде, получив из Юга продление командировок и деньги, повалил в аэропорты, пугая своей массовостью и сильным перегаром обычных добропорядочных пассажиров. И только семье нашего героя сделали исключение, разрешив ему и Наташе съездить на переоформление на Юг. Ведь они были с трехлетним сыном, и, наверное, на заводе не нашлось его размера ватника и ушанки. К отъезду на Юг, Наташа нагрузила нашего героя дарами Дальнего Востока, как самого выносливого в мире ишака. Одних только хвостов кеты свежего посола было килограммов пятнадцать. Несколько литров красной икры и по мелочам еще килограммов десять разных диковинных таежных гостинцев. Помнится, что дней за десять до их отъезда все овощные магазины Комсомольска забили до отказа ананасами то ли из Австралии, то ли с каких-то папуаских островов. Они были в основном внушительных размеров с длинными метелками по цене за килограмм чуть ли не дешевле килограмма яблок. Особенно почему-то на эти ананасы запали женщины и их с Наташей сын. Женщины в наглую отламывали на стеллажах в овощном магазине от ананасов метелки и к кассе приносили их потерявшими свою экзотическую красоту. И продавцы или совсем не сопротивлялись или не довольно что-то бурчали себе под нос. Видимо здешний контингент уж точно приучил их к мысли, что где-где, а в Комсомольске то уж только покупатель всегда прав. Пожирали ананасы целыми сетками, и расплата не заставила себя ждать. От сока ананасов губы у Наташи потрескались настолько, что даже шевелить ими было очень болезненно, не говоря уже о целованиях или их покраске. Наш герой беззлобно и вполне сочувственно подсмеивался над не производственными травмами супруги. Но когда та для начала кинула ему пробный шар, что не плохо было бы сеточку таких ананасов завести родственникам на Юг, то тут наш герой точно вошел в роль того-самого ишака, взбрыкнул копытами и сказал жене, что для сеточки ананасов у него даже в зубах свободного места уже не осталось. С билетами на самолет от Хабаровска в Европейскую часть страны проблем вроде бы в тот раз не возникло. А от Комсомольска до Хабаровска нашему герою захотелось прокатиться по Амуру на судне с подводными крыльями. Он, и Наташа тоже, еще ни разу в своей жизни не пользовались таким транспортом. Ему казалось, что будет очень классно, но оказалось, что на довольно большие расстояния такое путешествие более, чем утомительно. Пришел день отъезда. Комсомольск покидался без особой грусти. И хотя он им ничего в общем то плохого не сделал, но тянуло на Юг в свое еще достаточно не обжитое жилье. Сильно навьюченные они сели на катер или может целый пароход на подводных крыльях. Даже сыну досталось что-то тащить из своих игрушек. И путешествие по Амуру началось. Вначале часа полтора было все достаточно интересно и любопытно. Но потом все приелось и стало утомлять. Красивые речные просторы и красивая береговая природа сильно контрастировали с сверх убогими береговыми строениями, замызганными полуистлевшими пристаньками, с большим количеством пьяного грязного оборванного народа ,толкущегося около этих пристаней. Кругом была беднота и разруха. Не вооруженным глазом было видно, что кроме выпивки другого культурного досуга в этих местах не водится. И на протяжении всего пути все было одно и то же. И уже Комсомольск казался таким же Парижем, как подводникам Северодвинск после их не обустроенных северных баз. Наташа заснула на плече у нашего героя, сын спал, лежа у них на коленях, а он сидел, боясь резко пошевельнуться и их разбудить и думал только о том, когда же наконец закончится это путешествие. Он уже не помнил, как они долетели до Юга. Но вроде бы в конечном итоге их из-за плохой погоды посадили где-то в Одессе. И им пришлось еще там несколько часов кантоваться.