Пролог Университет Великой Магии и Всего Чародейства, Лысая Гора, преисподняя, 2023 год, октябрь.

– Все мы неоднократно использовали в нашем вербальном общении топоним “Лысая Гора”. Но, верно, приезжие могут ошибаться, полагая, что название центра преисподней дано по особенности её географии. На деле же Лысая Гора – это равнина рядом с небольшим полузаброшенным холмиком, у подножия которого возвышается замок тёмной княжны. Но как же так получилось? Как вышло, что на месте некогда блестящих усадьб де Рубен, Гробулль, фон Бёзеф теперь жалкие заброшенные лачуги и только мертвяки признают их своим домом?... – Профессор, а почему вы не назвали в ряду известнейших фамилий при перечислении усадеб фамилию Скелетто? – Хо-хо... Дело в том, что я как раз подбирался к этому вопросу, хотел рассказать попозже... Дело в том, что Скелетто всегда жили на равнине, вдали от мегаполиса, держали элитное кладбище да общались с мертвяками. А то, что в середине

XIX

века им удалось за тысячи золотых купить весьма кичливый титул герцогов, ещё ни о чём не говорит. Я уж умолчу о господах некромагах из этого рода... Так, на чём я остановился? Ах, да! Причины, по которым Лысая Гора переехала на равнину, очень просты: тёмная княжна Эстер как-то неудачно испробовала заклинание собственного сочинения по умножению реальности. Думаю, на более старших курсах вы будете разбирать его суть, курсе эдак на четвёртом... Так вот. Княжна кое-что не просчитала – и на горе жить стало невозможно: магия почти перестала там действовать, расплодились до неприличия призраки, стало невозможно контролировать мертвяков. И решено было перестроить столицу к западу от её прежнего местоположения таким образом, чтобы замок тёмной княжны стал своеобразным блокпостом, охраняя жизни рядовых магов... Мда... Кстати, молодой человек! Вы не подскажете, как ваше имя? Да-да! Я к вам обращаюсь! Я, знаете ли, люблю отмечать студентов, которые живо интересуются темами наших лекций... чтобы их потом спросить ещё раз для собственного удовольствия! Так как ваше имя? – Герцог Эвальд Скелетто. – О! Приношу свои извинения... Извините, господин герцог...

Глава 1. Дом

Иногда Дэниэлу Курт, вдовцу, уважаемому в своём небольшом городе юристу, казалось, что его дочери, Владлена и Мария, не так просты, как может показаться на первый взгляд. Нет, они были его гордостью, они были его прекрасной семьёй с довольно странным разделением обязанностей... да и привязанностей тоже. Но всегда ему казалось, что что-то он упускает из виду, что-то очевидное, но абсолютно невозможное для рассмотрения его, Дэниэла, отцовским глазом. Старшая дочь, Владлена, которой этой весной исполнилось двадцать лет, в чём-то не оправдала его надежд, забросив учёбу в колледже. Она уже три года сама зарабатывала деньги, вкладывая их при необходимости в семейный бюджет и не отказывая себе при этом в любых своих прихотях. По словам Владлены, она начала работать, продавая поп-корн в парке развлечений, в течение двух лет меняла места работы, приобретала опыт – и теперь уже была высококвалифицированным менеджером. Но это всё лишь по её словам. Когда отец-юрист спрашивал о каких-то вещах, касающихся маркетинга или документов, она предпочитала отмахнуться от него со словами: – Папа! Ну сколько можно? Я пришла с работы и ты снова хочешь засунуть меня за рабочий стол? Не надо папа. У тебя же есть Интернет, а там есть всё! Она фыркала, и чёрные как смоль волосы, завитые кольцами и спускающиеся чуть не до талии, непрерывно метались из стороны в сторону, когда она двигала головой. И Дэниэл Курт, как истинно любящий отец понимал, что вовсе не менеджером работает Владлена, и даже порой думать не хотел, откуда у неё появляются деньги. Младшенькая же, Мария, Мари, семнадцати лет от роду была его любимицей. Он пытался это скрывать, но тайной это никогда не было. Маленького роста, русоволосая с серыми, какими-то домашними глазами, именно она вела всё хозяйство в их небольшом коттедже в одном из самых тихих районов города, – она была полной противоположностью своей сестре. Она никогда не кричала и криков не выносила, у неё не получалось быть такой же яркой как Владлена, у неё не получалось излучать самоуверенность... Но зато Дэниел Курт знал – она тот человек, который почти как домашняя кошка могла устроиться около него на диване, пока он читал и молчать до поры до времени, пока он не оторвёт глаза от книги, либо журнала и не спросит, как всегда: – Как прошёл день, Мари? И она обязательно ответит что-нибудь, например: – Хорошо, папа, но вот только Микки почему-то обозвал меня белобрысой дурочкой... – Может, ты ему наоборот нравишься, и он пытается сделать так, чтобы другие на тебя даже не смотрели... – Тогда почему сейчас с его подачи весь класс издевается надо мной, говорят, что у меня кривые ноги. – А ну-ка, встань. Мари, солнце моё, ну и где они увидели кривизну? У тебя прекрасные прямые ножки. Может у них всех кривые? Они смеются над тобой, потому что они – ничтожества, потому что для них это – единственная возможность поднять свою самооценку. Тебе, моя милая, тоже надо уже полюбить себя такой, какая ты есть, чтобы и другие полюбили тебя и не могли больше над тобой смеяться. – Да, папочка, наверное, ты прав, – лицо её озаряет улыбка и вера в себя... Однако на следующий день всё повторялось заново. И Дэниэл порой ловил себя на мысли, что и не знает толком, что же творится в голове любимой младшенькой дочки, Марии. * * * Зазвучали шаги по коридору. Через пару секунд раздался гулкий стук в дверь. – Хватит! Сколько можно?? – Мари! Я тебе принесла перекусить! – Отвали, Влади! – Мари! Ну, давай поговорим... – О чём? – Сестрёнка, ну неужели не понимаешь?.. Мари почувствовала, что к горлу подкатывают слёзы и прессуются в противный комок. – Открой дверь. Ну, пожалуйста! Ну, Мари... Девочка шмыгнула носом, свесила ноги с просторной светлой кровати и так и застыла, опираясь на руки. – Ну, пожалуйста, Мари! – продолжались увещевания. Она вздохнула и поплелась открывать дверь. За светлой дверью стояла высокая брюнетка с любящими тёмно-карими глазами. У неё в руках был поднос с чаем и бутербро- дами. Мари чуть посторонилась, а Владлена в это время уверенным шагом прошла в комнату и села с подносом на кровать. Хозяйка комнаты закрыла дверь, села на другой ко- нец кровати, подогнув под себя ноги, и выжидательно уставилась на сестру блёклыми се- рыми глазами из-под довольно длинных спутанных русых волос. – И что ты хотела? – Чай будешь? – неловко улыбнулась та и протянула ей чашку с горячим чаем и блюдце с бутербродом. Мари послушно взяла чашку – она привыкла за семнадцать лет своей жизни подчиняться на три года старшей её сестре. – Вот и хорошо, – Влади внимательно посмотрела на младшенькую, словно проверяя, действительно хорошо или же нет. Мария взяла в руки чашку, тепло разлилось по ладоням. Пить совершенно не хотелось. – Пей! – сестра попыталась улыбнуться снова. Мари поспешно отхлебнула, слеза едва не упала в чай: – Зачем ты это сделала? – она спросила настолько спокойно, насколько только могла. – Я действительно не понимаю. Владлена будто бы не удивилась: – Что ты имеешь в виду? – Зачем было рассказывать моим одноклассникам, что я жалуюсь папе? Он же не идёт с ними выяснять отношения, он не науськивает меня... Зачем ты дала им повод ещё больше издеваться надо мной? Владлена встала с кровати, немного нервно зашагала по комнате. – Надо было сказать раньше... Не надо тебе с ними общаться, они тебя недостойны. Мари чуть не затрясло от гнева и слёз. – Владлена! Влади вздрогнула и нервно глянула на Мари: если сестричка называет её полным именем – жди беды. – Ты считаешь возможным судить о том, кто меня достоин, а кто – нет?! И какие же критерии ты выбираешь? Кто ещё больше жалуется родителям на свою никчёмную жизнь? Или может “правила ведения домашнего хозяйства”? Или кто получает ещё больше отличных оценок, чем я? А, Владлена? Влади упрямо молчала. – Зачем ты это делаешь?! – Не могла успокоиться Мари. Сестра не говорила ни слова. – Может, это пресловутый юношеский максимализм, или ещё что... но я иногда думаю, что моя жизнь настолько никому не нужна, кроме папы и тебя, что она вообще не нужна. Я ненавижу школу, я ненавижу своих одноклассников, это тупое стадо, у которого есть только одна потребность – непрерывно над кем-нибудь ржать, мне становится сложно порой играть перед папой маленькую дочурку, потому что хочется сказать о том, что я чувствую на самом деле... а не могу. Иногда такая злость кипит, что хочется всех убить... – Знакомо, – тихо, как бы между прочим, вставила сестра. Мари от удивления даже замолчала. – Даже слишком знакомо, – повторила она. – Иногда хочется всех убить и всё забыть... – Влади, – мягко спросила её Мари, – а кем ты работаешь на самом деле? Брюнетка только усмехнулась: – Все мы там будем. – Не поняла... – И отлично, – Владлена поджала губы и вышла из комнаты. Мари протянула руки к чашке с чаем – и тут же будто её током дёрнуло от шока: чай покрылся ледяной коркой. Она дёрнулась – и чашка с ледышкой в ней покатилась по покрывалу кровати. – Влади!! – закричала Мари не своим голосом. Та спустя пару секунд влетела в комнату сестры, проследила за взглядом Мари и также увидела чашку. Марии показалось, что Влади потребовалось некоторое время, чтобы изобразить удивление. Она поспешно схватила чашку: – Как... Как такое могло произойти?? – она будто бы испуганно посмотрела ещё раз на младшенькую. – Наверное, барабашка!... – быстрыми движениями подняла с постели поднос, поставила на него обратно блюдце и чашку, почти что побежала вниз на кухню. – Владлена!! – Мари бросилась за ней. Она забежала на кухню... Сестра спокойно сидела и пила кофе. Чашки нигде не было, впрочем, как и подноса с бутербродами. – Влади... Чашка... – пролепетала Мари. – Какая чашка? – вскинула брови Владлена. – Чашка со льдом... – почти шёпотом проговорила младшенькая. – Не понимаю тебя, – извиняющимся тоном отвечала сестра. – Тебе нужен лёд? – Нет-нет, – та замахала руками. – Тебе что-то приснилось? – Наверное... наверное... – Мари тёрла лоб руками и понимала: нет, таких реалистичных снов не бывает... наверное. Сестра явно темнила, но так быстро всё убрать было бы просто невозможно. Галлюцинации? – Да, ты права, наверное приснилось... – И она ушла из кухни. * * * Остаток вечера проходил вполне сносно, если не считать того, что сёстры сидели в разных комнатах, каждый за своим занятием. Стрелка старинных напольных часов в холле неумолимо придвигалась к девяти часам, к тому времени, когда появлялся отец семейства, Дэниел Курт. Но сегодня он задерживался, и, находясь в разных комнатах, девушки думали об одном и том же и невольно волновались. Всё дело в том, что десять лет назад умерла их мать, Энн Курт, причём как-то нелепо, бессмысленно... У неё с супругом была договорённость о маленьком семейном походе в ресторан после работы. Она вышла на тёмную осеннюю улицу, муж, впрочем, как всегда опаздывал. Вдруг, откуда ни возьмись, на улицу с двух сторон высыпали человек тридцать накачанных молодых людей в чёрном. Худенькую Энни в сером плаще просто-напросто не заметили. Позже патологоанатом констатировал почти мгновенную смерть от пулевого ранения в область сердца. ...А через десять минут после произошедшего на уже оцепленную бело- красной лентой территорию приехал и сам Дэниел. Старшая дочь увязалась за ним. После этого случая Дэн поклялся сам себе, что никогда в жизни не опоздает никуда ни на секунду, ведь, если бы тогда, десять лет назад, он приехал вовремя... Наконец, в половине десятого на пороге дома №19 по Уэйт-стрит показался его владелец и невысокая худенькая сероглазая блондинка – полная противоположность смуглому сорокапятилетнему Дэниелу. Мари сидела в холле, а потому ей стоило лишь развернуться на диване, чтобы увидеть их. – Привет, папа! Здравствуйте... – обратилась она к молодой женщине. Владлена тоже вышла из своего прикрытия. – Привет, пап! Ужинать будешь? – Блондинку Владлена проигнорировала. – Да, буду... Накрой на четверых, пожалуйста, – попросил её отец. – Я сытая, – будто и не отцу, а пришелице бросила она. – Да и Мари, наверное... – Я попью с вами чай, – улыбнулась Мари, которая была всегда рада новым знакомствам. – И... И я же могу и накрыть... – провожая взглядом Владлену, которая демонстративно вышла на террасу, проговорила она. – Дома, правда, только суп... – Прекрасно! Суп – тоже еда! – Решил хоть как-то разрядить обстановку Дэниел, который только снял пиджак и помогал снять верхнюю одежду женщине. – Пройдём тогда на кухню сразу? – Нет, давайте тогда в столовую! – спохватилась Мари, думая о том, что за панорамными окнами столовой прекрасно видно террасу, да и слышно всё неплохо... Она же первая и побежала туда, поспешно, прямо на ходу включая свет и срывая светлые чехлы с мебели – семейство проводило здесь время только по праздникам. Спустя всего десять минут Дэниел, блондинка и Мари уже сидели за столом. – Я, конечно, хотел бы представить свою спутницу не только тебе, Мари, но и Владлене сразу... Но, видимо не получается... – было видно, что он расстроен. Именно в этот момент будто из ниоткуда появилась на пороге столовой Влади: – Меня припомнили? – Она присела на один из стульев, самый дальний от пришелицы. Отец семейства сразу будто ожил: – Девочки, познакомьтесь, это Элизабет, Элиза Бэррет. Мы с ней довольно давно знакомы, у нас с ней очень хорошие отношения... – Ну, почему, почему под взглядами дочерей ему всегда становилось неловко рассказывать о каких-то отношениях с кем-то, кроме их матери? Владлена смотрела на него в такие моменты как на кого-то недостаточно чистого, Мари же напротив пыталась заинтересоваться и проникнуться. И даже не совсем понятно, от чего на душе становилось так мерзко. Да и, откровенно говоря, давно он уже так никого не приводил, но это... Это его судьба, спустя полтора года встреч с этим прекрасным созданием он знал это наверняка. – Думаю, она в этом доме надолго. Надеюсь, навсегда. – Он попытался улыбнуться и прочитать то, что отражалось в глазах дочерей и что было скрыто в их мыслях. – Да, я очень надеюсь, что всегда буду с вашим отцом, – зазвенел мелодичный, словно излучающий какую-то особую ауру голос. – Дэниел много мне рассказывал про свою семью, я уже давно хотела с вами познакомиться. – Она повернулась к Владлене. – Тебя зовут Влади, верно? – Только без кличек, ладно? – фыркнула Владлена. – Будьте так добры полным именем. Вы его, разумеется, знаете, – сказала, как плюнула она. Элиза только усмехнулась, будто ничего другого и не ожидала. – А ты Мария. – На этот раз она смотрела на младшенькую серо-голубыми глазами, очень похожими на глаза девочки. – Нет-нет! Не надо меня полным звать! Я его не люблю... Зовите меня Мари, – она улыбнулась. Ей определённо нравилась эта женщина. Не было ни намёка на лживость или корысть. Да и такой взгляд на отца нельзя сыграть: не похотливый или жадный, а какой-то заботливый, обволакивающий нежностью. – Знаете... знаете, вы очень светлый человек, мне кажется... – Мари мгновенно покраснела. Владлена громко фыркнула и ещё более брезгливо поджала губы. – Ты не первая, кто мне об этом говорит, – только и сказала Элизабет и положила свою руку на руку Дэниела, покоившуюся на столе. Мари явственно увидела кольцо на её пальце. Девочка словно оказалась в ту же секунду в морозильной камере. Да, с первых же секунд ей была симпатична эта женщина... Но вот так вот... – А когда... свадьба когда? – спросила Мари севшим голосом. Дэниел и Элиза нервно переглянулись. – Через месяц, – ответил отец. – Все приготовления идут полным ходом. – Одну персону можете вычеркнуть, – выплюнула со своего места Владлена. – Сэкономите, – язвительно добавила она и быстрым шагом покинула столовую. Мари стала пунцовой: перед этой женщиной, которая не сделала пока ничего дурного, кроме как осчастливила их отца, ей стало безумно стыдно за сестру. – Простите, пожалуйста, простите, – она закусила губу и побежала следом за Влади. Дверь в конце коридора, ведущая в комнату Владлены, была распахнута настежь. Девочка немного помедлила и вошла к старшей сестре. Та сидела за письменным столом и нервно грызла ногти, что было с ней очень редко. По напряжённой спине сестры Мари поняла, что Владлена то ли очень зла, то ли раздосадована... – Влади, зачем ты так? – тихо спросила Мари, опуская руки на плечи сестре. – А зачем он её сюда притащил? – Влади резко соскочила с офисного стульчика и повернулась лицом к младшенькой. – Тихо-тихо! Внизу же всё слышно! – зашипела на брюнетку Мари. – Чего ты бесишься? Радуйся лучше, что у отца хоть кто-то постоянный появился... – Кто угодно, но только не она... – простонала Влади, запуская длинные аристократические пальцы в тёмные локоны. – Да чем же она тебе не угодила? – вспылила Мари, что было с ней исключительно редко, а за сегодняшний день повторялось уже во второй раз. – Просто, она мне не нравится! – вцепилась глазами в сестрёнку Владлена. – Всё! Забудь и не бери в голову! – Влади!.. – Отстань! – но тут же, поняв, что перегнула палку и что нижняя губа крошки Мари начинает предательски дрожать, поправилась: – Ну, прости. Прости меня! Она мне просто... несимпатична. И она слишком похожа на маму, аж жуть берёт. Извинишь меня, солнц? – Владлена попыталась тепло улыбнуться и протянула руки для объятий. Мари прикусила губу, но сестру всё же обняла. И хотя Элиза даже вроде бы не обиделась, а Владлена больше не устраивала сцен, вечер был испорчен. По крайней мере, у Мари точно. * * * Прошло три дня. Поздним вечером, почти ночью, Мари лежала на кровати в своей комнате, сон не шёл. События этой недели всё-таки выбили её из привычной колеи. Что-то на задворках сознания беспокоило, будоражило и не укладывалось должным образом в голове. Она уже задремала, когда полоска света попала на лицо. Мари зашевелилась под одеялом и, зевнув, открыла глаза. Около кровати стояла Элизабет в безразмерном хлопковом джемпере и джинсовых свободных капри. Казалось, она смутилась, увидав, что Мари не спит. – Извини, я, наверное, зря к тебе зашла... Просто, я хотела поговорить... – она начала оправдываться. – Да, нет! Говорите! Я ничего против не имею. Я всё равно не сплю. – Мари приподнялась на локтях. – Элизабет, присаживайтесь на кровать. В свете, пробивавшемся из коридора, Мари увидела, что блондинка слабо, но искренне улыбнулась и присела. – Знаешь, Мари, я знаю, что останусь надолго в этом доме, поэтому мне бы хотелось, чтобы у меня с вами, с Влади и с тобой, были хорошие отношения. Мне не симпатична роль злой мачехи. Я вижу... Мне так кажется, ты не будешь против меня? Мари кивнула головой и ласково улыбнулась. – Но Влади, по-моему, не хочет видеть во мне друга... – Понимаете, Элизабет... – Зови меня Лиз, и давай перейдём на “ты”. – Хорошо... – Мари удивлённо взглянула на женщину. – Понимаешь, Лиз, – медленно, пробуя на языке имя своей будущей мачехи, проговорила девочка, – Влади была очень привязана к маме, безумно любила её... – Мари пыталась хоть как-то оправдать поведение сестры. – А я, напротив, всю жизнь была папиной дочкой. Само собой, я любила свою маму, но я-то всегда чувствовала, что она отдавала предпочтение сестре. Я даже и не знаю, почему так получилось... И теперь, Лиз, всё дело в том, что ты очень похожа внешне на маму, но видно, что ты другой человек, и Владлену это дико бесит. Элизабет промолчала, было видно, что её версия весьма далека от этой. – Наверное, нужно время... – Я не знаю, – честно призналась Мари. – Не хочу показаться пессимисткой, но, по- моему, Влади никогда не найдёт с тобой общий язык. – Но... – И не потому что она не может, а потому что она не хочет, не желает этого делать. – И Мари убеждающе посмотрела на свою собеседницу. – По крайней мере, пока. – И всё ж, хотелось бы верить в лучшее. – Хотелось бы. Но я знаю Влади. Если она что-то вбила себе в голову, ничем не выбьешь. Говорю, как профи. На себе испытано. – Она развела руками. – Обидно, если так. – Элиза вздохнула. – Но мы-то с тобой друзья? Мари тепло улыбнулась. Почти на животном, подсознательном уровне она уже верила этой женщине и хорошо понимала своего отца в его отношении к ней. – А теперь, прости, но завтра всё-таки не воскресенье. Спокойной ночи! – и Мари откинулась на подушку. – Спать хочется... – Спокойной ночи. – Элизабет улыбнулась, скорее самой себе, и вышла, притворив за собой дверь. “Она хорошая... очень... очень... не бывает таких людей... наверное...” – и с этими мыслями Мари уснула. * * * Яркие бесконечные вспышки мешали сконцентрироваться на чём-то одном и, вроде, важном, но целая бесконечность вспышек, молний, звёзд, каких-то предметов, летящих навстречу. “И это всё твоё...” И снова бесконечность глупости, которая мешает понять что-то. Мучительное состояние близости и недосягаемости одновременно. И снова невозможно сориентироваться... Странный полёт прервался столь же резко и неожиданно, как и начался. Теперь Мари казалось, что она в тёмном, несколько пыльном кабинете с тяжёлой чёрной мебелью и такими же драпировками сидит за столом, причём положив на него ноги, одетые в какие-то тяжёлые, но очень удобные бутсы. В кабинет вошёл некий светловолосый господин в сером костюме. Мари неспешно убрала ноги со стола. – Я полагала, что столь хорошо одетых джентльменов учат и хорошим манерам. – Говорила вроде бы она, но голос и даже интонация были иными. – А вы, собственно, кто? – выпалил незнакомец. – Мне всегда казалось, что тёмная княжна – длинноволосая блондинка с несколько более привлекательными манерами, чем ваши. – Забыла представиться, – она встала со своего места, обошла стол и встала в центр кабинета. В её голосе звучал неприкрытый сарказм, и этот сарказм определённо Мари импонировал. – Герцогиня Скелетто, если вам, конечно, хоть о чём-то говорит эта славная фамилия. – Позвольте лишь один вопрос: надеюсь, вы супруга Аскольда, а не его отца-дядюшки? – Если вы решили, что можете со мной шутить, шутка не удалась. Если решили оскорбить – я обижаюсь лишь на умных людей. – Она критично оглядела его с ног до головы, садясь на край своего письменного стола. – Что вас привело сюда? – Глупость вашей секретарши, которая не знает, где находится тёмная княжна. – Тёмная княжна занята. – Да?! И чем же? Она, должно быть, кого-то принимает. – Отнюдь. Она сидит с моей дочерью. Господин в сером костюме онемел. – Что-что? Я верно расслышал? Тёмная княжна преисподнии подрабатывает гувернанткой?? Или... – Или так надо. Это во-первых. А во-вторых, какого чёрта вы сюда припёрлись? На этот раз он побагровел и сделал несколько решительных шагов к Мари. – Я пришёл по важному семейному делу. Мне нужен развод. – Отлично. А где ваша жена? – Мари во сне приподняла бровку. – Зачем она здесь? – Ну... Так можно подумать, что только вам нужен развод, а ей – нет. Или вы не знаете, что оформить развод можно лишь в присутствии обеих сторон? – Я лишь хотел... – Сойтись в цене? Господин позеленел от гнева. – Я не помню, чтобы когда-нибудь так разговаривали с маркизами де Рубен!! – воскликнул он. – В частности, со мной, с Леонардом де Рубен! – Да-а? Ну, вот видите, теперь вы знаете, каково это! Я бы на вашем месте даже заплатила за новые ощущения. – Мари увидела, что жилы на лбу маркиза вздулись – она с немалым удовольствием отметила про себя этот факт. – Да я превращу тебя в крысу!! – зашипел он. – Правда? Никогда ещё не была в обличие животного! – весело рассмеялась Мари. Прошло не больше пары секунд, как крыса оказалась в руках у... Мари. Девочка настолько явственно почувствовала во сне у себя на руке эти щекочущие лапки зверька, будто это происходило наяву. Дрожь омерзения прошла по всему её телу... и она проснулась. Но это неподдельное ощущение почти безграничного могущества так и осталось при ней. И очень понравилось. Хотя она даже не призналась себе в этом. * * * С гудящей головой Мари спускалась утром на первый этаж, как и всегда в начале седьмого. Вот уже года три, если не больше, завтрак был на её совести. Но сегодня, едва только добравшись до середины лестницы, Мари почувствовала незнакомый аромат. Она поспешно скатилась по второму пролёту лестницы и вбежала в просторную кухню нежно- розовых тонов. У плиты стояла Элизабет. Волосы её были забраны в пучок, и была она всё в тех же потёртых джинсах, но теперь уже в светлом топе, облегающем её несколько сухощавую фигурку. – Мари? – Элизабет повернулась к девочке и улыбнулась, солнце отразилось в её глазах. – С добрым утром! Как спалось? – Спасибо, хорошо... – Мари неровными шагами подошла к стойке, где высились на блюдах две горы поджаристых оладушек, издававших невероятный, заставляющий забывать обо всём, аромат. Тем не менее, девочка так и не могла понять, чего же в них было особенного. – Я надеюсь, – говорила тем временем Элизабет, – ты не против, что я обследовала вашу кухню и позаимствовала немного тыквы и пол кабачка? С этими словами Мари привычным движением схватила тёплый желтоватый блинчик с одного из блюд и засунула в рот. – О-о... м-м... – она блаженно причавкнула. – Божественно... Лиз, это что? – она с интересом подняла счастливые глаза. – Оладушки, – она выключила конфорки и методично переложила последнюю партию маленьких мягких блинчиков со сковородки по блюдам. – Я же говорила, что позаимствовала... – Лиз! Ты мой спаситель! – воскликнула Мари и в порыве обняла молодую женщину. – Почему? – Каждую осень папины родственники, которые живут на ферме, присылают нам чудовищное количество вот... вот этого, – она изобразила руками чуть ли не целый фургон. – Я, если честно, просто впадаю в ступор при виде них. Ну, ладно, кабачки, их можно просто пожарить. Но что делать с тыквой, я ума не приложу! Поэтому каждую весну мне приходится вытаскивать из самого дальнего контейнера в подвале подгнившие овощи и тащить их в три приёма на помойку. Элизабет поставила перед Мари стакан сметаны, чистую тарелку и пододвинула солонку. – А теперь попробуй всё это вместе. Мари повиновалась и тут же закрыла глаза от восторга. – Лиззи, как у тебя так получается? – Секрет очень прост. Надо просто отделять желток от белка и... Но она не договорила, в кухню, потирая руки, зашёл отец семейства. – Доброе утро, девочки! И какой у вас тут секрет? – поинтересовался он. – Это не для мужских ушей! – засмеялась Мари. – Да почему же? – удивилась Элизабет. – Просто, я хотела научить Мари готовить кое- что. – С этими словами она отошла от блюд, открыв обзор Дэну. Глаза Дэниела заблестели голодным блеском, он на лету схватил тыквенный блинчик и зажмурился от блаженства. – Хм... Путь к сердцу мужчины лежит через желудок! – зло ухмыльнулась, появившаяся в дверях, Влади и тут же, не заходя на кухню, ушла прочь. Дэниел, немного виновато глядя вслед дочери, проглотил кусочек и, тем не менее, без лишних промедлений сел за уже накрытый стол. * * * – Папа, можно с тобой поговорить? Мари заглянула в гостиную, где вечером этого же дня сидел за компьютером Дэниел. Элизабет поехала на свою квартиру, чтобы собрать свои вещи и окончательно переехать в коттедж Куртов. Она обещала вернуться только вечером следующего дня. – Папа, можно с тобой поговорить? – повторила девочка свой вопрос. Отец поспешно закрыл все окна и обернулся к дочери. – Да, Мари. Девочка села подле него и пристально посмотрела отцу в глаза. – Папа, может быть, ты сможешь мне объяснить, какая кошка пробежала между Влади и Лиз? Глаза Дэниела, всегда смотревшие на младшенькую с поволокой наивности, словно мгновенно посерьёзнели: – Не знаю, милая. – Он немного помолчал. – Я понимал, что Владлена – человек сложный. Поэтому, наверное, и выжидал что-то. Она взрослая девушка, и, говоря откровенно, я далеко не всегда представляю, что у неё на уме. Она взрослая... – Мне тоже кажется странным, что она, та, которая сама могла бы уже уйти, так бесится... – Мари покачала головой. – Я её не понимаю! Я долго думала об этом, прежде чем идти к тебе... – Мари, скажи, а тебе-то нравится Лиз? – резко повернув в другом направлении, спросил Дэниел, и по тому, как быстро он это сделал, было видно, что он волнуется как мальчишка перед матерью, когда знакомит с первой своей девочкой. Она задумалась на несколько мгновений. – Да, очень. Я думаю, что вы будете очень счастливы вместе, – наконец сказала Мари. – Она хочет детей, – будто бы между делом сказал он. Дочь вздрогнула. – Папа... но тебе же уже сорок пять! – А ей всего тридцать. И она хочет полноценную семью. И я не могу ей противиться... – он развёл руками. Мари отвела взгляд в сторону. – Ты прав, папочка. Не только Лиз, но и тебе нужна полноценная семья. Сколько же ты вытерпел вместе с нами? – Она широко улыбнулась. – У тебя же были другие женщины, признайся. Дэниел усмехнулся. – Но им не нужны были мы. А Лиз это нужно, правильно, пап? Тот только покачал головой, поражаясь прозорливости Мари: – Она идеалистка, каких мало остаётся к тридцати годам, – только и сказал на это он. – А ещё мало людей, которые умеют любить так, как она. А ещё иногда мне становится страшно за неё: настолько она бывает доверчива, как дитя, ей Богу! Она иногда может притащить кого-нибудь в дом, кто, по её словам, нуждается в помощи. Её могут обокрасть, наговорить гадостей... А она, дурёха, поплачет-поплачет – и снова кого-нибудь тащит... Я, конечно, могу долго смеяться... Но ведь действительно есть люди, которым она реально помогла тем, что пригласила к себе в дом, накормила и просто поговорила. И эти люди после этого не вернулись к мыслям о суициде, не спились, не подсели на наркотики... Мне иногда кажется, что она святая, – он улыбнулся, но уже без иронии или усмешки. Было видно, что он давно об этом думал... – Милая, иди спать, – тихо сказал он Мари. – Да, ты прав, папа... Доброй ночи. – Она порывисто обняла его. – Доброй ночи. – Он чмокнул её в лоб, и сам тоже поднялся с кресла. – Чудный вечер сегодня. Выйду на террасу, погляжу на звёзды. Мари поднялась в свою комнату и села за письменный стол, обняв руками коленки. В комнате было совершенно темно, только изредка машины, проезжавшие по Уэйт-стрит, освещали потолок. “Дурацкое состояние – хочется плакать, но слёз нет, да и плакать не о чем”. – Она уткнулась носом в коленки и задумалась. Вроде бы ничего не происходило, всё было отлично, Элизабет нравилась ей, но девочка понимала, что её папа уже никогда не будет её, что большую часть его жизнь будет теперь занимать не она, а Лиз. Она вскочила на ноги и зашагала туда-сюда по комнате. Эгоизм жёг её изнутри в то время как разум и уже появившаяся привязанность нашёптывали, что всё идёт именно так, как и должно. Кто-то постоянно теперь будет в этом доме... лишний. Не свой. Порой ей хочется придушить Владлену с её закидонами, но она то ведь – сестра. Она своя. Но Лиз ей правда нравится, даже будто бы против воли, когда она рядом, её невозможно ненавидеть, ей невозможно сопротивляться, она такая искренняя и светлая... Мари схватила тяжеленную копилку и швырнула её в стену, от чего едва ли не весь второй этаж дома содрогнулся. Мелочь рассыпалась по всему полу. Она остолбенела, как будто это сделала не она, а кто-то другой. Ругнулась про себя и ринулась собирать “богатство”. – У тебя всё хорошо? – Владлена просунула голову в комнату Мари, на четверть приоткрыв дверь. – Не знаю, – переводя дух, ответила Мари, и подняла лихорадочно блестящие глаза на сестру. – Тебе то что? – Да, ничего... – Она поджала губы. – Просто мне обычно нужен повод, чтобы бросаться тяжёлыми предметами, – с тонким намёком на иронию заметила она. – Вот поэтому и спрашиваю: всё хорошо? – Не. Зна. Ю. – Раздельно проговорила Мари. – Состояние странное, как бес вселился... Может, поможешь убрать? – она привычно ласково улыбнулась. – Да, конечно. Несколько минут они молча сбрасывали мелочь в полиэтиленовый пакет. – Влади? – А? – Ты что-то такое про Лиз знаешь, что не хочешь с ней общаться? Сестра молчала, продолжая собирать с пола монеты. – Я желаю папе счастья. И если его счастье – это она, то почему я должна им мешать? Тебе не кажется, что твоё поведение – это просто эгоизм чистой воды? – И сама же вздрогнула от этих слов, вспоминая совсем недавние свои мысли. – В отличие от многих, я, по крайней мере, честна сама с собой, – Владлена просверлила младшенькую взглядом. – Ты хочешь сказать, что в глубине души я тоже её не переношу? – Мари подняла гневный взгляд на сестру. – Я ничего не хочу сказать, – выплюнула Владлена. – Я просто вижу расколотую свинью на полу! В глазах Мари тут же появились и застыли слёзы, все мускулы напряглись, во рту появился металлический привкус. А в это время все рассыпавшиеся монеты, каждая из них, поднялась над полом на несколько миллиметров. Глаза Владлены расширились. Мари шмыгнула носом, вытерла слёзы – и всё снова лежало на своих местах, бесшумно приземлившись на ковёр с густым ворсом. Влади вскочила на ноги. – Ты же помочь обещала! – Неуверенно окликнула её девочка. – Ага. – Теперь уже глаза Владлены лихорадочно блестели. – Потом. – Потом мне не надо! – Потом... * * * Сложно сказать, большим счастьем или большим горем было её пребывание на троне. Будучи старшей дочерью некогда (хотя по большому счёту не так уж и давно – какие-то тридцать лет назад) опозорившегося короля, связавшегося с тёмными, она никогда не была уважаема среди своих подданных, она никогда и не правила... Смешно сказать, но делами Прабела занимался её церемониймейстер, разумеется человек из знатной семьи, отличавшейся особым честолюбием своих членов. Но даже и он словно был довольным ребёнком, которому дал в руки игрушку сильный мира иного. Странные чувства охватывали королеву Амалию. Ей было уже весьма немало лет, но она не могла припомнить и пяти событий, которые бы выбивались из общей череды блестящих и совершенно пустых дней. Её день за днём снедала скука. Порой она даже не вставала с постели, не видя разницы между бесцельным лежанием и игрой в шахматы, чтением книг, перепиской по таччилду (было бы хоть с кем переписываться!), примеркой новых платьев в обществе своей тучной фрейлины. Одним словом, столетняя королева откровенно скучала... И её обезображенный бездельем мозг стал наконец придумывать способ, как развеять свою вековую скуку. * * * Мари недовольно поморщилась. Вот уже битый час она сидела над сочинением по литературе и разглядывала свои каракули: “Лопе да Вега – великий испанский драматург”. В голову ничего не лезло, хотелось вздремнуть и, как назло, в это время с обновлённой террасы слышались голоса Дэниела, Элизабет и мистера Риддла, папиного сотрудника в его юридической конторе. Мари нравилась эта компания, в которой она не принимала особого активного участия и, тем не менее, всегда была её неотъемлемой частью. “Сдавать сочинение надо через два дня. Надо писать! Мари! надо писать!!.. Эти звуки не дают сосредоточиться... А!.. Чёрт с ним, с сочинением!” – она с отвращением откинула искусанную ручку и метнулась вниз. Едва девочка появилась в двойных дверях террасы, три улыбки поприветствовали её. – Здравствуйте, мистер Риддл! – улыбнулась она. – О! Мари! – воскликнул лысоватый мужчина в песочном костюме, на вид лет пятидесяти. – А я всё гадал, почему так пусто сегодня. – Что-нибудь будешь? – Элизабет указала на столик, где терялась наполовину полная бутылка красного вина, одинокая среди горы вкусностей. – Ну, так на чём я остановился, – мистер Риддл потеребил длинными желтоватыми пальцами ухо. – Значит, вхожу я в комнату и вижу: сидит Ник, а перед ним эта самая чёртова ручка. Вы не поверите, оказывается, Вики подарила эту ручку блондинка, та самая, которая опередила меня в очереди в канцтоварах. Но наша драгоценная секретарша ни черта не понимает в письменных принадлежностях, и она подарила её матери Николаса, с которой они живут на одной лестничной клетке со всеми вытекающими отсюда последствиями. Дальше – интереснее! Мать Николаса благополучно теряет её, и ручка, в конце концов, оказывается вообще у горничной миссис Стоун... В холле хлопнула входная дверь, а мистер Риддл замолчал. Спустя три секунды в дверном проёме оказалась Владлена, опирающаяся плечом о косяк. Дэниел сухо кивнул дочери и пробормотал что-то невнятное, Элизабет отвела взгляд, а мистер Риддл кисло улыбнулся и сказал что-то типа: “О-о... Влади...”. – Пьянствуете? А наружу для виду вытащили только каберне? – она хмыкнула и огляделась. – А у вас довольно мило... Лиз! Можно тяпнуть парочку бутербродов? – Я, наверное, пойду... Поздно уже... – промямлил мистер Риддл. – Хотя... Знаете, устрою я себе лучше пир горой наверху! Сестричка, доброй ночи! Папочка, спокойной ночи! Лиззи... Ох, Лиззи! Надеюсь, тебя не мучают кошмары? Нет? Ну, ты можешь не сомневаться, будут, обязательно будут. Только мне мою бедную сестрёнку жаль – всё-таки комната напротив – и папочку. Он ведь не заснёт от твоих криков, дорогая! – и Владлена удалилась модельной походкой в кухню, примыкавшую к террасе. – Я, верно, и в самом деле пойду... – пробормотал гость. – И так уже задержался. – Посиди ещё чуток, – попросил Дэниел. – Да нет, Дэн, мне пора... – смутился мистер Риддл и оглянулся в поисках дипломата и сотового. – Ну, ладно, до свидания, спокойной ночи, господа Курты! Пока, Мари! – и он взъерошил ей и без того беспризорную чёлку. – До завтра, Дэн! Отец семейства вышел, чтобы проводить гостя. – Лиз! Зачем она так? А?