Хорошим обобщением данного раздела может служить выдержка из разговора И. Бродского со шведским славистом Б. Янгфельдтом, в котором Бродсий сказал: "Пому-то Солженицын никак не может додуматься, то есть, никак не может позволить себе сказать простую вещь: для того чтобы уничтожить эти миллионы людей, потребовались тоже миллионы человек, которые уничтожают. И что уничтожить человека так же естественно, как и быть уничтоженным. И этот вопрос он как бы обходит стороной, он думает, что все дело в политической системе, которая ставит одного человека над другим, дает человеку власть над себе подобными. На самом деле возникновение подобной системы - вполне человеческое явление, то есть это в природе вещей. И эту природу вещей он и похожие на него писатели наблюдать отказываются или размышлять о ней отказываются. Они думают, что достаточно пафоса их голоса, чтобы все это изменилось и перестало существовать. Это, знаете, как человек смотрит в окно и говорит: "О, сегодня дождь идет, жалко, вот вчера было солнце. Солнце лучше, чем дождь. В то время как и то и другое вполне равноправные, к сожалению, атмосферные явления".
II-1-3. Сингулярность в потоках сознания
С возрастанием трещиноватости материальная среда начинает самопроизвольно разрыхляться. В конце концов трещины сливаются, разделяя среду на части. В этот момент психологическое время, как количество эмоциональных восприятий событий в единицу физического времени, начинает ускоряться и в момент разрушения воспринимается как взрыв. Время внезапно, как бы, срывается с места. В материальном мире чрезмерные ускорения приводят к катастрофам. В духовном - тоже! Такое состояние потока событий называют сингулярностью.
"Отметь это на будущее и запомни. Конец приходит внезапно". (Д. Джойс, "Улисс"). "Обычно люди думают лишь о собственных удовольствиях, им и в голову не приходит, что стоит лишь исчезнуть ослабляющим и сдерживающим факторам, скорость размножения инфузорий антисознания достигнет максимума, то есть за несколько дней произойдет непоправимая и весьма реальная катастрофа, внешне до поры до времени ничем не проявляемая: они продолжают заниматься своими делами, нисколько не думая об этих двух мирах, один из которых слишком мал, другой слишком велик, чтобы они обратили внимание на угрозу, витающую вокруг." (М. Пруст).
Судя по всему, Ленин эти сигналы природы услышал, осознав безответственность своих действий.Но поздно. В 1922 году он признался, что большевики (он) сделали "все ошибки, которые только были возможны" [1]. Они взрывоподобно изменили условия обитания людей, и всё внезапно изменилось: лед тронулся - события вышли из под власти людей. Свидетель тех событий критик и редактор ряда журналов В. Полонский, писал: "Рушится быт, понятия, вкусы. От буржуазного порядка в буквальном смысле не остается камня на камне. Разламываются вековые устои жизни. Умирает религия. Рассыпается старая семья. Терпит крах старая философия. Утрачивают власть старые эстетические догмы, Земля встает дыбом - все переворотилось, сдвинулось со своих мест". (С. Кормилов. История русской литературы XX века). "Мы, русские, теперь без дела и толка, без родины и родного очага, в нужде и лишениях слоняющиеся по чужим землям или живущие на родине, как на чужбине." (С. Франк. Смысл жизни. Лондон. 1925). Этим взрывом люди были "выброшены из своих биографий, как шары из бильярдных луз"- так оценил ментальное состояние России того времени О. Мандельштам в эссе "Шум времени". (1923). Героем времени становится человек без биографии. Люди без биографии немыслимы вне нашего времени. "Они одиноки, враждебны друг другу, каждый из них живет за самого себя и ничем не обязан соседу, любовнице, брату. Они рождены одной эпохой, вскормлены другой и пытаются жить в третьей". (В. Каверин).
Ортега-и-Гассет отметил, что длительность революций составляет один-два десятка лет. В глобальном масштабе времени одной эпохи этот отрезок сопоставим с мгновением или co скачком. В природе ничто не происходит мгновенно. В природе все непрерывно Во временном пространстве сингулярности линейные связи событий, доступные логическому анализу, разрываются неподвластными логике нелинейными субъективными связями эмоций. Манфред в своей книге, посвященной жизни Наполеона [26] показал хаос чувств и событий времени его прихода к власти. В периоды сингулярности потоки сознания столь мощны, что их целесообразнее классифицировать как потоки страстей, безрассудно бросающие людей из одного пространства психического состояния в далеко отстоящее противоположное, превращая порой добро во зло, а зло в добро. Французская, русская, германская и китайская революции, как и перестройка в СССР, являются тому иллюстрациями. В такие периоды истории невозможно дать адекватную оценку событий и действий людей. Ментальное состояние людей в такие периоды передаётся ритмами стихотворений Пастернака из книги "Сестра моя - жизнь", написанных весной 1917 года. То было время ритмы которого звучали как
Немолчный, алчный,
скучный хрип,
Тоскливый лязг и стук ножовый,
И сталкивающихся глыб
Скрежещущие пережевы.
Стереотип оценки событий вырабатывается в длительные устойчивые исторические периоды состояния общества, когда время дает возможность ставить во главу угла традиционную логику отображения действий людей.
Традиционное мышление неприменимо в периоды сингулярности. "Мы слишком современники нашей эпохи, чтобы понимать, какую ценность для будущего имеют её очевидцы, неподкупные свидетели её страданий, героизма, грязи, нищеты и величия." Эти слова принадлежат Ларисе Рейснер (1895-1926). "О, дикое, страшное, позорное и прекрасное наше время!" - так восприняла Ольга Берггольц трагические годы советской истории (рис. II-3). "Мой прекрасный жалкий век". (Мандельштам). По сей день историки спорят, являлся ли Сталин безжалостным диктатором, либо харизматическим строителем бесклассового общества счастливого будущего. [14]. Да и во Франции до сих пор не могут решить: Наполеон - это кровожадный тиран и деспот, или гений, великий полководец и подлинный сын Франции.
II-2. Макроритмы истории
Цикличность развития цивилизаций и культур народов мира была подмечена ещё древними греками. Европейскими историками XVIII-XIX столетий это явление обсуждалось активно. В динамике эволюции культур выделяли периоды стабильного развития исторических процессов, которые сменялись процессами взрывного характера. Эпохи начинаются с хаоса и заканчиваются хаосом. Именно в периоды хаоса в наиболее наглядном виде проявляется многообразие сил, задающих динамику самоорганизации структур вновь зарождающегося общества. Это заметил историк Т. Грановский (1813-1855), проявлявший больший интерес к переходным процессам становления новых формаций обществ, более наглядно выявляющих спектр сил их формирующих.
(Раздел 1). В своих философских работах начала XX-го столетия А. Уайтхед ввёл понятие менталитета структурных элементов Природы, состояния которых определяют ритмы их функционирования. Эти ритмы "входят в структуру всего организма и тем самым меняют структуру зависимых (организмов), последовательно доходя до его исходных элементов. Этот принцип имеет абсолютную универсальность и ни в какой степени не специфичен только в отношении живого" - писал он. [5].
В своем труде, посвящённом истории Флоренции, Макиавелли убеждал, что "в истории каждого отдельного государства действуют те же законы, что и в истории всего человечества: народам нельзя избежать судьбы своей, им даны моменты развития и гибели, через которые они должны пройти. Гениальность правителей, как и чистота нравов народа, могут отсрочить гибель, но отвратить её не могут". Макиавелли принимает общество изначально как скопление люда разного рода и племени (фаза ассоциации), объединяющегося под гнетом нужды вокруг отдельных наиболее сильных личностей (диктаторов); потом из этой среды возникает аристократия (фаза синкретизма), как наиболее энергичная и целенаправленная его (общества) часть. Аристократия со временем коррумпируется и становится всем в тягость; потом следует демократия (фаза распада), из которой в конце концов вновь возникает диктатура, затем монархия, и так далее. Многие историки связывают такое видение с сильным влиянием в его время античной греческой философии. Но, "как и всегда, после возрастания богатства, торговли, промышленности незаметное сразу уравнение и смешение (демократия) и, наконец, почти всегда неожиданное, внезапное падение", - писал К. Леонтьев (1831-1891), который в плену древней греческой философии не был.
