...А тем временем в спальне люкса Очина, рядом с включенным пылесосом, лежала без сознания пожилая горничная. Она только что отворила дверь в ванную комнату и рухнула на трехцветный тикинский ковер: то, что произошло с супругой товарища Очина не подлежало ни осмыслению, ни описанию.
Витал в номере кипарисовый ветерок, взметая тонкие шторы в балконной двери, соскользнул на паркет атласный лиловый халатик Лели. А под ним, если присмотреться, шли по блестящему лаку мутные разводы, словно мели пол окровавленным веником.
... "Что ж ты, Божия птица
мучишь нас и зовешь?
Улетай в свою Ниццу,
а не то пропадешь..." - бубнил из репродуктора голос неизвестного поэта.
40
Приближаясь к месту работы, Филя отметил необычное оживление у развала Жетона. Зычно звучал усиленный мегафоном голос, вещая нечто невразумительное ледяным, угрожающим тоном. Нет, не Женькино исполнение. Ведет, наверно, наступление на клиента какая-то сбрендившая маркетинговая компания. Или проводит санкционированную акцию организация сатанистов. Он прислушался, оценивая реакцию прохожих на грохочущие слова.
"...Двуногие! Господь ваш - самый изощренный и развращенный садист. Ни у одного двуногого не хватило бы терпения, чтобы в течении тысячелетий созерцать мучения своих ближних. На такое зверство способен лишь Отец ваш всевышний... Вы напрасно верите, что солнце излучает живительное тепло, что добро спасает душу, а земля кругла. Солнце сжигает плоть, добро издыхает в смертных судорогах, ваша душа - разлагающееся дерьмо. Земля - плоская старая сука! Морщинистая, дряхлая, издрызганная, ей давно пора бы в гроб. Мы - черви и хозяева на её вонючем теле. Нет, мы пробрались глубже, мы в её влагалище, давно уже ничего не производящем. Мы в её сморщенной заднице...."
Голос разносился из магнитофона, над которым согнулся Жетон, колотя по клавишам. Несколько прохожих с бомжовой внешностью спокойно глазели, ожидая разборок. Еще не разошлись по рабочим местам бригады нищих: беженцы с малолетними детьми, "солдатики" на гремучих тележках, инвалиды с младенцами, гармошками и деревянными протезами. Живописная массовка для "нового кино".
- Что тут у тебя за театр у микрофона? - Филя нажал "стоп", но аппарат не остановился. Механический голос робота продолжал изрыгать угрозы.
"- Мы - то, что несет вам смерть. Мы - ваша жадность, жестокость, лживость. Тротил в подвале дома, игла в вене вашего сына, ракеты, высовывающие свои акульи морды из недр земли - это тоже мы. Мы везде и нет от нас спасения.."
- Да что за чума такая! - Теофил рванул шнур. Тишина врезалась в барабанные перепонки. Жетон таращил на Филю огненные глаза.
- Ну, подкосил ты меня! - сдернув свой жаркий тулуп, "казак" рухнул на табурет,. - В душу плюнул... Может, я тебя другим считал. Может, даже завидовал! - пьяный всхлип надломил баритон и блестящая слеза застряла у переносья. - Говорил себе: Евгений! тебе, козел накрученный, нет места в истории! А пафоснику сопливому - есть!
- Женька, ты очень талантливый! Ты - живой! - Филя присел рядом на запечатанную стопку книг. Пестрый прилавок крапил мелкий дождик. - Закрывай лавочку, пойдем ко мне. Поговорить надо.
"Казак" грозно шуганул нищих:
- Хиляйте на рабочие места, господа! Здесь литературные чтения начинаются.
Массовка недовольно расходилась. Филя забрал магнитофон, оставленный когда-то проводящими лотерею ребятами и нырнул в свою стеклянно-пластиковую нору. Следом втиснулся, тряхнув сооружение, Жетон.
- Где ты взял эту пакость!? - Филя брезгливо держал извлеченную из магнитофона кассету.
- Я литературную серию "Соблазны" получил. Хотел Басковым озвучить. Включил маг... Из него такое поперло... Похоже на Кондратьева, но он давно коньки откинул, - Жетон в недоумении рассматривал стандартную коробку с записью, - лежала прямо на виду. Все путем: "Посвящение", мордулет тенора. Да в чем, собственно, дело? Твой текст звучал в эфире или нет?
Филя посмотрел выразительно, вложив в долгий взгляд весь запас неформальной лексики. Поперхнулся, мотнул головой:
- Ну ты и сволочь! Разыграл, да?!
- Да не я это! Хочешь, побожусь! У меня для тебя совсем другой сюрприз приготовлен, - с шумным вздохом Жетон достал из теплых глубин овчины тонкую белую книжку с достойно скромным тиснением: Т. Трошин. "Избранное"
- Держи, гений, - тираж вышел. Тысяча экземпляров.
- Откуда? Ах и хитрец, Николай! Он ведь мне только вчера шумел, что стихи никому не нужны... - Филя взял томик. - Не ожидал, что так разволнуюсь.
- С тебя двести пятьдесят баксов. Все финансовые затраты по типографским работам - из моего благотворительного счета. Николай твой, гребаный, здесь совсем не при чем. - Евгений довольно распушил усы.
Филя в упоении листал страницы:
- И про одуванчики есть! И "посвящается "ВК." А я, хмырь поганый, думал, что видеть этого не хочу.
- Мне ж как Божий день ясно было, что Фильке Трошину для полного эзотерического комфорта только этой тетрадки не хватает.
- Тысяча! Тысяча человек прочтет мои стихи! Прочтет и поймет! Фантастика...
- Их, конечно покупать не будут. Но это не твоя проблема. Я твой лирический продукт в два счета распространю. А бабки мы с твоего школьного кореша все же слупим.
- Жень, будь другом, объясни все толком. Голова после вчерашнего тухлая. Колька ко мне заезжал, - про стихи ещё понятно. Но зачем ты мне эту кассету подсунул? Что затеял, казак?
Наверно, в тоне поэта было что-то нехорошее, возможно даже, очень обидное. Евгений распрямил плечи и посмотрел сверху вниз на вихрастую голову с горчайшим сожалением:
- Не понял ты ничего. Обидел... Знаешь, про деньги это я так приплел. Ничего мне от тебя и твоего пузана-начальника не надо. Подарок бывшему другу, - отпихнув носком ботинка упаковки газет книжек, "казак" удалился к своему пестрому развалу.
Время улетало в трубу, торговля шла хило, думалось Теофилу плохо. Женька одарил сюрпризом - составил и издал сборничек. Напечатал стихи, которые упорно считает дерьмом. А потом запустил на полную мощь идиотский текст, в авторстве которого подозревает того же сочинителя. Кассету мог подбросить только Жетон. Но зачем? Прикол? Месть за ироническое отношение к его кумирам? За поведение на инстоляции? Назидание опубликованному архаику? Полемика? Почему тогда плакал?