"Азазель , забавник, научил, - грустно усмехается старик, - Многому чему ещё, ремёслам всяким.... Где они теперь ангелы небесные? Им первым тогда досталось..."

- Любуешься? - слышится за спиной.

Старик оборачивается, узнаёт подошедшего:

- А, лучезарный..., - как-то вяло приветствует он.

От одежды и кожи того, кто посмел нарушить уединение старика, действительно исходит лёгкое сияние. Как простой человек он присаживается на песок рядом со стариком. Затем набирает горсть песка, медленно ссыпает его сквозь пальцы, переводит взгляд туда, где огромное светило, отбрасывая блистающую дорожку на морской глади, намеревалось сгинуть в большой воде.

- Любуешься? - вновь повторяет сияющий.

Старик, ещё в своих мыслях, не сразу понимает, о чём тот:

- А? Чем?

- Закатом. Действительно завораживающе.

- Да? - рассеянно переспрашивает старик, - Наверное. А ты чего здесь?

- А я теперь часто буду. Получил, так сказать, назначение на Землю, управлять всем этим.

Сияющий образно обводит руками, показывая, что всё вокруг теперь его.

- А-а, - равнодушно тянет старик, - Я уж думал, надо чего ещё? И так, вроде всё сделал, как говорили.

- Мне пока не надо, - улыбается лучезарный собеседник, - Я просто передать известие. Отец просил сказать, что не будет больше топить землю. Он слово даёт.

Старик кивает в ответ:

- И больше ничего?

- Больше ничего.

Они какое-то время молчат, наблюдая за светилом, которое всё ниже склоняется к горизонту. Наконец огненный диск касается воды. И там, где солнце начинает тонуть, море, должно быть, закипает, шипит от боли паром. "Так солнце казнит воду, разом, сгубившую всё живое на земле!" - в который раз приходит на ум старику, - мысль не новая, прижитая, как и следующая за ней, - Утром оно взойдёт, с другой стороны. Разве это не чудо? Тонет и не погибает. Или твердь небесная не касается тверди земной?" А вот это первое сомнение за много лет. Старик даже пошевелился от неожиданности. Бред какой. Вон там, на горизонте они соединяются. "Или нет? Спросить у Лучезарного? Он оттуда, он всё знает".

Вместо этого старик неожиданно справляется о другом:

- Он переживает?

Теперь уже кивает небесный житель:

- А ты как думаешь? Сотворить всё своими руками и затем уничтожить. Труды, надежды - всё насмарку. Авторитету, кстати, тоже не полезно. Конечно, ОН переживает.

- Переживает, - эхом повторяет старик, - Значит, не я один. Порой мне кажется, что лучше было погибнуть со всеми, чем пережить подобное. Зачем огород городить с ковчегом этим, с животными? Раз надо - стёр бы всё с лица земли, а потом заново создал....

- А дети? - поворачивается к нему Сияющий. Диалог со стариком забавляет его, губы еле сдерживают улыбку, - Твои дети? Их тоже следовало утопить?

- Ну, их-то зачем? - тушуется старик, - Пусть они бы и жили.

- Не твои ли сыновья первыми ворчали, что потакают твоим чудачествам, помогая строить ковчег вдали от воды? А? Ты, только ты безоговорочно поверил словам всевышнего о потопе. Остальные лишь смеялись. Им никто не запрещал строить тоже. Не стали и получили своё. Не сомневайся - ты больше других достоин жить.

Старик бурчит что-то невнятное.

- Не тебе роптать! - повышает голос небесный гость, - Почему вы, люди, такие неблагодарные? Остался цел - живи и радуйся, восславляй всевышнего. Что ещё надо? Тебя, да Адама помнить будут вечно. Ной - тот, кто от потопа спасся! Ной - праведник. Ной - тот, кто продолжил род человеческий! Если не благодарность от потомков, то слава на века. Чувствуешь значимость.

- Не всё равно, будут помнить или забудут? Никто и не задумается, что мне тогда пришлось пережить. Как только вода начала всё заливать, топить, люди опомнились, прибежали к ковчегу. Их голоса до сих пор не дают мне спать. Они стучат, стучат в переборку, кричат, умоляют впустить. Но всех не забрать. Понимаешь, не забрать! А среди них соседи, с которыми жил бок о бок десятилетиями, друзья, родственники дальние. Теперь я понимаю, почему ОН приказал мне сделать ковчег с запором изнутри, - глаза старика наполняются слезами, - Их там топит, а я ничем им помочь не могу. Не могу!

Светящийся с любопытством разглядывает старика, готового разрыдаться.

- А дети? Жена, снохи как? - спрашивает он, - Их тоже беспокоят воспоминания? Видел их тут, ничего себе, весёлые. Их, похоже, призраки прошлого не тревожат.

- Я заткнул им уши паклей. Они не слышали всего того, что довелось мне. Веришь, те, что снаружи ещё день и ночь цеплялись за ковчег, пока не обессилели и тоже не утонули. Никто не спасся. Я видел крохотный плот, на котором лежали тела матери и ребёнка. Будь они живы, я бы бросил им верёвку, вытянул их. От двух лишних душ ковчег бы не перевернулся. И совесть моя осталась бы, чиста. Хоть двоих бы я спас. Но они уже были мертвы. Та женщина и ребёнок тоже по сей день стоят у меня перед глазами. Скажи, как жить с этим?

- Понимаю тебя, - успокаивая, положил руку на плечо старику собеседник, - Я тоже видел это.

- Что ты видел со своей высоты? Что ты слышал? А для меня это было рядом. И всё это осталось у меня здесь, здесь, - старик ударил себя ладонью по голове, - и никак не желает выходить. Я уже не могу жить с этим.

- У меня есть чем помочь тебе, - сияющий сунул руку под складки своего одеяния и достал оттуда зелёную палочку с корешком, - Возьми. Это виноградная лоза. Посади её, и как появятся ягоды, выжми их и дай соку слегка перебродить. Пей его, и голоса в голове перестанут беспокоить тебя. Отдаю с условием.

- Каким? - старик принял от него саженец.

- Если будут спрашивать, откуда лоза, не говори, что я дал тебе.

- А кто будет спрашивать?

- Неважно, главное - не говори.

- Почему? - не понимает старик.

- Те падшие ангелы тоже искренне желали людям добра. Ремесла, науки, врачевание, разве не полезно людям? И где сейчас ангелы?

Старик кивает головой. Он знает, как наказали тех, которых вмиг нарекли падшими.

- Там, - светящийся указал пальцем в небо, - меня не поймут. Да и здесь, на земле, тоже.

Он встал с песка и, не оглядываясь, пошёл прочь. Как раз солнце утонуло в море, и разом наступила темнота. Собеседник старика, кажется, засиял больше. От него на несколько локтей вокруг темнота отступала. "Пойти за ним?" - подумал старик, но остался на месте. Дорогу к стойбищу он найдёт и с закрытыми глазами. К тому же там развели костёр - видно куда идти. На небесной тверди - старик поднял голову, тоже зажглись звёзды, какой-никакой свет. Ной вспомнил о черенке лозы в руках, глянул на него и поспешил сунуть за пазуху. Вдруг, подарок Лучезарного заметят оттуда, с неба?

ИГРА В ЧАТУРАНГУ

Пышный дворец, с большой террасой и каменными перилами в пояс. Он стоит на высокой горе и, кажется, что покоится прямо на облаках. Пока весь мир томится от полуденного зноя, здесь на лёгком ветру и в тени куполов хорошо, прохладно и спокойно. Никто не беспокоит, царедворцы на послеобеденном отдыхе. Крупный, седой мужчина в белом одеянии и с золотым венцом всевластия на голове стоит, положив руки на перила. Далеко внизу, в долине, копошатся крохотные человечки. Кто-то ковыряется на возделанных полях, кто-то загоняет зверя или ловит рыбу. Над домиками курятся дымки. Это женщины готовят пищу. Жизнь течёт. А там что? Люди таскают камни для строительства храма. Это тоже хорошо. Вера в бога организует, наполняет жизнь смыслом. Пусть строят.

Владыка отходит от края террасы, идёт к небольшому столику, богато инкрустированному драгоценными камнями. На столике ваза с фруктами, доска, расчерченная на черно-белые квадратики. На ней и рядом деревянные разноцветные фигурки. Четыре цвета - четыре игрушечных войска. В каждом свой командир - раджа, колесницы - ратха, конница - ашва, боевые слоны - хасти и пешие воины - падати. Каждый - творение рук мастера. Красные фигурки вырезаны из малавского падуса, зелёные из бакаута. Именно его древесина отливает зелёным цветом. Ради войска жёлтого раджи пришлось посылать в Бразилию. Именно там растёт гуатамбу - жёлтое дерево. И конечно же чёрные фигурки изготовлены из твёрдого эбенова дерева. Искусная работа. Хотя, нет. Владыка трогает чёрного падати - пешего воина. Вот здесь, у мастера дрогнула рука - на голове у фигурки след от резца, словно шрам.