| At the fine stone house, with its green-jalousied windows, which M. d'Ogeron had built himself in a spacious and luxuriant garden to the east of Cayona, the Captain became a very welcome guest. | Капитан стал желанным гостем в красивом белом доме с зелеными жалюзи, который д'Ожерон построил для себя к востоку от Кайоны, среди большого, роскошного сада. | | M. d'Ogeron was in the Captain's debt for more than the twenty thousand pieces of eight which he had provided for mademoiselle's ransom; and shrewd, hard bargain-driver though he might be, the Frenchman could be generous and understood the sentiment of gratitude. | Губернатор считал, что его долг Бладу не ограничивается двадцатью тысячами песо, которые тот уплатил за Мадлен. Умному и опытному дельцу не чужды были и благородство и чувство признательности. | | This he now proved in every possible way, and under his powerful protection the credit of Captain Blood among the buccaneers very rapidly reached its zenith. | Француз доказал это различными способами, и под его покровительством акции капитана Блада среди пиратов поднялись к зениту. | | So when it came to fitting out his fleet for that enterprise against Maracaybo, which had originally been Levasseur's project, he did not want for either ships or men to follow him. | Когда пришло время оснащать эскадру для набега на Маракайбо, в свое время предложенного Левасером, у капитана Блада оказалось достаточно и людей и кораблей. | | He recruited five hundred adventurers in all, and he might have had as many thousands if he could have offered them accommodation. | Он легко набрал пятьсот авантюристов, а при желании мог бы навербовать и пять тысяч. | | Similarly without difficulty he might have increased his fleet to twice its strength of ships but that he preferred to keep it what it was. The three vessels to which he confined it were the Arabella, the La Foudre, which Cahusac now commanded with a contingent of some sixscore Frenchmen, and the Santiago, which had been refitted and rechristened the Elizabeth, after that Queen of England whose seamen had humbled Spain as Captain Blood now hoped to humble it again. | Точно так же ему ничего не стоило вдвое увеличить и свою эскадру, но он предпочел ограничиться тремя кораблями: "Арабеллой", "Ла Фудр" с командой в сто двадцать французов под начальством Каузака и "Сантьяго", оснащенного заново и переименованного в "Элизабет". Это имя они дали кораблю в честь английской королевы, во время царствования которой моряки проучили Испанию так же, как сейчас собирался это сделать снова капитан Блад. | | Hagthorpe, in virtue of his service in the navy, was appointed by Blood to command her, and the appointment was confirmed by the men. | Командиром "Элизабет" он назначил Хагторпа, и это назначение было одобрено всеми членами пиратского братства. | | It was some months after the rescue of Mademoiselle d'Ogeron - in August of that year 1687 - that this little fleet, after some minor adventures which I pass over in silence, sailed into the great lake of Maracaybo and effected its raid upon that opulent city of the Main. | В августе 1687 года небольшая эскадра Блада после некоторых приключений в пути, о которых я умалчиваю, вошла в огромное Маракайбское озеро и совершила нападение на богатый город Мэйна - Маракайбо. | | The affair did not proceed exactly as was hoped, and Blood's force came to find itself in a precarious position. | Операция эта прошла не столь гладко, как предполагал Блад, и отряд его попал в опасное положение. | | This is best explained in the words employed by Cahusac - which Pitt has carefully recorded - in the course of an altercation that broke out on the steps of the Church of Nuestra Senora del Carmen, which Captain Blood had impiously appropriated for the purpose of a corps-de-garde. | Сложность этого положения лучше всего характеризуют слова Каузака - их старательно записал Питт, - произнесенные в пылу ссоры, вспыхнувшей на ступенях церкви Нуэстра Сеньора дель Кармен, в которой Блад бесцеремонно устроил кордегардию[51]. | | I have said already that he was a papist only when it suited him. | Раньше я уже упоминал, что ирландец был католиком только тогда, когда это его устраивало. | | The dispute was being conducted by Hagthorpe, Wolverstone, and Pitt on the one side, and Cahusac, out of whose uneasiness it all arose, on the other. | В споре принимали участие, с одной стороны, Хагторп, Волверстон и Питт, а с другой - Каузак, чья трусость и послужила причиной спора. | | Behind them in the sun-scorched, dusty square, sparsely fringed by palms, whose fronds drooped listlessly in the quivering heat, surged a couple of hundred wild fellows belonging to both parties, their own excitement momentarily quelled so that they might listen to what passed among their leaders. | Перед вожаками пиратов, на выжженной солнцем пыльной площади, окаймленной редкими пальмами с опущенными от зноя листьями, бурлила толпа из нескольких сот головорезов обеих партий. | | Cahusac appeared to be having it all his own way, and he raised his harsh, querulous voice so that all might hear his truculent denunciation. | Каузака, видимо, никто не останавливал, и его резкий, крикливый голос покрывал нестройный шум толпы, стихавший по временам, когда француз бессвязно обвинял Блада во всех смертных грехах. | | He spoke, Pitt tells us, a dreadful kind of English, which the shipmaster, however, makes little attempt to reproduce. | Питт утверждает, что Каузак говорил на ужасном английском языке, который Питт даже не пытается воспроизвести. | | His dress was as discordant as his speech. It was of a kind to advertise his trade, and ludicrously in contrast with the sober garb of Hagthorpe and the almost foppish daintiness of Jeremy Pitt. | Одежда на французском капитане была так же нелепа и растрепана, как и его речь, и весь облик Каузака резко отличался от скромной фигуры Хагторпа, одетого в чистый костюм, и от почти щегольского облика Питта, появившегося там в нарядном камзоле и блестящих туфлях. | | His soiled and blood-stained shirt of blue cotton was open in front, to cool his hairy breast, and the girdle about the waist of his leather breeches carried an arsenal of pistols and a knife, whilst a cutlass hung from a leather baldrick loosely slung about his body; above his countenance, broad and flat as a Mongolian's, a red scarf was swathed, turban-wise, about his head. | Вымазанная в крови блуза из синей бумажной ткани, мешковато сидевшая на французе, была расстегнута, открывая его грязную волосатую грудь; за поясом кожаных штанов у него торчал нож и целый арсенал пистолетов, и, кроме того, на перевязи болталась абордажная сабля. Над широким и скуластым, как у монгола, лицом свисал красный шарф, обвязанный вокруг головы в виде тюрбана. | | "Is it that I have not warned you from the beginning that all was too easy?" he demanded between plaintiveness and fury. | - Разве я не предупреждал вас еще вначале, что все идет слишком гладко, слишком благополучно? - выкрикивал он, яростно подпрыгивая на своих кривых ногах. | | "I am no fool, my friends. | - Я ведь не дурак, друзья! | | I have eyes, me. | У меня все-таки есть глаза. | | And I see. | Мы входим в озеро - и что мы видим? | | I see an abandoned fort at the entrance of the lake, and nobody there to fire a gun at us when we came in. | Брошенный форт. Вы помните, да? Там никого не было. Помните? Никто в нас не стрелял. Пушки молчали. | | Then I suspect the trap. | Я тогда уже заподозрил неладное. | | Who would not that had eyes and brain? | Да и любой на моем месте, у кого есть глаза и мозги, думал бы так же. | | Bah! we come on. | Но мы все-таки плывем дальше. | | What do we find? | И что же мы находим? | |
