― То есть, сама я так понимаю ты уже не справишься?

Я рассмеялась над ней. Какого чёрта ей вообще надо от меня? Ну сдохну я, чё с того? Ей плевать.

― Вик, это не смешно. У тебя не будет будущего, пока ты не возьмёшь себя в руки.

― Если меня ждёт такое же будущее как у тебя, то думаю оно чрезмерно переоценено. ― отчеканила я, сквозь ухмылку. Она была болезненной и злой. Чертовски злой.

― Ты сама ещё не веришь в то, что это конец, верно? Верно. Это только самообман. Ты здесь, так же как и мы все, ещё надеешься, и пока ты надеешься, тебе можно помочь.

― Чем ты можешь мне помочь? ― вскинула я подбородком заискивая её взгляд, ― Чем, чёрт возьми? Ты можешь только наблюдать. Держать меня в клетке и наблюдать как я медленно гнию и подыхаю в ней. Наблюдать за последствиями своего грёбанного сумасшествия.

Он потёрла виски, кривясь.

― Да, перестань, ты чёрт возьми, жизнь она одна, она только одна, здесь и сейчас, слышишь? Ты только здесь и сейчас! Не надо торопиться всё закончить, когда можно всё исправить. Я это знаю. Проблема не в мире вокруг тебя, она в твоём мире, только внутри тебя. Это только твоя жизнь, и даже если в ней много всякого дерьма, только ты решаешь двигаться дальше, или сдохнуть прямо сейчас. Но чёрт побери, неужели тебе не интересно, что будет дальше? Если не для чего жить, попробуй… просто ради интереса. Если хочешь отомстить, стань счастливой! Всем назло! Ты ведь можешь себе позволить всё! Просто бери и делай, то что хочется! Начни с начала! Займись чем-нибудь! Что тебе нравится? Стань рок-звездой, вселенского масштаба! Ты же можешь! Твою мать, да что угодно, только возьми себя в руки наконец!

Я молчала. Мои глаза предавали меня, мне было больно. Я понимала, что это конец.

― Ну, хорошо. ― она обошла стол, и встала рядом со мной, заискивая мой взгляд, она давила на меня. Я чувствовала это и не могла сопротивляться, у меня просто не осталось сил сопротивляться…

― Ты можешь отпустить всё это и сделать шаг вниз, а можешь ухватить удела своей жизни и сделать шаг вперёд. И следующий, постепенно, по шагу, всё можно спасти. Ну не везёт тебе в смерти Тори? Который это уже эпизод? Так может не судьба, а? Может тебя там не ждут? Может лучше сделать всё правильно, хоть раз, чтобы тебя ждали здесь, в этой жизни?

― Всё сказала? ― я утерла глаза, не смотря на неё, ― Или ещё что-нибудь? Да не собираюсь я ничего делать, расслабься.

― Ну что ты тогда молчишь?

― Философствую, твою мать. ― проворчала я.

― Ты снова совершаешь ошибку, ты разве не понимаешь?

― Нет, я поступлю правильно! ― прокричала я, мои руки взлетели вверх, я не контролировала себя. Ни себя, ни мысли… ничего. ― Возможно впервые в своей грёбаной жизни! Возможно это вообще единственное, что я могу сделать правильно! Довольна?

― Вот с этого и стоило начинать. ― отрезала она, совершенно строго и грубо.

31 декабря. Сегодня Новый год и всё что он мне обещает, это усиленная терапия. Я даже не знаю, нахрена я хватаюсь, и на что я чёрт побери надеюсь, но чувствую, ни пожить мне спокойно не дадут ни помереть. Так что включу инертную линию и побуду плыть по течению. Если суждено, я потону, нет ― выплыву.

31 декабря. Офис GS Records. 23:00. Последняя запись на этот год, длинною в 4 минуты. И последний шаг ― шаг назад, длинною в целую жизнь.

Я не стану ничего говорить. Он и так не дурак, сам всё поймет.

Я играла и не слышала себя, не чувствовала ничерта, кроме двух дорожек кокса в своей крови. Какая разница, скоро какой-нибудь док, так или иначе залечит мне про свет во тьме.

Раф был нервным всю неделю. Он казалось всё дальше и дальше от меня. С каждым днём это расстояние становилось, всё более и более непреодолимым.

Его образ преследовал меня до последней ноты. На этот короткий момент время остановилось и я, могла видеть небеса в его глазах.

Я, казалось, затаив дыхание, с нетерпением ожидала продолжения.

Но его не будет.

Я положила последний аккорд своей гитары, крадущийся аккорд мелодии которой я не хочу. Я позволила своей гитаре повиснуть за спиной. Я была парализована, заморожена мыслью о том, что я оставлю его спустя несколько минут навсегда. ― человека, которого я люблю.

Я тонула. Тонула в панических волнах, так незаметно подкравшихся.

Я приложила ладонь к своему лицу и одна слезинка покатилась по щеке.

Что будет если каждый раз вскрывать рану, не позволяя ей зажить? Правильно, она никогда не заживёт. Я знаю на что это похоже. Это сжигает как болезнь. Это уже превратилось в болезнь. И имя этой болезни ― одержимость. Чувство в спектре от делирия до боли не касаясь реальности. И кажется мне что мне не вынести этого.

Это будет больно, но так будет правильно.

31 декабря. Без пяти двенадцать. Парапет моста. Снег. Виски.

Концепция моего мира в самой себе, дрогнула, переворачивая реальность нехитрой рокировкой. Приоритеты потерпели сильное замыкание.

Я тонула. Я утопала в снегопаде. Я словно смывала его присутствие, я хотела очищения.

Идеальный, он скрашивал моё несовершенство, мои изъяны, не боясь окунуться в этот мой омут темноты. Он научил меня мечтать, завладел всеми моими мыслями и мной, выпивая меня, без остатка, оставляя призраком в простынях, и снова наполняя меня, делясь своими силами. Обнажая мою больную душу, и надёжно пряча от постороннего взора.

Пряча от постороннего взора себя.

Я словно связанна, в оковы поймана, в этих путах лжи, нашей обоюдной лжи. Они ставят меня на колени, заставляя меня молить, Богов, о прощении, умолять, загладить мои пороки. Я подарила ему всю свою любовь, и всю свою ложь. И так и не сумела понять, он играл до конца, или так напрочь заигрался, что попал в свои же сети и влюбился сам.

Что это любовь или одержимость? Но он не умеет любить. Желая освободиться хоть на краткое мгновение, я, вкусив его однажды, так глубоко потерялась в этом маскараде, в чёртовом карнавале душ. Наших душ. Что не заметила когда всё перевернулось. Где была игра, а где правда? Был ли он искренен хоть одно мгновение?

Хотелось выпить стаканчик другой виски и взять в руки пушку.

Или.

Причинить себе глубокую, острую боль. Причинить, физическую боль, убивая эти жестокие стенания внутри. Вот как я играю, играю в жизнь, вышибая клин-клином.

Я была чертовски пьяна. Очень сильно. И чувствовала, что конкретно переборщила с коксом. Но даже это, не отменяло мысли, о моём бесповоротном нездоровье. Эти мысли способны хоронить мою драму, голосуя за мои похороны.

Не могу стоять ровно, теряя всю веру, в обещания, что дала самой себе, но всё ещё подчиняясь этой горько-сладкой улыбке на губах.

Остывая под этим ледяным снегом, не в силах, остановиться или сделать уже чёртов шаг. Я сама виновата во всём, Инна, что б её права! Я разрушаю его, разрушала с самого начала, но я пыталась! Чёрт возьми я правда пыталась! Мне нечем было перекрыть эту пустоту и боль.

Воспоминания, острые, сияющие, словно ножи, они безжалостно пронзают настоящее, до самого будущего. Но после самоубийства любви, ничего значимого просто на просто не останется, а её останки будут похоронены в безымянной могиле моего сердца.

С ядовитым поцелуем, не побеждают одиночество. Спасают теплом рук, а не саваном забвения. Тем самым смертельным саваном лжи и притворства, от которого застыло моё сердце. Я вовсе не хочу, чтобы он был пригвожден к кресту, я могу лишь пожелать ему счастья и ждать конца. Но одиночество умоляет меня сдаться. В конце концов она никогда не исчезает навсегда, солгав. Боль всегда обещает вернуться. И всегда возвращается.

Мне кажется это предел.

Я объявляю конец властвования масок над нашими душами.

Окончен балл.

Я завершаю войну.

Моя эпитафия по любви.

Моё жертвоприношение.

Последний глоток, виски. Древесино-горький вкус, такой же как боль и сожаления.

31 декабря. Полночь. Парапет моста. Телефонный звонок.