― Ты солгал. ― улыбнулась я, и моя улыбка причиняла мне сильнейшую боль. Я хотела красный свет. Он мимолётно забеспокоился. ― Я успела проснуться. ― сказала я, легко проходя мимо него.

Я слишком долго спала. И проснувшись я должна ненавидеть его. Ненавидеть прямо сейчас, но ненавидела себя. Должна была ощущать ярость, но мне было грустно. И всё что осталось была только боль. Каждая эмоция была обёрнута болью. Каждая. Нежность и страсть. Любовь и злость, всё. Словно ваза с конфетами, вкусными и отравленными, но каждая завёрнута в сверкающую боль, как в обертку из раскаленной фольги. Когда-нибудь, возможно очень скоро конфеты растаят, в этом пожаре. Ведь она тлеет, но скоро это кончится. И в чёрно-белом спектре, я хотела красный. Отчаянно, нуждалась разбавить краски ярко алым, когда течет красный я не ощущаю губительной боли внутри. Только снаружи, только ожог рисующий линии алым.

Я слушала тяжелую щемящую сердце жестокую мелодию, и видела своё отражение ― отражение моей боли. Прямо в ней, в новой композиции 9 circle ― The most coveted scar.

«Самый желанный шрам»― и он был именно таким. Чертовски в точку. Я признавала и ненавидела это.

Кажется у меня есть достойный ответ забугорным рокерам. Строчки и ноты роящиеся шумом, скопилась в моей голове в наркотически спектре, и пролилось на бумагу. Вечером я уже играла композицию в баре «155 децибел» и люди могли слышать аккорды моей души, в режиме реального времени.

Мы закончили свой последний сэт на этот вечер. И я в который раз подумала, что он был очень талантливым, и очень хорошим актёром. Сейчас я предельно чётко осознала это. Он не умеет врать, но играет он первоклассно. Играет в чувства ко мне. Я ненавидела эту мысль, но с болью понимала, что не хочу иначе. А оно всё длилось и длилось. Почти неделя прошла, спустя, близился Новый год. Но он не уходит. И зачем он играет я не понимаю. Но кое-что мне за эти дни выяснить всё-таки удалось. Осторожно я поинтересовалась у одной из бывшей группировки школьных сплетниц, где сейчас Светка. Ведь её не было. Не было нигде никто её не видел якобы, и уже очень давно. Однако, земля слухом, как говориться, помниться. И они были в основном о том, что Светлана наша, залетела, и замуж собирается. Её оказывается неоднократно видели, с потенциальным женихом. Никто почему-то не решался утверждать кто он такой. Но по описанию он чертовски походил на Рафа. Может поэтому никто и не говорил, его боятся. Высокий роскошный брюнет ― таким он прослыл, и таким его видели. Я видела немного больше. Я видела его пороки. Видела, но оставляла всё так, как есть. До лета. Всё решится летом. Пусть это больно, пусть так, но мне наверное не дано быть счастливой в этой жизни. Возможно после, это изменится.

И снова он уезжает. В этот раз с Ярэком, но как знать, может брат просто выгораживает его. Я ведь Ярэка совсем не знаю. Да и Рафа, как оказалось тоже.

Как он близок. Что он нам несёт, этот год? Обновление. Да, его жизнь станет другой в грядущем году. Другая жизнь с другой. Он получит то что хочет, его лучший Новогодний подарок. У него будет семья. Только его собственная. Мне этот год несёт только одиночество и Новый год имеет для меня особенный запах. Он не несёт аромат ели и мандаринов. Он пахнет коксом, виски и смертью.

Судьба тем временем снова решила столкнуть меня с Эллом. Или Ренатом. Я уже даже не знаю, кто он такой. Брат? Или с головой моей всё хуже и хуже?

Мы встретились в баре. В дыре с многовопящим названием «Тоска», у самой границы города. Я не смогла больше выносить пустоту дома, не могла больше слушать требования Солы объясниться, что за дерьмо со мной твориться. Я не могла больше находиться рядом с ним, не могла видеть его. Возможно я насильно заставляла себя его ненавидеть. Так будет легче. Я просто свалила из дома. Пол часа и я в «Тоске». Десять шагов и я а Зарече, в том городе, где раньше жил мой отец. Кто бы что не говорил, но мне нравился этот бар, хотя едва ли это можно назвать баром. Пристанище падших людей. Таких же как и я сама. Здесь можно не слова не говорить, просто заглянуть в глаза любому и твоя боль и разочарование ни за что не останутся не поняты. Ты можешь поделиться этой горькой долькой и получить стоящий совет человека, который был не единожды побит судьбой, и знает вкус поражения. Человека который не будет смотреть на тебя с высока, и испытывать к тебе отвращение, ведь он просто такой же конченый неудачник как и все здесь. Такой же как и я.

Я не говорю. Пока нет. Я просто хочу растворить в этом отчаяние со вкусом дерьмого дешёвого скотча. Наверняка палёного, и разбодяженного водкой. Это не важно.

Ко мне за барную стойку приземлилось тело. Иначе его не назовёшь.

― Прекрасссная… а не составите ли вы компанию старому офицеру в от… отставке…

― Гуляй дядя, за меня ещё посадят. ― пробормотала я дежурную фразу, даже не смотря на него.

― Ааа…

Бармен, знающий меня не первый год, недобро зыркнул на тело.

― Отвали от неё, Грозный. Она наша.

«Наша» Сколько сакраментального смысла в этом слове. Наша ― завсегдатая «Тоски» с малых лет. Богатая девочка богатых родителей, которым было наплевать на дочь. Мы были слишком заняты утопией. Мы просто топили свои проблемы, каждый по своему. Мать резалась и исчезала невесть куда. Батя бухал, рисовал и играл. А я впитала всё «самое лучшее» от родителей и делала всё это одновременно. И резалась и исчезала, и пила, и рисовала, и не прекращала играть. В том числе в гляделки со Смертью.

― О, пардон, был сбит с толку. ― ретировался дядя, который Грозный. ― Для нашей, уж больно хороша…

― Грозный, я сейчас вышвырну отсюда твою пьяную задницу, если ты не уймёшься. ― хмурился бармен, ― Чё хотел?

― А ну, да… ну-ка, шеф, начисли мне соточку. ― велел он весело, возложив купюру на поверхность барной стойки. Получив искомое, опрокинул стопку и стукнув ею о стойку, приложил одну руку ко лбу, а другой честь отдал,

― От души…

Ох, ну разумеется. Без головного убора, честь не отдают. Когда Грозный ушёл, сильно шатаясь, я посмотрела бармена,

― А он что реально офицер или гонит?

― Грозный, что ли? ― он кивнул, ― Реально. Он «чеченец». Ты не обижайся на него, он контуженый, просто. ― оправдал он служившего в Чечне.

― Я заметила. ― усмехнулась я, ― Виделись не раз, по лету чуть ли не своей кровью признал, а он меня даже не помнит.