- Но надо же предупредить деревню... - начал было Фок, но Борбас его тут же оборвал.
- Завтра и предупредим. Нечего по ночам людей пугать, - проворчал дворф нетерпящим пререканий голосом и кивнул на дверь.
Фок нехотя подчинился, помня о тяжёлых кулаках Борбаса. Перспектива снова встретиться с 'вампиром' приводила его в ужас, однако он понимал, что если дворф потребует пойти с ним - деваться будет некуда. С этими нехорошими мыслями он и ушёл к себе в дом, где перебудил своим рассказом всю семью и до утра так и не сомкнул глаз.
Что же касается Борбаса - через десять минут он снова сладко ворочался во сне, продолжая переваривать обильный ужин и напрочь забыв о вампире и незваном госте.
***
Огромный багрово-жёлтый диск Луны поражал своим величием и необузданностью всех существ, бодрствующих в столь поздний час. Лес наполнялся жизнью - не той размеренной и непринуждённой, которая свойственна для дневного образа бытия, а хищной, стремительной и дерзкой, к которой привыкли ночные создания. Восторженное уханье филина, поймавшего на ужин жирного зайца, растворялось в аккомпанементе волчьей песни, прославлявшей полновластие ночного светила. Дремучий медведь-губач, забравшись на высокий дуб, хрипло подвывал в тон волкам, с которыми в любое другое время схватился бы в смертельной битве. В высокой траве затянули свой стрекочущий мотив тысячи кузнечиков. Их безобидная на первый взгляд песня была посвящена охоте - множество бабочек, гусениц и жуков в эту ночь насытило своей плотью их зелёные брюшки. Мудрая сова-прорицательница ритмично ухала, соревнуясь с филином и готовясь к охоте. В эту ночь ей предстоит полакомиться зазевавшимся ежиком или спящей змеёй. А быть может, добычей совы станет другой ночной хищник - летучая мышь. Эти существа, ставшие для людей воплощением ночи и ночных страхов, вылетают из своих пещер только под светом Луны и, выходя на охоту, присоединяются к дерзкому песнопению ночных созданий. Их тонкий писк изящно дополняет уханье, рычание и вой, разносящиеся по лесу в полнолуние. Кто не слышал этой прекрасной, разрывающей душу песни, тот ничего не знает о ночи.
Эльф с обсидиановой кожей не мигающим прямым взглядом смотрел на Луну и слушал песню ночных охотников. Это разумное и не менее хищное, чем все остальные бодрствующие в это время существа, знало о ночи не понаслышке. С самого момента своего пробуждения в глухой чаще леса, эльф не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. Ему было не тепло и не холодно, он не чувствовал голода, но не ощущал и тяжести в натруженном желудке, он не хотел спать, но и не желал бодрствовать. Он просто хотел лежать и смотреть на Луну - это было лучшее, что он видел за свою жизнь. Эльф знал, что находится в полной безопасности. Его обострившийся слух улавливал мельчайшее движение каждого насекомого на тридцать шагов вокруг, а зрение позволяло посмотреть в глаза ёжику, спрятавшемуся за лесным пнём в десять раз дальше. Но темнокожий мужчина продолжал, не мигая, смотреть на ночное светило, ибо больше ничего на свете его сейчас не интересовало. Человеку сложно понять тот спектр чувств, который охватывал в этот момент эльфа. Однако если всё же попытаться объяснить, то нам непременно придётся опираться на такие понятия, как свобода, лёгкость, вечность, бесконечность, судьба и предназначение. Чувства эти, разумеется, были положительными или на худой конец нейтральными, среди них не нашлось места ни для тревоги, ни для злобы, ни для ненависти, ни для отчаяния. Эльф получал неподдельное удовольствие от того, что пребывал в этом состоянии. Созерцание жёлто-багрового диска полной Луны, сопровождаемое многоголосой песней ночных охотников вызывало искренний восторг и блаженство у этого необычного существа.
Вглядываясь в небесное светило, эльф вдруг со всей очевидностью осознал - кто он и для чего здесь находится. Нет, к нему не вернулись воспоминания о прошлой жизни, как и не получил он ответов на другие мучившие его вопросы. Но он неожиданно понял - то состояние, в котором он сейчас находится, та божественная картина, которую он наблюдает в небе над своей головой и та прекрасная дерзкая песня дикой природы, которая обостряет его слух - всё это гораздо трогательнее и важнее всей его судьбы, важнее судьбы и предназначения всякого разумного существа. Эльф осознал, что эта ночь и эта Луна посвящены ему, точно также, как и он всецело посвящён им. Он был порождением тусклого света в ночном небе и дикой песни хищных зверей в глухом лесу. Это было всё, что ему требовалось знать.
Телега остановилась в сотне шагов от леса - лошадь не осмелилась входить в ночную чащу, полную волков и медведей. Да и двигаться по мокрой грязной земле всё ещё было трудно. Новый извозчик не давал ей никаких указаний, и животное действовало на своё усмотрение. Заметно устав после нескольких дней дороги, а затем незапланированного 'отдыха' под проливным дождём, лошадь решила немного вздремнуть. С новым хозяином она почему-то чувствовала себя гораздо безопасней, чем раньше и даже рискнула бы прилечь для капитального отдыха, если эльф освободил её от упряжи. Однако темнокожий мужчина до первых лучей солнца не подавал признаков жизни, если не считать размеренного глубокого дыхания.
Как только на небе появились первые признаки рассвета, эльф неожиданно спрыгнул с телеги и распряг уставшее животное. В отличие от прошлых хозяев он не стал привязывать его к дереву длинной шероховатой верёвкой, натиравшей шею, а сразу же вернулся в повозку. Вскоре и лошадь и её освободитель забылись крепким и безмятежным сном.
Глава V Тикирикс
С первыми лучами солнца, упавшими на ещё тёмный и казавшийся в ночные часы совсем дремучим лес, появились и первые тени. Самую большую отбрасывал гигантский дуб, добрую тысячу лет растущий в сорока лигах севернее того места, где тёмнокожий эльф встретил рассвет. Дуб стоял на обочине лесной дороги неподалёку от Торвия - резиденции герцога Мердока Торвийского, чьими прямыми вассалами была семья фон Гиммильшильдов.
Суеверные крестьяне и горожане, при поддержке местных жрецов, считали это дерево священным - сюда приходили, чтобы получить благословение Шиаллии - некоего полубожества, покровительствующего лесу и лесным опушкам. Охотники молились здесь об успехе ближайшего предприятия, а путешественники - об удачной дороге по лесным чащам. Даже эльфы Эл'Тариэля с благоговением преклонялись перед могучим дубом, иногда совершая сюда многодневные паломничества.
Как только на крону священного дерева упали первые лучи солнца, в его гигантскую тень въехала группа всадников. Они передвигались молча и очень тихо, выдавая походкой своих коней настоящих мастеров тёмных дел. Однако поджидавшее их в тени дуба существо без труда различило гостей ещё задолго до их остановки под кроной дерева. Оно отметило, что походка одного из всадников, двигавшегося в середине колонны, явно отличается от походки его спутников. Он управлял лошадью гораздо увереннее, но вместе с тем производил и гораздо больше шума. Существо поняло, что дела вести придётся именно с этим человеком. А в том, что это был человек - сомневаться не приходилось. В этих краях все дела подобного рода ведутся только с людьми.
Остановившись в тени священного дуба, всадники неуверенно спешились и стали молча осматриваться по сторонам. По их озадаченному виду было ясно, что эти люди рассчитывали на то, что их встретят. Существо тем временем спокойно стояло, прислонившись спиной к шероховатой коре дуба, и с улыбкой наблюдало за своими гостями. Они были одеты в большие тёмно-зелёные плащи с капюшонами, из-под которых проглядывала дублёная кожа тщательно подогнанных по размеру доспехов и рукоятки длинных ровных мечей. К луке их седёл крепились чехлы с луком и колчаны со стрелами, а все кони, как на подбор были чёрными и явно породистыми. Существо отметило, что в своём наряде эти люди чувствуют себя весьма уверенно и, скорее всего, носят его с завидной регулярностью. Однако один из них вёл себя не так естественно, как остальные - тот самый, который больше всех шумел на дороге. Он явно не привык к кожаным доспехам и большим плащам с капюшонами, целиком скрывающими лицо и тело. А значит, стал участником этого маскарада лишь с одной целью - скрыть от посторонних глаз свою истинную личность. К таким выводам существо пришло, лишь несколько секунд понаблюдав за людьми. Оно не спешило раскрывать перед ними своё присутствие, получая нескрываемое удовольствие от того, что остаётся незамеченным буквально в двух шагах от этих суровых и явно непростых ребят.
