— Я схожу к малышу, — сказал лысый. — Да брось ты, наконец, пить! Оставь и мне хоть чуть-чуть.

Бандит с усиками что-то пробормотал в ответ. Я увидел лысого, поднимавшегося по лестнице. Через несколько минут он спустился вниз вместе с мальчиком. И они исчезли в кухне, причем бандит плотно закрыл за собой дверь.

Путь для меня был открыт!

Взбежав вверх по лестнице на галерею, я тут же очутился у окна комнаты для гостей и увидел Эрика, вышедшего из кустов и бросившегося к дому. На бегу он сделал другим ребятам знак оставаться в укрытии.

Я открыл окно, вскарабкался на подоконник и глянул вниз. Расстояние до земли было больше, чем я думал.

Затем я прыгнул.

Приземлился не совсем удачно — на одну ногу, которая скользнула по мокрой траве, и я упал на бок. Падая, успел мельком увидеть большую консервную банку с помятыми боками. Потом боль в виске и темнота.

Тут к повествованию вновь подключился Эрик: Мы втроем понесли Кима через лесок к нашей даче. Катя осталась у бревенчатого дома, чтобы понаблюдать, что же будет дальше. Двигались мы довольно медленно, но когда достигли дачи, Ким был все еще без сознания.

— Попробуем привести его в чувство холодной водой, — предложил Очкарик, и Эвелин побежала на кухню и принесла кувшин воды. Побрызгали ему в лицо, но ничего не помогало. У него не дрогнули даже ресницы.

— Такое случается и со мною на уроках немецкого языка, — произнес я, но никто даже не улыбнулся моей шутке.

Лицо Очкарика было очень встревожено. Я тоже мучительно переживал, но виду не подавал.

— Может, нам лучше позвать врача, — предложил Очкарик.

— А как мы ему объясним, что с Кимом?

— Что он упал с дерева, — сказала Эвелин.

Так мы и порешили и вызвали врача. К моменту его прихода Ким был без сознания уже более получаса.

На лице врача появилось озабоченное выражение. Он обследовал голову Кима со всех сторон.

Я стал опасаться, что доктор скажет: случай серьезный, Кима надо отправлять в больницу. Однако, окончив осмотр, врач посмотрел на нас сквозь очки и сказал дружески:

— Хм, я не думаю, что это очень серьезно. Предположительно: легкое сотрясение мозга. На затылке у него шишка. Но вы вроде говорили, что он ударился виском?

— Я даже видел, что он ударился виском, — подтвердил я.

— Хм. Когда он очнется, то должен спокойно полежать. Под вечер я загляну еще разок. А вам обязательно надо сегодня возвратиться в Копенгаген?

— Да.

— Хорошо, посмотрим, как он будет себя чувствовать.

Врач закрыл саквояж и попрощался. Я проводил его до калитки.

— Не забудьте, что ему нужен абсолютный покой, — напомнил он еще раз, садясь в автомашину.

Когда я возвратился, Очкарик немного повеселел. Он сел на софу у окна и стал протирать очки.

— Маленький мальчик, которого Эвелин заметила в окне второго этажа того дома… — начал он.

— Ну и что с ним?

— Мне пришла в голову мысль: не тот ли это малыш, которого мы искали?

— Но ведь мать утверждала, что он уже возвратился, — вмешалась Эвелин.

— Это так. Но тебя не было с нами, когда она это говорила. По ней было видно, что она лжет. А кроме того, за минуту до того она заявила, что его еще нет.

— Что же он тогда там делает?

— Не знаю, — ответил Очкарик и снова надел очки. — Автомашина, подъезжавшая к тому дому, имела номерной знак дипломатического корпуса. А отец мальчика дипломат. Конечно, это может быть простым совпадением, однако…

— Скорее бы Ким очнулся: мы бы от него узнали все подробности, — воскликнула Эвелин.

Я посмотрел на часы, встал и взял куртку.

— Куда это ты? — спросил Очкарик.

— К матери малыша, чтобы спросить ее еще раз о сыне. Вероятно, тогда она была дома не одна. Я не исключаю, что она сказала неправду.

— А по какой причине? — воскликнула Эвелин.

— Не знаю. Но на всякий случай попробую. Скоро вернусь.

По дороге я еще раз подумал об отцовском велосипеде. Куда он делся? У того бревенчатого дома мы ведь его не обнаружили. Ну да все прояснится, когда Ким придет в себя.

Не успел я постучать в дверь дачи, как мне открыли. У меня сложилось впечатление, что мать мальчика стояла у окон и ждала, когда кто-нибудь придет.

— Что случилось? — спросила она.

Видно было, что она плакала. Глаза ее покраснели, веки припухли.

— Извините, пожалуйста, я хотел лишь спросить о вашем мальчике… — начал я.

— Я же сказала еще тогда, что он нашелся, — грубо перебила меня женщина.

— Да, конечно, но я… я хотел лишь спросить, дома ли он сейчас?

Какой-то момент казалось, что она скажет правду, но затем женщина повысила голос:

— Конечно, Хуан здесь. Он сейчас спит после обеда.

Я не решился более допытываться у нее правды, хотя и был убежден, что она опять лжет. Вежливо попрощавшись, я ушел.

Когда я вернулся домой, Ким еще не пришел в себя.

Далее стал рассказывать Ким:

Далеко-далеко я услышал голоса. Немного приоткрыв один глаз, заметил, что лежу на спине, и увидел деревянный потолок с множеством отверстий от сучков. В тот момент я не имел представления, где нахожусь.

Но голоса приближались и казались мне знакомыми. Открыв оба глаза и немного повернув голову, я догадался, где лежу: у Эрика на даче.

— Ким! — воскликнул Очкарик, и я даже удивился, почему его голос звучал столь взволнованно. — Ким! Очнись!

— Да, да, зачем такая спешка, — ответил я и отметил про себя, что ничего не помню. — Чего это я здесь лежу?

— Ты упал, когда выпрыгнул из окна, и ударился виском о консервную банку с ананасами. Тогда-то ты и потерял сознание.

— Ананасы? — переспросил я, думая при этом, что они несут явную чушь.

— Ты что же, ничего не помнишь? — спросил другой голос.

Повернув немного голову, я увидел, что это Эвелин — прекрасная блондинка, в которую втрескался Эрик. Когда же она пришла? И пробормотал:

— Нет, ничего…

— Так ты не помнишь, что выпрыгнул из окна? — спросил Эрик.

— Какое такое окно? — переспросил я, тщетно пытаясь что-нибудь вспомнить.

— Окно в бревенчатой даче, — продолжил терпеливо Эрик. — А теперь попытайся…

Ему даже не пришлось договаривать до конца. Вдруг в моей голове произошел какой-то щелчок, я все вспомнил и рывком сел, чувствуя тупую боль в затылке.

— Почтовые грабители! — воскликнул я.

— Да, да, ну и что с ними? — спросил Эрик.

— Они там. Весь дом полон бандитами. Возможно, это было сильно преувеличено, но в тот момент мне именно так казалось.

— Почему же ты не сказал этого сразу? — с упреком спросил Эрик.

— Как я мог сказать, если был без сознания. Ты что же, осел, этого не понимаешь! — возразил я и спустил ноги с софы.

— Эй-эй! — воскликнул Очкарик.

— Что еще такое?

— Ты не должен этого делать! Врач сказал, что тебе надо обязательно лежать.

— Врач?! Вы что же, вызывали врача? — спросил я удивленно и попытался встать. Что бы там врач ни говорил, я не мог продолжать лежать вот так и ничего не делать.

— Послушайте, а где Катя? — спросил я, и при мысли, что она, возможно, находится все еще в том доме, у меня по спине пробежал холодок.

— Она сидит в кустах и наблюдает за бревенчатым домом, — успокоил меня Очкарик.

Слава Богу, Катя в безопасности! И я встал на ноги. Немного кружилась голова, в остальном же я чувствовал себя просто великолепно.

— Но врач сказал… — начал было снова Очкарик.

— К черту твоего врача! — перебил я его. — Сколько сейчас времени?

— Чуть больше четверти двенадцатого, — ответил Эрик.

— Не может быть!

— Да нет, точно. Ты был без сознания более получаса.

— Тогда уже поздно, — пробормотал я и неожиданно почувствовал дикую слабость.

— Возьми себя в руки, дружище! — воскликнул Эрик. — Расскажи нам все, что ты знаешь об этой истории, нас мучает любопытство. Ты ведь сказал: в том доме находятся почтовые грабители.