— То есть… — Я сел.

— А в чем дело? — спросил Кайретов почти с участием. Видимо, гипноз и в самом деле подействовал на него благотворно. Я молчал. Потом спросил — о другом. Вернее, вопрос мой был утверждением:

— Ты все-таки убил Валеру.

— Кто тебе сказал?

— Убил, сволочь!

— Не выдумывай! Никого я не убивал!

— Скажешь, поджог не по твоему приказу устроили?

— Ты с ума сошел! — в благородном волнении закричал Кайретов. — Дверь была закрыта изнутри — мне следователь лично рассказал, приятель мой, изнутри дверь была закрыта на замок висячий, и канистра с керосином валялась внутри. Самосожжение это!

Я не стал спорить. Самосожжение или убийство — но характерно то, что Кайретов — оправдывается. Совсем недавно он открыто говорил о намерении убить Валеру и меня. А убил бы — не постеснялся бы похвастаться. Но вот — оправдывается, отнекивается. Быстро меняются времена! — если убийца не хвастается уже убийством, значит, в нашем обществе наметился какой-то прогресс! Дай-то Бог. Дай-то Бог! И я простился с Кайретовым почти дружески и пошел домой, размышляя по дороге о перспективах общественного развития.

30 июля 1995 г.

А ведь, пожалуй, мы с Алексиной давным-давно поняли, что созданы друг для друга. Но не поверили этому — особенно она. Потому что так не бывает. Я не стал ждать субботы и пошел к ней. Она не удивилась. Она ничему не удивляется. Я спокойно предложил ей выйти за меня замуж. Очень спокойно, потому что уверен был в ответе. ВЫ ВПОЛНЕ УВЕРЕНЫ В СЕБЕ. Она согласилась. Она очень хотела, чтобы я остался, но — к чему спешка? В тот же день я съездил к Анастасии Жувельской и сказал все, что думаю о ней. Потому что мне давно хотелось ей это сказать. Она молча выслушала, тут кто-то позвонил и она стала болтать по телефону, болтать, жеманиться, хохотать — и словно совсем забыла обо мне. Ложь и лицемерие. Я равнодушно ушел.

2 августа 1995 г.

Я заболел. Этой болезни нет ни в одном медицинском учебнике или справочнике и вообще в истории медицины. Я заболел анкетой. Попался, Крестослов! Началось с того, что, проснувшись, я почувствовал какую-то дурноту. Болела голова — чего со мной никогда по утрам не бывало. Я сел — и вдобавок к этой боли почувствовал головокружение. И тут же услужливо, накрепко вбитые в память, выскочили в уме злорадные диагнозы анкеты:

У ВАС ПОЧТИ ВСЕГДА БОЛИТ ГОЛОВА! НЕРЕДКО У ВАС БЫВАЮТ ГОЛОВОКРУЖЕНИЯ!

Усилием, мысленными уговорами, обращенными к своему организму, я попытался избавиться от навязчивых синдромов. Но стало еще хуже. Добавились странные ощущения, что кто-то невидимый пощипывает меня то там, то тут. (ЧАСТО У ВАС БЫВАЕТ ОЩУЩЕНИЕ ПОЩИПЫВАНИЯ В МЫШЦАХ!)

Я отправился в туалет (ВАС ЧАСТО БЕСПОКОИТ ЖЕЛУДОК! РАЗ В МЕСЯЦ (ИЛИ ЧАЩЕ) У ВАС БЫВАЕТ ПОНОС!), долго был там, мучаясь, потом из последних сил встал под прохладный душ (БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ ВРЕМЕНИ ВЫ ЧУВСТВУЕТЕ ОБЩУЮ СЛАБОСТЬ!), но вдруг темя заломило, будто не легкие струи душа, а ледяной град молотил по голове (КОГДА ВЫ ПРИТРАГИВАЕТЕСЬ К ТЕМЕНИ, ТО ЧУВСТВУЕТЕ БОЛЕЗНЕННОСТЬ!). Протирая глаза (ЗА ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ У ВАС УХУДШИЛОСЬ ЗРЕНИЕ!), я поплелся на кухню, жадно пил воду из-под крана (ВЫ ТЕПЕРЬ ЕЖЕДНЕВНО ПЬЕТЕ НАМНОГО БОЛЬШЕ ВОДЫ, ЧЕМ ПРЕЖДЕ!).

Сестра, выходная в этот день, оказалась за моей спиной — что за привычка?! — и тревожно спросила:

— Что это ты, Антоша? Ты вчера не выпил, случайно? — Ее, видите ли, призраки прошлого беспокоят!

— А если бы даже и выпил? Какое твое дело? — закричал я. — Мне почти сорок лет! Ты меня постоянно унижаешь! Мое человеческое достоинство! (ВЫ ОБИДЧИВЕЕ, ЧЕМ БОЛЬШИНСТВО ДРУГИХ ЛЮДЕЙ).

— В конце концов, — закричал я, — мне надоело считаться младшим! Я не младший, я цветущий молодой мужчина, посторонний тебе, а твоя жизнь кончена и ты старуха! Ты……, — разразился я похабными словами — и еще, и еще, и еще, все более входя во вкус. (ИНОГДА НИ С ТОГО, НИ С СЕГО, ВАМ В ГОЛОВУ ПРИХОДЯТ КАКИЕ-НИБУДЬ НЕХОРОШИЕ СЛОВА, ЧАСТО РУГАТЕЛЬСТВА, ОТ КОТОРЫХ ВЫ НЕ МОЖЕТЕ ИЗБАВИТЬСЯ). Вошла недоумевающая Настя, посмотрела на мать, прислонившуюся к стене в оцепенении, и сказала:

— Ты чего это, дядька Антон Петрович? Ты чокнулся, что ли? Тут дети, между прочим! Из-за спины ее высовывался обжившийся и притерпевшийся к нам Виталий.

— Дети? Вы — дети? — надвинулся я на нее и Виталия. — Вы выродки и ублюдки, вы извращенные до мозга костей порождения эпохи, продукт отравленных сперматозоидов, марш отсюда и не сметь заговаривать со мной без моего разрешения! ВЫ ЛЕГКО МОЖЕТЕ ЗАСТАВИТЬ ЧЕЛОВЕКА БОЯТЬСЯ ВАС И ИНОГДА ДЕЛАЕТЕ ЭТО РАДИ СОБСТВЕННОГО УДОВОЛЬСТВИЯ! — радостно одобрила меня Анкета — и я жестоко и победительно улыбнулся. Но Настя почему-то не испугалась Анкеты (вот дура-то!) и закричала так, как я не от нее слышал еще:

— Цыц, придурок! Сейчас милицию или психушку вызову! Мам, у него давно крыша едет, я говорила тебе!

— Он просто устал, просто устал! — тихо сказал Надежда.

— Я устал от вас, — ответил я. — Вы смертельно надоели мне! Я не могу вас видеть! Мне завещали квартиру, в конце концов, — и я буду там жить. А вас никогда больше не увижу, не хочу, плюю на вас! (ВРЕМЯ ОТ ВРЕМЕНИ ВЫ ИСПЫТЫВАЕТЕ НЕНАВИСТЬ К ЧЛЕНАМ СВОЕЙ СЕМЬИ, КОТОРЫХ ОБЫЧНО ЛЮБИТЕ). Я еще что-то хотел крикнуть, но задохнулся (У ВАС ЧАСТО БЫВАЮТ ПРИСТУПЫ УДУШЬЯ), что-то подступило к горлу, я бросился в туалет, склонился — и с испугом увидел, как изо рта льется алая жидкость (У ВАС БЫВАЛО КРОВОХАРКАНЬЕ ИЛИ РВОТА КРОВЬЮ). И будто что-то тяжелое и мягкое ударило по голове, я свалился на пол. (У ВАС ЧАСТО БЫВАЮТ ОБМОРОКИ).

3 августа 1995 г.

Осторожно, держась подальше от стен и предметов, я вышел из квартиры. (ВЫ ОЧЕНЬ БОИТЕСЬ ЗМЕЙ!)

Я шел по середине улицы, внимательно глядя под ноги. (ВЫ ОЧЕНЬ БОИТЕСЬ ЗМЕЙ!)

Я так и продолжал идти — обозреваемыми местами — и дошел пешком до Солнечного. Войдя в квартиру, долго стоял на пороге, прислушивался и присматривался. Спал на столе посреди комнаты. (ВЫ ОЧЕНЬ БОИТЕСЬ ЗМЕЙ!).

5 августа 1995 г.

ВЫ БОИТЕСЬ СОЙТИ С УМА.

17 августа 1995 г.

Задыхаясь, чувствуя головокружение, боли в сердце, мучаясь тошнотой, рвотой и поносом и всеми мыслимыми и немыслимыми муками тела и души, я заклеивал черными полосками бумаги те утверждения анкеты, которых не хотел. Слова проступали сквозь бумагу, но я верил — это ненадолго. Это пройдет. Заклеил. Стал читать оставшееся. Сто раз подряд, тысячу раз подряд. ОБЫЧНО ВЫ СЧИТАЕТЕ, ЧТО ЖИВЕТЕ НЕ НАПРАСНО. Уже лучше. Уже легче. Уже я могу… — но тут — сквозь бумагу, сквозь баррикады и плотины защищающегося ума:

ВЫ СЧИТАЕТЕ СЕБЯ ОБРЕЧЕННЫМ ЧЕЛОВЕКОМ!

Ничуть, ничуть! Наоборот:

ИНОГДА БЕЗ ПРИЧИНЫ (ИЛИ ДАЖЕ ПРИ НЕПРИЯТНОСТЯХ) У ВАС БЫВАЕТ ПРИПОДНЯТОЕ НАСТРОЕНИЕ, ЧУВСТВО РАДОСТИ!

26 августа 1995 г.

Я понял, что затворничество мне и в самом деле грозит сумасшествием. Зачем я вцепился в эту анкету и пытаюсь ею — ее же — побить!? Она победит в любом случае. Я поступлю иначе, я побью и уничтожу ее жизнью! Поехал к своим. Был приветлив, ласков, разумен, они радовались мне. Пошел к Алексине. Она встретила меня — необычайно! Со слезами на глазах спрашивала, что со мной произошло, когда же мы будем жить вместе? Я плакал вместе с ней. (ВЫ СКЛОННЫ ПРИНИМАТЬ ВСЕ СЛИШКОМ БЛИЗКО К СЕРДЦУ). Мы очень хорошо провели время. Когда я уходил, Алексина, правда, начала вдруг сердиться и говорить странное: что это не она меня мучила, а я ее мучил всю жизнь, она бы давно вышла за меня замуж, если была бы уверена в моей любви к ней. Я усмехнулся. Она стала оскорблять меня, кричать, как базарная торговка. Я ушел. Я ушел — и тут же забыл все ее слова. (КОГДА ВАМ ЧТО-НИБУДЬ ГОВОРЯТ, ВЫ ЧАСТО ТУТ ЖЕ ЭТО ЗАБЫВАЕТЕ). Мне это понравилось.

27 августа 1995 г.

Был у Ларисы. Она живет с человеком. Удалился без огорчения.

27 августа 1995 г.

Был у Тамары. Не застал. Сел у двери на лестнице. Старуха вышла, что-то проворчала. Другая старуха поднималась. Эта не ворчала, а громко назвала меня пьяницей и посторонним, ругалась, стыдила. Я спокойно молчал. ВАМ БЕЗРАЗЛИЧНО, ЧТО О ВАС ДУМАЮТ ДРУГИЕ. И — дождался. Предложил Тамаре выпить, она гордо отказалась и согласилась.