Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Надо ли говорить, как раздражают болельщиков и моих ретивых одноклубников потуги безнадежного эстета. Между тем ничего другого мне не остается, и вот, как женщины в начале долгого пустого дня, конец которого теряется за горизонтом, заставляют себя причесывать ресницы, наносить на веки волну голубых теней, так и я в эти серые промозглые воскресные дни живу, будто двигаюсь короткими шажками танцора, — танцовщицы, — поправляют меня они, — извольте, как вам будет угодно.

Самое забавное, что ничего этого я не видел, виной всему ненадежное зрение близоруких, которым они отгорожены от всего мира, оно заключает в узких пределах четкую картинку с расплывающимися контурами, а дальше предметы теряют строгость очертаний, обрастают дрожащей оболочкой, словно окруженные рябью электронного облака. Такова физическая, можно сказать, научная данность: близорукий человек обладает микроскопическим видением вещей, способностью разглядеть струйки слезной жидкости вблизи сетчатки глаза.

Но на большом расстоянии от радужной оболочки мир попадает в переплавку, как в тигле алхимика. Возникает верленовское пространство, неявственное и неотчетливое, область неопределенности, импрессионистический пейзаж — размытые краски, туманные скопления, объемность акварели, растворяющаяся перспектива и распластанная глубина, смазанные силуэты, опавшие облака, потерявшие свою дородность, полотнище неба, натянутое, как театральный задник, электрические лампы в ореоле микровспышек, рассыпавшееся на атомы солнце, мерцающий ободок лунного диска в любое время года — та самая лунная корона, о которой говорят, что она к снегу. Так вот, ничего подобного: завтра будет хорошая погода. Ну что ж, мы учимся обходиться без прогнозов, без футурологов, прорицателей и иных прозорливцев, о новом дне мы узнаем с его приходом. День завтрашний вполне самодостаточен. Зачем готовиться к нему накануне? Куда нам предсказывать катаклизмы и мировые катастрофы трехтысячного года в маловразумительных катренах, мы слишком незначительны, мы не способны видеть дальше собственного носа, но уж во всем, что касается жизни муравьев, нам нет равных: тут ничто не ускользнет от нашего взора. Искусство детали — шепот ветра или шум дождя, — вот наш капитал.

А на границе видимости, в зоне туманов, самой неудобной для нас, все зависит от того, как подойти к делу. Возьмите, к примеру, этот зеленоватый, зависший над землею шар. В сотую долю секунды (вот что оттачивает остроту ума и способность к дедукции) вы отметаете одно предположение за другим: это не купол архитектурного сооружения в стиле собора Святого Петра в Риме, Дома Инвалидов или Валь-де-Грас, не летающая тарелка, которая по форме напоминает пиалу, не ядовитое газовое облако (война еще не объявлена), следовательно, перед вами дерево. Вы подходите ближе. Браво. Для пущей точности вы подпрыгиваете и срываете листок: резной край, короткий, почти отсутствующий черенок — черешчатый дуб. Разве орлиный глаз способен разглядеть такое? И потом, ни для кого не секрет, что все вещи, существующие на свете, столько раз описаны, изучены, выставлены напоказ и продемонстрированы со всех сторон, что никто не удостаивает их даже взглядом. Кажется, что знаешь их наизусть. Без малейших угрызений совести беспечно напеваешь веселый мотивчик «Это — Париж», хотя Париж уже совсем не тот, или не совсем тот, каким ты его себе представляешь. И пришлось бы превратить его в развалины, разорить и разрушить до основания, чтобы в песенке, да и то не сразу, появился еще один — ностальгический — куплет. Такова сопротивляемость сетчатки. Предположим, однако, что существуют изъяны в этой урезанной картине мира. Чудесные пейзажи, скажете вы, проходят мимо нас стороной. Да к чему они, эти пейзажи? Кто умеет ими насладиться? Насладиться в полной мере. Да вы смеетесь надо мной. В конце концов есть у нас «Вид Делфта», и достаточно вспомнить «Впечатление. Восходящее солнце», чтобы убедиться, что мы ничего не теряем.

Находясь на футбольном поле, можно легко обнаружить даже растворившийся в небе мяч. Ведь в пустыне вы сразу понимаете, что где-то поблизости труп, если, запрокинув голову, видите, что над землей кружит гриф. То же самое происходит с мячом. Он там, где наибольшее скопление игроков. Впрочем, как всегда борьба идет за шкуру все того же дионисийского козла, только на этот раз в ее новом виде, и даже не за шкуру как таковую, а за таящиеся в ней сверхвозможности. Не будь их, никто не стал бы раздувать вокруг этого козла столько историй, а значит, не было бы ни Авраама, ни греческого театра, ни футбольных матчей. Одни тоскливые воскресенья. И вот, время от времени вы приближаетесь, если, конечно, недалеко идти, к этому человеческому рою — из любопытства, просто чтобы навести справки, все рассмотреть получше, получить представление, — но иногда, к вашему удивлению, толпа собирается вокруг лежащего на земле человека, который корчится от боли, держась за ногу. На первый взгляд, не стоит сгущать краски, сцена вполне обычная, но как раз тут зрение и может вас подвести. Прежде чем обвинять раненого в симуляции, уговаривать не разыгрывать комедию и встать, проверьте, не образует ли его берцовая кость прямой угол. Иначе можно доставить некоторые неудобства, и не только потерпевшему.

Совершенно бесполезно бегать в течение всей игры по полю — дождитесь своего часа. Неизбежно наступает момент, когда мяч падает к вашим ногам. Напросились ли вы на это своим усердием и ваш человеколюбивый партнер отдал вам его из сострадания (а может, не знал, как от него избавиться) или, в полном соответствии с теорией вероятности, в игру вступил его величество случай, но получается, что дело теперь за вами.

Дело за мной? Хорошо, но тогда предупредите форварда, по-прежнему исправно прорывающего оборону противника, чтобы он не требовал отдать ему мяч. Все хотят поиграть и имеют право на развлечение. Пусть поймет меня и проявит хладнокровие: и так редко удается видеть мяч во время игры, а с моими диоптриями и подавно. В результате случайного сопряжения причудливых траекторий и скачков сейчас он оказался у меня, придет время — наступит черед форварда, и тогда его беспорядочная беготня в тылу противника принесет свои плоды (это называется «играть по-английски» — очень расплывчатое, вообще-то, понятие, оно сводится к тактике дальних ударов и спринтерских пробежек к линии ворот, когда становится неясно, идет ли речь о футболе, эстафете или о математической задаче, по условиям которой кто-то начисто лишенный смекалки собирает яблоки, разложенные в метре друг от друга, относя их в корзину по одному, так что ему приходится преодолевать расстояние, равное трем экваторам, что, согласитесь, очень затрудняет приготовление варенья, сидра или яблочного пирога).

Но теперь, когда мяч у вас, встает другая проблема: что с ним делать? В идеале хорошо было бы держать его всю игру, пусть он, как преданный пес, не отходит от вашей ноги, но виданное ли это дело. Впрочем, на такое стоило бы посмотреть, хотя за шкуру подобного солиста я не дал бы и гроша. Так что здесь лучше всего прибегнуть к хитрости. Например, сделать пас партнеру в надежде на то, что он отдаст мяч обратно. Это называется разыгрывать комбинацию и также пользуется успехом у болельщиков. Но поскольку нет никакой гарантии, что мяч вернется к вам (у вашего партнера могут быть на этот счет совсем другие планы), лучше сохранить его при себе. Самое неприятное, что за вами толпой бегут конкуренты. Поражает злоба, с которой они преследуют вас, будто свора гончих. Вы изо всех сил стараетесь обходить ловушки, увертываться от ударов, подножек, тычков, извиваться, чтобы вас не схватили за майку. Вы кружите, крутитесь, как пчела, угодившая в бутылку, мечетесь в поисках выхода из этого человеческого лабиринта, все больше удаляясь от ворот, — какая уж тут результативность, сплошные ужимки и прыжки, но главное, а ради этого вы и находитесь здесь, — мяч по-прежнему с вами, как приклеенный. Упрямо нагнув голову, вы не отводите от него взгляд, не реагируя на окрики, которые несутся со всех сторон. Вы чертите взглядом воображаемый конус, в котором заключен весь смысл вашего существования, его вершина восходит к вашему глазу, а в основании образуется замкнутое пространство, пределы которого не должен покидать мяч. Правда, если прислушаться к окружающим, именно этого и не следовало бы делать. Как можно, уставившись на свои ботинки, оценивать игру, готовить новые комбинации, рассчитывать ходы? Но пекущиеся о собственных интересах, алчущие зрелищ, что знают они о горизонтах близорукого одиночки?

3
{"b":"539098","o":1}