Как объяснил Авдеев, у города есть относительно стабильный центр, состоящий из построенных полтора века назад пятиэтажных домов. Плавучий остров из мусора зацепился за них и застрял здесь, похоже, навсегда. Почти все более поздние и высокие строения давно обрушились, подмытые подводными течениями. Образованные на их руинах поселения-острова периодически сдвигаются с места, сталкиваясь и объединяясь с соседними; улицы-каналы изменяют русла, сливаются друг с другом или исчезают. Корпорация Гулл решила, что платежеспособный спрос местного населения недостаточен для оплаты отслеживания миграций куч мусора и попросту махнула на Дубну рукой.

В городе постоянно обитали тысяч сорок человек. Примерно столько же остановливались тут на время. Дубна простиралась на много километров на север, вплоть до дамбы, ограждавшей московский регион от огромных волн Русского моря.

Катер уткнулся в накрытый тентом причал у почерневшего от плесени трехэтажного дома. Причал едва освещался свисающей из-под тента тусклой лампочкой. Из иллюминатора был виден вход с низкой квадратной дверью, украшенный неоновой вывеской: большими буквами "Пароксизм страсти" и чуть ниже маленькими - "отель". Вокруг надписи нервно мигали разноцветные звездочки и сердечки.

- Приехали, - сказал священник. - Поживете тут, пока все не уляжется.

Егор вцепился в подлокотники кожаного кресла, будто пытаясь удержать привычный цивилизованный мир.

- Пойдем, милый, - попросила его Наташа. - Мы не можем остаться на катере. Он слишком заметный.

Вздохнув, Егор послушался. Они вышли на пристань. Пахло сыростью и разлагающимся органическим мусором. Авдеев достал из кармана бутылку. Приложившись к ней и убедившись, что она пуста, он с размаху зашвырнул ее в черную воду.

Катер медленно отчалил. Взревев двигателем, он развернулся и помчался по узкому каналу, виляя и уворачиваясь от потрепанных местных лодок. Через несколько секунд он скрылся за поворотом. Последняя ниточка, связывавшая Егора с его миром, оборвалась. Низкий звук мотора растаял в ночном тумане. Стала слышна тихая музыка, звучавшая из окна над входом в отель.

- Куда это он? - спросил Егор.

- Я отправила его на север. За дамбу.

- Но там ведь открытое море! Он не расчитан на восьмиметровые волны. Он утонет!

- Вот и хорошо. Пойдем внутрь, мне холодно.

Ей холодно? Егор с удивлением заметил пупырышки на ее коже. Стремление сделать HGR18 похожими на людей делало их уязвимыми. "Она не выживет одна в городе," - подумал Егор с грустной нежностью. Он снял и накинул ей на плечи свой опутанный венами смокинг.

Авдеев ждал их у дверей. Они вошли внутрь. В ноздри ударил запах скисшего пива, несвежей еды и сигаретного дыма. Когда глаза привыкли к полумраку, Егор разглядел придавленный низким потолком зал с барной стойкой и белыми пластиковыми столиками, такими грязными, что цвет угадывался с трудом. Зал был почти пуст. Посетители - несколько мужчин и женщин потасканного вида - сидели вокруг плоского замызганного экрана. Они не обратили на вошедших никакого внимания.

Священник подошел к стойке и перекинулся парой слов с небритым барменом в грязном фартуке и клетчатой рубашке. Вернувшись, он сказал Егору:

- Придется подождать. Есть-пить хочешь?

Егор помотал головой.

- А я, пожалуй, возьму кофе, - сказал Авдеев.

Он выбрал столик в темном углу, подальше от остальных посетителей. Толстая неопрятная официантка с сонным лицом приняла заказ и ушла. Егор вдруг осознал, что ни над кем из присутствующих не было иконок.

- Гостиница - это бывший жилой дом, - объяснил священник. - Владелец проломил квартирные стены и устроил бар. Номера нарезаны из квартир. Коммуникации поменяли, прежние трубы и проводка давно сгнили. Под водой под нами еще два этажа. Поэтому входная дверь так странно выглядит - это окно.

- Теперь здесь бордель? - уточнил Егор, оттдергивая руку от липкой столешницы и оглядываясь в поисках салфетки.

- Осторожнее, здесь все настоящее, никакой виртуальности! - со смехом сказал Авдеев, взяв с соседнего столика и подавая Егору дурно пахнущую мокрую тряпку. - Не бордель, а отель для влюбленных. При взгляде на вас это было первое, что пришло мне в голову, уж извините, - добавил он с хитрой усмешкой. - Место хорошее, глухое. Никто не станет вас здесь искать.

Егор оставил укол без ответа.

- А кто эти люди? - спросил он о компании у телевизора.

Авдеев пожал плечами.

- Просто люди. Живут здесь, наверное. Или зашли пропустить стаканчик-другой.

- Они отморозки?

Егор никогда не видел столько отморозков сразу, они его пугали.

Авдеев пристально посмотрел на него и тихо сказал:

- Не произноси здесь это слово. Они его ненавидят. Они называют себя "настоящими". Будет лучше, если ты их тоже будешь так называть.

Он подмигнул и прибавил:

- Здесь все настоящее - люди тоже.

Сидящие вокруг экрана взволнованно зашумели. Егор перевел взгляд туда. Показывали запись обрушения петербургского газпромовского небоскреба. Это было единственное здание, уцелевшее после затопления города полвека назад. Все это время оно торчало из моря фаллосоподобным напоминанием о погибшем мегаполисе.

Егор знал Петербург благодаря подробной трехмерной копии в Среде Гулл. В детстве он болел игрушечными лодками, динозаврами и Петербургом. Он часто представлял в воображении, как все выглядело до потопа, когда город был цел и в нем жили люди. Маленький Егор рисовал гуляющих, конные коляски и важных усатых городовых. Город-призрак в некотором смысле существовал и сейчас, недоступный под толщей морской воды, но видимый современной аппаратурой. Там даже была жизнь. На видеозаписях гулловских спутников порой можно увидеть косяки сельди и макрели, проплывающие по Невскому проспекту.

Небоскреб держался долго, но терпеливое море сделало свое дело. Неделю назад он рухнул и навсегда исчез под холодными волнами бескрайнего Русского моря.

- Смотрите, падает!

Зрители замерли, вперившись в экран. Зияющая пустыми окнами высотка вздрогнула и разом осела на несколько этажей. Постояв мгновение, словно в раздумье, она покачнулась и, накренясь, стала сползать вниз, на глазах ускоряясь. Разогнавшись, башня ударила море гигантской дубиной и исчезла в фонтанах брызг.

Когда осели брызги и ветер развеял водяную пыль, зрителям предстала блестящая морская поверхность. Ничто больше не напоминало о великом городе. Лишь беспокойные волны плескались, гоняясь друг за другом, словно мезозой не кончался и не было никогда никаких людей. Сердито кричали чайки, злясь на исчезновение искусственной скалы, где поколения их привыкли гнездиться после потопа.

Посетители шумно выдохнули. Егор заметил, что пожилая женщина, сидевшая к нему боком, плакала. "А ведь отморозки помнят город незатопленным", - подумал он. Возможно, кто-то из них даже жил там. Для них это настоящая трагедия.

Принесли авдеевский кофе. Он источал отвратительный запах жженой резины. Священник отхлебнул глоток и тут же отставил чашку, увидев вошедшую в бар коротко остриженную блондинку. Он помахал ей рукой и вскочил со стула. Блондинка приблизилась к их столу.

Лет сорока на вид, худая и невысокая, она была одета очень просто: в заправленную в грубые рабочие штаны мужскую рубашку и резиновые сапоги. Круглое лицо с крючковатым носом и широко посаженные внимательные глаза придавали ей сходство с совой.

Усевшись в подставленный Авдеевым пластиковый стул, она кивнула присутствующим и бросила на пол потертый брезентовый рюкзак. Авдеев снова сел. В присутствии блондинки он преобразился, став необычайно возбужденным и радостным. Его лицо словно просветлело. "Да ведь он влюблен в нее по уши", - догадался Егор.

Она молча уставилась сначала на Егора, потом на Наташу - и снова на Егора.

- Это они и есть? - наконец, спросила она сухим бесцветным голосом, не сводя с Егора немигающего взгляда больших серых глаз.