- У военных? - с пренебрежением отозвался старик. - Пробовали, провели эксперимент при Васильеве. Создали структуру при министерстве обороны. Ничего не вышло, они все провалили.
- Почему?
- Военные мозги не в состоянии справиться с нашей проблемой. Сотрудники стали спиваться, а потом стреляться. Но перед самоубийством им почему-то всегда хотелось дать интервью, - академик усмехнулся. - Так сказать, напоследок просветить заблуждающееся человечество. Нам же потом пришлось подчищать за ними! Представьте масштаб задачи - изолировать сотни обезумевших вооруженных людей плюс их близких! Мы два года за ними бегали! А американцы и китайцы в это время занимались исследованиями. Два года коту под хвост! Нет уж, увольте нас от военных! Такое по силам только людям науки.
- Я запросила справку о вас, когда узнала, что вы требуете в свое распоряжение заключенного Лисицына. Зачем он вам? Это как-то связано с покушением на Дуньтаня?
Старик поморщился.
- Эта человеческая возня меня не интересует. Мы много лет разыскивали одного господина, Александра Репеса...
- Репес? Знакомая фамилия.
- Он был директором российского Гулла при Васильеве.
- Кажется, я с ним однажды встречалась... Давно, еще когда начинала работать в канцелярии Васильева. А он вам зачем?
- Репес - наша самая большая неудача за все время работы Философского отделения. Он исчез восемнадцать лет назад, вскоре после командировки в штаб-квартиру Гулла, где узнал об истинном положении нашего вида. Сбежал... Изменил имя, выправил новые документы. Недавно мы нашли его. Все это время он был прямо у нас под носом. Я просматривал полицейские сводки и зацепился взглядом за убийство в храме адвайты. Сущая ерунда - сатанисты прирезали девчонку из своих. И все же, убийства в храмах происходят нечасто, и я заинтересовался. Там мы и обнаружили нашего беглеца. Он выдавал себя за священника, а господин Лисицын волею судьбы оказался его прихожанином. Репес уже нейтрализован. Однако накануне он встречался с Лисицыным и мог многое ему рассказать. Я хочу пообщаться с господином Лисицыным лично, чтобы выяснить, не было ли утечки информации.
- Он приговорен к смерти, - устало сказала президент, потерев виски тонкими пальцами. - Вы что, не следите за новостями?
- Значит, мы его не получим?
- Нет.
- Тогда я хотел бы коротко допросить его перед казнью.
Она покачала головой.
- Слишком поздно. Казнь послезавтра утром. Со вчерашнего дня его камеру охраняют китайцы. Никто не может войти туда без их разрешения. Они вас не впустят.
- Досадно, - озабоченно сказал академик. - Мы считаем, что Репес многое знал. Если он поделился с Лисицыным, нам бы это очень пригодилось.
- Я бессильна вам помочь.
Оба замолчали. Президент предложила академику выпить, он отказался. Она вызвала своего андроида и велела налить ей водки. Добродеев с вежливой улыбкой смотрел, как Ирина Владимировна выпила рюмку одним большим глотком, словно воду. Выдохнув и вытерев рот тыльной стороной ладони, она кивнула андроиду, чтобы тот налил еще.
- Расскажите о вашей организации, - попросила она.
Академик с готовностью кивнул.
- Разумеется. Каждый новый президент - а я работал при четырех, включая вас - рано или поздно просит меня об этом. Уже почти век лет Философское отделение академии наук, кое я имею честь возглавлять, выполняет две важные функции. Первая - исследовательская. Мы пытаемся понять, что они такое и ищем способы вступить с ними в прямой контакт. Признаюсь, в этом мы пока не преуспели. Как и наши зарубежные коллеги, насколько нам известно. Мы изучаем широкий спектр материальных свидетельств: от посмертных отчетов до энергообмена человека со средой. Например, вы знаете, что люди в процессе функционирования тратят больше энергии, чем получают из окружающей среды с пищей и солнечным излучением?
Домбровская покачала головой.
- Единственное объяснение этому - нас подпитывают "извне". А подзаряжаемся мы во сне, как роботы семнадцатой модели, которым для зарядки требовалась вся ночь.
Домбровская смотрела на него со испугом.
- Вторая функция - ограничение информации. Мы не хотим массовой паники и гибели общества.
- Каким образом вы ее ограничиваете?
- По мере сил тормозим исследования в области реаниматологии. Чем дольше человек пробудет на той стороне, тем выше шансы, что он потом что-то вспомнит. Наша задача - воспрепятствовать этому. Мы предотвращаем распространение любых знаний, способных навести людей на мысль о своем искусственном происхождении. В первую очередь, типологий психики...
- В молодости я увлекалась соционикой, - призналась Домбровская. - Никогда не могла понять, почему ее запретили. Я не знаю другой такой же полезной в практическом плане системы...
- Вам повезло, что вы нам не попались. Мне пришлось бы вас убить.
Она криво улыбнулась его шутке. Добродеев продолжал:
- Кроме того, мы работаем с уже произошедшими утечками.
- Поясните, пожалуйста.
- Когда человек узнает о Хозяевах, он становится подобным брошенному в воду камню. Я имею в виду старую добрую воду, до аквапленки. Он возбужден, нервничает и начинает делиться своим страшным открытием с окружающими. От него идут волны утечек, словно круги по воде. Мы их гасим: нейтрализуем его и всех, кому он успел рассказать.
- Нейтрализуете? Что это значит?
Старик зловеще улыбнулся, обнажив крупные желтые зубы.
- Уничтожаем. Представляем все как несчастный случай: аварию, падение из окна, утопление в канале, отравление биопастой. Иногда приходится применять оружие, даже при свидетелях. Их мы тоже убираем.
Домбровская залпом выпила вторую рюмку, с громким стуком поставила ее на стол и с нескрываемым ужасом уставилась на старика.
- Послушайте, разве нельзя просто стереть им память? Мы живем в двадцать втором веке!
- Стирание памяти возможно лишь в фантастических романах.
- Неправда! Я знаю, существуют фирмы, предоставляющие такую услугу. Память можно стереть!
Академик покачал головой.
- Мы пробовали. Максимум, что можно безопасно удалить, - последние два часа. Попытка стереть большее чревата повреждениями мозга. Теряются куски памяти размером в годы. Нарушается структура личности, причем необратимо. Гуманнее убить, уж поверьте.
Президент потрясенно молчала. Старик сделал едва заметный знак стоящему подле нее андроиду, и тот снова налил ей водки. Домбровская смотрела на рюмку в тяжелой задумчивости.
- Значит, вы убиваете людей... - прошептала она.
Добродеев виновато развел руками. Она спросила, избегая смотреть на него:
- Это трудно - убивать невиновных ради государственной необходимости?
Академик пожал плечами.
- Я вижу людей как совокупности цветных многоугольников. Разрушить набор многоугольников легко.
Домбровская отпила из рюмки и снова спросила:
- Вам нравится... делать то, что вы делаете? Убивать людей?
- Это часть работы. Хотя... - академик на миг задумался, - не скрою, в уничтожении человека есть своего рода... эстетическая притягательность. Такая, знаете, красота простых решений. Бах!- и многоугольники рассыпались по плоскости... Проблема решена.
- Вы и меня так видите, набором многоугольников?
- И вас.
Президент нервно вздрогнула и выпила рюмку до дна. Стоящий рядом андроид вновь наполнил ее.
- Могу я спросить, что у вас с глазами?
- У меня их нет.
- Я имею в виду, что случилось?
- Я родился таким. Врожденное уродство, результат генетического сбоя. Это было сто пятьдесят лет назад, - сказал Добродеев и, заметив испуганный взгляд президента, пояснил: - Нет, я не живу так долго. Меня заморозили до Потопа. Мне было двенадцать, когда отец, которого я никогда не видел, решил отправить меня в будущее, как он это называл. Он верил, что в будущем наука найдет способ вылечить мой недуг. Вы знаете, как происходит заморозка?
- Не очень.
- Правильнее назвать процесс бальзамированием. Сначала вы пьете специально структурированную воду и питаетесь едой, приготовленной на этой воде. Это длится больше года, поэтому процедура стоит так дорого. Последний месяц вы голодаете: никакой еды, только вода и препараты. Потом приходите в центр замораживания, где вас погружают в ванную, наполненную горячим гелем-консервантом. Он горько-соленый, вот почему отморозкам часто снится, что они тонут в океане. Я до сих пор помню его мерзкий вкус. Вам интересно, что происходит дальше?
