Ужас обуял Роуэна. Но он опустил руку в карман и вытащил драгоценный кувшинчик. Осталось раздобыть последний элемент эликсира, и мама спасена. Всего лишь одна капля…

— Что он здесь делает? — испуганно прошептала Ясинка. — Зачем он выполз на сушу? Морская глубина — вот его царство. Так было всегда.

— Скорее всего он приползает сюда раз в году, — предположил Роуэн. — Так было всегда, просто никто не знал, что здесь происходит. Ведь для водяных людей остров закрыт.

В воздухе был разлит тяжелый аромат лунного цветка. Великий Змей медленно полз, с трудом передвигаясь по камням.

— Он ищет нас! — с дрожью в голосе воскликнул Морелюб.

— Нет, — сказал Роуэн, — он и не подозревает, что мы здесь. Ему нужно другое: он ищет подходящее место. Смотри.

Змей добрался до родника на вершине скалы. Желтые глаза уставились на лунный цветок в покрытой рябью воде. Затем Великий Змей поднял голову и посмотрел на луну. Он раскрыл пасть и издал таинственный вибрирующий звук, способный пронзить человека насквозь.

Угрюм обхватил голову руками и тихонько застонал. Ясинка крепко зажмурилась. Но Морелюб не отрываясь смотрел, как чудовище сворачивается кольцами вокруг родника.

— Змей откладывает яйца, — догадался он.

— Да, — подтвердил Роуэн. — Как гигантские черепахи в ваших морях. Как киррианский червь, яйца которого вы собираете каждой весной. Змей живет на глубине, но яйца кладет на суше. На этом самом месте. Здесь Орин его и нашел.

Действительно, Змей откладывал яйца. Они серебристо сияли в лунном свете. Кончиком хвоста он сметал каждое яйцо в родник, и оно уходило под воду и мягко опускалось на песчаное дно.

— Лучшего места и не придумаешь, — с восхищением проговорил Роуэн. — Здесь никто не осмелится к ним прикоснуться. А скорлупки у яиц, наверное, крепкие, как кремень. Даже рыбешки их не прокусят.

Теперь Ясинка и Угрюм тоже смотрели на Змея.

— Но когда они вылупятся… — начала Ясинка.

— Когда они вылупятся, рыбешек будет уже гораздо меньше, — тихо сказал Роуэн. — Драчливая птица многих успеет выловить.

— Оставшиеся нападут на змеенышей, — продолжал Угрюм, — и многих погубят. Но кое-кто все-таки выживет, всплывет на поверхность, вылезет из родника, по тропе доползет до берега и уйдет в Море.

— А скорлупки останутся. Постепенно они изотрутся в серебристый песочек, — добавил Морелюб. — Уму непостижимо, клянусь Орином!

Он зачарованно смотрел на родник, позабыв о страхе.

— Если бы не драчливая птица, здесь расплодилось бы столько рыбешек, что они смогли бы сожрать всех змеенышей, — прошептал Роуэн. — А если бы птица не защищала родник от соперников, в нем не осталось бы ни единой рыбешки. Тогда расплодилось бы столько змей, что они заполнили бы собой все Море и уничтожили бы в нем все живое.

— В морях не осталось бы рыбы, — подтвердил Угрюм. — И у водяных людей не было бы ни еды, ни масла для светильников, ни кожи для одежды и обуви. Даже при свете дня мы не отваживались бы плавать на лодках, потому что голодные змеи способны на все. Тогда бы наш народ вымер. Да и змеи в конце концов — тоже. Ведь вместе мы составляем единое целое.

— Чепуха! — нахмурился Морелюб. — Пусть птицы едят рыбешек, а рыбешки едят змеенышей. Но зачем нужно замыкать круг? Если мы каждый год будем приходить на остров и уничтожать все яйца Великого Змея, наши моря станут безопасными. Мы сможем днем и ночью ловить рыбу — и улов будет гораздо больше, чем сейчас! Мы сможем продавать ее в другие земли и этим накормим массу народу!

— Орин запретил нам ходить на остров, Морелюб из рода фисков, — строго сказала Ясинка. — Змеи испокон веку жили в морях. Так было всегда.

Для Ясинки этого было достаточно. Но Морелюб считал иначе.

— Да почему же нам нельзя уничтожить всех змей?! — воскликнул он, — Зачем они нужны? Из-за них мы не можем ловить рыбу, когда нам вздумается.

«Неужели ты не понимаешь? — подумал Роуэн. — Это же очевидно. Ты же сам все только что объяснил».

Но он не произнес ни слова. Вместо этого он поднялся на ноги. Его била дрожь, но он знал, что надо делать. Роуэн открутил крышку кувшинчика и сделал шаг вперед.

Великий Змей повернул голову и увидел Роуэна.

— Не смотри на него! — крикнул Угрюм.

Поздно. Роуэн уже уставился в тусклые глаза Змея и не мог отвести глаз. Он словно оцепенел и утратил волю.

Сзади кто-то дернул его за рукав.

— Роуэн! — раздался сдавленный голос. — Вспомни о матери! И про яд!

Роуэн вырвался из-под власти холодного золотистого взора. Угрюм, Ясинка и Морелюб стояли у него за спиной. В лунном свете их лица казались мертвенно-бледными.

Это Ясинка окликнула Роуэна, и он смутно осознал, что наконец-то она назвала его по имени. Она с силой сжала его руку:

— Ты Оракул. Ты не должен рисковать. Я пойду вместо тебя. Моя жизнь ничего не стоит. Но если погибнешь ты, погибнет весь наш народ. Дай мне кувшинчик.

Роуэн посмотрел в ее бледные глаза. Там был страх, но была и решимость.

«Она действительно похожа на маму, — мелькнуло у Роуэна в голове. — Она всегда делает то, что считает правильным. Чего бы это ни стоило».

— Я выше и сильнее, — вмешался Морелюб, — и с чудовищем должен встретиться я. Дай кувшинчик.

Змей ждал, распластавшись на камне.

Роуэн заколебался, затем вопросительно посмотрел на Угрюма, в блеклом свете луны казавшегося маленькой голубой тенью.

— Нет, — спокойно произнес Угрюм. — Никто из нас не сможет сделать это вместо Роуэна.

Ясинка и Морелюб чуть не начали спорить, но Угрюм остановил их движением руки:

— Мы с детства приучены бояться и этого Змея, и его сородичей. А Змей знает нас, водяных людей. Знает наш запах, нашу бледную кожу, наши движения. Мы его обычная добыча. Он не раздумывая нападет на нас. Приблизиться к Змею сумеет лишь чужестранец.

— Да, это так, — со вздохом признал Роуэн.

Он опять повернулся и посмотрел на чудовище, на этот раз избегая его взгляда. Он сделал шаг вперед. Еще один. Змей не пошевелился, но открыл гигантскую пасть, в которой трепетал темный раздвоенный язык. Послышалось шипение. Глотка у Змея была желтая и гладкая, а клыки белые, с темными остриями. Из них сочился и стекал на землю яд, походивший на капли расплавленного золота.

Роуэн начал подниматься на скалу. Он чувствовал, что ступает по гладкому камню, слышал собственное прерывистое дыхание. В руках он крепко сжимал кувшинчик.

Что-то хрустнуло у него под ногой — это был высохший лунный цветок. Он уже почернел, его лепестки скрутились, будто маленькие чашечки. Роуэн наклонился и оторвал один из них.

Тем временем Великий Змей продолжал откладывать яйца и одно за другим топил их в воде. Прямо над ним в небе застыла огромная белая луна.

Змей не отрываясь смотрел на Роуэна.

«Прав Угрюм, — подумал Роуэн, — Змей не понимает, кто я такой. Он хочет сперва отложить яйца. Он обеспокоен, но не тронется с места, если я не буду делать резких движений. Нельзя упустить такую возможность».

Роуэн подкрадывался к роднику. Все ближе и ближе… и наконец он увидел цветок, сиявший, словно отражение луны. Роуэн принялся обходить огромные кольца, опоясывавшие родник, двигаясь к голове чудовища.

Глаза Великого Змея загорелись. Он изогнул шею и издал оглушительный крик. Звук был таким сильным, что у Роуэна из глаз потекли слезы. Ему захотелось заткнуть уши, но в одной руке он сжимал лепесток лунного цветка, а в другой — драгоценный кувшинчик.

Змей снова зашипел. Он широко распахнул свои мощные челюсти, которым ничего не стоило разнести в щепы большую лодку. Язык трепетал. Зубы блестели в лунном свете, источая золотистую смертоносную жидкость.

Роуэн метнулся вперед. Он вытянул в руке лепесток лунного цветка и подхватил им большой сгусток яда. С яростным воплем Змей бросился на Роуэна. Тот отпрянул назад и упал, оглушенный душераздирающим звуком. Боль пронзила забинтованные руки. Яд шипел и дымился в лепестке. Кувшинчик опасно накренился.