Цель дзэн — сатори, или просветление, которое, как пред­полагается, приходит при участии учителя, по возмо

жн

ости ос­вобождающего своего ученика от поглощенности прошлым или будущим (или стремлением достичь просветления). Значение дзэн для психотерапии становится очевидным, если рассмотреть идеи западной психопатологии как крайние варианты проблем обычного человека, обучающегося дзэн. О клиенте, попавшем в беду, говорят, что он чрезмерно поглощен своим прошлым, своей виной, навязчивыми идеями или стремлением отомстить. Или клиент может быть слишком устремлен в будущее, трево­жась о том, что может произойти. Он или она старается конт­ролировать свое мышление, чтобы избавиться от определенных мыслей. Иногда клиент боится смерти, а иногда, совершенно подавленный бытием, сам ищет ее. В межличностном плане клиент порой бывает так привязан к другому человеку узами любви или ненависти, что это напоминает аддикцию (нездоро­вую зависимость). Иногда человек фиксируется на материаль­ном обладании или испытывает непреодолимое влечение к рабо­те и никогда не расслабляется и не радуется. По определению, человек с симптомом все время повторяет действия, причиняю­щие ему неприятности, хотя и говорит, что хочет вырваться из этого круга, однако не может. Подобного рода фиксации и пристрастия в дзэн рассматриваются как то, что мешает челове­ку полно переживать настоящее, что является одним из путей к просветлению.

Дзэн-буддизм и эриксоновская терапия

В пятидесятые годы, когда идеи дзэн-буддизма начали про­никать в область практической психотерапии, сравнивать их с терапевтическими идеями было бы абсурдно. Психодинамичес­кая идеология, царящая повсеместно, опиралась на столь отлич­ные от дзэн-буддизма предпосылки, что никаких параллелей между ними возникнуть просто не могло. Нацеленность на ин- сайт составляла резкий контраст с нацеленностью дзэн на дей­ствие. Тем не менее, был терапевт, который создавал в это время психотерапию с иным комплексом идей. Милтон Эрик­сон был известен в те годы как ведущий специалист по меди­цинскому гипнозу, и его терапевтический подход отличался от общепринятого и основывался на теории, не имеющей ничего общего с психодинамической.

Когда в середине пятидесятых я начал заниматься психотера­пией и искал возможность работать под руководством Эриксо­на, он был единственным известным мне терапевтом, идеи ко­торого могли составить теоретическую основу краткосрочной те­рапии. Я также осознавал, что рассматривать с точки зрения идей дзэн его директивный подход, необъяснимый в рамках не­директивной психодинамики, — это единственный способ ра­зобраться в нем. Я разговаривал с Эриксоном о сходстве между его работой и методами дзэн. В ответ он, как обычно, поведал мне ряд случаев из своей практики. Эти истории иллюстрирова­ли некоторые его взгляды на попытку жить настоящим. Напри­мер, он рассказал случай с игроком в гольф. Под гипнозом этому игроку была дана инструкция жить только настоящим мо­ментом и концентрировать все свое внимание на одном ударе. В следующий раз, когда этот человек играл в гольф, он думал только о том ударе, которой наносил в данный момент. На ше­стнадцатой лунке он показал лучшую игру за все время его заня­тий гольфом, при этом не осознавая, каков счет или сколько лунок он прошел. Он осознавал только настоящий момент, а не ситуацию в целом.

Психопатология в терминах классификационных систем

Основной характеристикой людей является то, что мы — классифицирующие

жи

вотные. Похоже, мы и правда не можем не классифицировать. Мы должны выдвигать гипотезы и при­сваивать категории всему, что происходит и не происходит. Эк­сперименты по социальной психологии и современные исследо­вания мозга (Gazzanaga, 1985) свидетельствуют о том, что мы постоянно выдвигаем гипотезы — возможно, для этих целей предназначен некий узелок в мозгу. Так как мы должны класси­фицировать, природа классификационных систем оказывает на нас несомненное влияние. Несколько важных факторов относи­тельно классификаций значимы и для психотерапии.

Когда мы создаем один класс, то автоматически создаем и другие классы. Если мы создаем класс “хорошее”, мы одновре­менно формируем класс “плохое”, а также классы “не очень плохое” и “не очень хорошее”. Если есть что-то “высокое”, что-то должно быть “низким”. В самой природе классификации заложена невозможность иметь облик, не имея при этом фона, на котором можно выделяться, с а фактически много фонов или классов. Таким образом, человек, разрабатывающий некий класс, создает, даже помимо своего желания, и противополож­ный ему класс — так же, как, стремясь к счастью, мы одновре­менно создаем несчастье. Лао-Цзы говорил об этом так: “Когда все видят в хорошем хорошее, зло уже существует. Ибо быть и не быть появляются вместе”.

Другим следствием классификационной системы является не­избежность порождения парадоксов. Это случается, когда класс единиц вступает в конфликт с единицей класса. Если человек говорит: “Не подчиняйся мне” — тот, кому говорят, не может классифицировать эти слова как приказ подчиняться или не подчиняться. Не подчинишься, значит выполнишь приказ. Чтобы подчиниться, необходимо не подчиниться. Люди посто­янно сталкиваются с подобного рода парадоксами, ибо они по­рождены самой природой классификационных систем (Whitehead and Russel, 1910). Проблема классификации извест­на еще со времен Эпименода, который сказал: “Если человек говорит, что лжет, говорит ли он при этом правду?” Другой ас­пект был выделен Корзыбским и общими семантиками. Как только что-то расклассифицировано, мы начинаем реагировать на все единицы данного класса как на идентичные, даже когда они таковыми не являются. Человек с фобией реагирует на каждую фобическую ситуацию как на идентичную другим фоби- ческим ситуациям. Как любил говорить Корзыбский: “Корова один не есть корова два” (Korzybsky, 1941).

Изменить человека — значит изменить его систему классифи­кации. Людям трудно измениться самостоятельно, потому что они мыслят в рамках системы, которую хотят изменить. Задача вызвать изменение стоит и перед терапевтами, и перед мастера­ми дзэн. Например, человек, который хочет избавиться от чрезмерной поглощенности определенными мыслями или дей­ствиями, старается не думать о них. Эти попытки не думать, избегать определенных мыслей, формирует класс единиц, о ко­торых человек должен думать, для того чтобы не думать о них. Поставьте себе задачу не думать о слоне! Человек, стремящийся освободиться и действовать более независимо, может попробо­вать достичь этого целенаправленно, стараясь быть спонтанным. Тем не менее человек, старающийся быть спонтанным, немину­емо потерпит поражение, так как спонтанное поведение — это класс, который не включает в себя понятие “стараться”. Это похоже на попытку создавать свободные ассоциации, когда че­ловеку дают указание и ассоциации автоматически становятся не “свободными”, а “намеренными”. Аналогично, если человек старается быть расслабленным, это похоже на старание старать­ся, так как расслабленность — это форма поведения, не требу­ющего старания. Чем больше кто-то старается быть расслаблен­ным, тем менее расслабленным он становится. Другой аспект проблемы — если кто-то старается изменить себя, когда необхо­димо изменить сам способ классификации, каждая попытка из­менения активизирует базу классификации и тем самым препят­ствует изменению. Подобно самокорректирующейся системе в теории систем, попытка измениться активизирует регуляторы, препятствующие изменению.

И в терапии, и в дзэн-буддизме неизбежно возникает следу­ющая проблема: как изменить человека, если это значит изме­нить то, как человек классифицирует помощника, пытающегося изменить именно эту классификацию. Обращаясь за помощью, клиент классифицирует отношения между собой и терапевтом как неравные. Целью терапии является достижение состояния, в котором клиент определяется как равный терапевту и не нуж­дающийся в помощи. Клиент должен стать ровней, а не проси­телем с протянутой рукой. Однако как может терапевт устано­вить с клиентом равноправные отношения, когда любые по­мощь, руководство, объяснения действий клиента или директи­вы определяют отношения как неравные, а клиента — как нуж­дающегося и получающего помощь? Любые действия, предназ­наченные помочь человеку измениться, определяют отношения как неизменные. Терапевт или мастер дзэн должен вызвать в че­ловеке “спонтанное” изменение и тем самым избежать установ­ления “помогающих” взаимоотношений. Этот парадокс — ос­новной и в дзэн-буддизме, и в психотерапии. Одно из его ре­шений раскрывается в рассказе об ученике, который пытался снова и снова ответить на коан мастера дзэн и каждый раз слы­шал, что ответ неверен. В конце концов, он просто сел рядом с учителем. Именно это и было ответом, потому что он повел себя как равный.