– "Камень" может быть еще "буктун", – напомнил Джонс.

– Да, верно. Ну и что?

Повисло молчание. Теперь фигурками завладел Джонс, давно их не видевший и словно открывавший заново. Он-то и обнаружил то, чего не мог заметить так и не снявший перчатки полковник.

– Потрогай, Маркус – на этой раковине есть шероховатости, – Джонс протянул другу нефритовую улитку.

– И что?

– А то, что другие фигурки гладкие.

– Нефрит – более мягкий материал, вот и… Впрочем, возможно, ты и прав – эти пятнышки, различимые лишь на ощупь, появились не случайно…

– Пятнышки? Крапчатая улитка – вот что это такое! "Уль"!

– Ну, допустим, "уль", – согласился Квинсли без особого энтузиазма. – Что это нам дает? "Шибаль", "уль" и "тунич-чьиник-буктун"…

– Вот чего я не могу понять, – снова встрял полковник, теперь рассматривавший золотую статуэтку, – так это почему эти древние так любили ваять всяких уродцев. Раньше я думал, что просто от неумения. Но доктор Джонс прав, эту штуку делали весьма тщательно, вон, каждый пальчик на ногах видно… Ну и зачем, спрашивается, они тогда сделали ему голову размером чуть ли не с туловище? Они что, не видели, какая у людей бывает голова?

– Это может иметь символическое значение, – снисходительно пояснил Квинсли. – Например, большая голова может символизировать… – но тут его перебил Джонс:

– А по-моему, все гораздо проще. Нас сбило с толку его лицо, типичное для изображений взрослых. Но обрати внимание на позу. На самом деле это маленький ребенок.

– Думаешь? – с сомнением произнес Квинсли.

– Ну да. Черты, конечно, несколько гипертрофированы, но узнаваемы. Ребенок, "аль". Или "паль".

– Но тогда мы лишаемся слога "шиб", – напомнил Квинсли.

– И что? У нас с этим слогом все равно ничего не вышло. Значит, надо пробовать по-другому… Итак, что у нас получается? "Аль", "балам" или… стоп, если верно предположение о порядке, то начинать надо с камня. "Тунич-чьиник-буктун", "уль", "балам-чакмоль", "аль-паль". Тебе это что-нибудь… Господи, Маркус! Ты помнишь, что сказано в тексте после "властелин Шибальбы"? "Утонувшей вещи троекратно бойся"!

– Мне этот перевод всегда казался сомнительным… Постой, как там в оригинале? "Бууль бааль оош сахаль…"

– Ну! "Бууль бааль"!

– Буктун – уль – балам – аль… Да, сходится. Это слоговая аббревиатура. Вот почему вещи – "говорящие"! Стив, ты гений!

– Простите, что прерываю вашу радость, джентльмены, – вмешался полковник, – но что это, собственно, дает? Ну, из первых слогов названий этих предметов можно сложить по-майянски "утонувшая вещь", и что дальше? Где эта самая вещь и зачем нужны предметы, если она и так упомянута в тексте?

– Вещь, вероятно, в храме, – ответил Джонс, как о чем-то несущественном. – Впрочем, никакой вещи, может быть, вообще нет. И даже скорее всего. Просто эти слова вставлены в текст для обозначения порядка. Мы решили задачу с другой стороны. Мы пытались выстроить последовательность предметов, чтобы понять, что означает их сочетание. А на самом деле их сочетание нужно для того, чтобы показать последовательность предметов. Эволюция и ценность материалов тут ни при чем.

– И что делать с этой последовательностью дальше?

– Надеюсь, мы это поймем, когда проникнем в храм, – беззаботно ответил Джонс.

– А знаете, что мне это напоминает? – ухмыльнулся вдруг Брэддок. – Процедуру запуска ядерной ракеты. Вы в курсе, как это делается?

– Да уж видели не раз в фильмах, – отозвался Джонс. – Сначала два офицера вскрывают каждый свой конверт и сверяют код. Если коды совпадают, они вставляют каждый свой ключ…

– Вот-вот. Этот ваш "буульбааль" как раз похож на такой код для сверки – в одном месте он написан на табличке, в другом – зашифрован через статуэтки. У нас, правда, разные системы записи не применяются, но, пожалуй, такой вариант даже более остроумен… И ключ тут тоже есть. Правда, только один. Вы уверены, что не должно быть второго?

– В тексте о таком не сказано, – возразил Джонс. – И вообще, "тот, что открывает" – не обязательно ключ. И даже не обязательно эта штука, – он кивнул на черную пирамидку. – Но не думаете же вы, что мы найдем в храме атомную бомбу?

– Нет, конечно. Вы же сами разъяснили мне, что это невозможно, – усмехнулся полковник. – Но если эти ваши жрецы верили, что создали что-то действительно опасное, то и меры предосторожности могли придумать похожие.

– Не создали, – негромко произнес Квинсли. – Вызвали.

– Да, да, – кивнул полковник. – Самого страшного демона майанского ада. Ваш друг мне уже говорил.

– Именно так. Они надеялись, что смогут им управлять. И просчитались. В итоге он разрушил их цивилизацию.

Повисла короткая пауза.

– Что вы на меня так смотрите? – широко улыбнулся Квинсли. – Разумеется, я не хочу сказать, что так все и было в реальности. Я ученый, а не рассказчик страшных историй в скаутском лагере.

– В самом деле, – полковник поднялся, почти уперевшись головой в ткань палатки, – не будем уподобляться детям, которые всю ночь слушают байки, а потом с утра не могут встать. Завтра нас еще ждут дела с этим вашим храмом, так что предлагаю по-быстрому поужинать и как следует выспаться.

Однако выспаться у них не получилось.

Подобно большинству людей с непоколебимо здоровой психикой, полковник Брэддок никогда не помнил своих снов и, если бы всякий раз просыпался сам, считал бы, что не видит их вовсе. Однако людей его профессии нередко будят в самые неожиданные моменты, в том числе и посередине сновидения – поэтому полковник знал, что иногда ему все-таки что-то снится. Так вышло и на этот раз: когда запиликал сигнал экстренного вызова, Брэддок, в парадном мундире и при всех регалиях, присутствовал на большом приеме в Белом доме. Он стоял вместе с другими военными и слушал речь Президента США. Поначалу речь выглядела обычной патетической трескотней, и Брэддок не особо прислушивался, но затем обратил внимание, что в выступлении первого лица государства мелькают странные слова – "Буульбааль", "Шибальба" и что-то еще в том же духе. Полковник сосредоточился. "И разрешите поздравить всех вас, народ Соединенных Штатов Америки и все человечество с наступающим концом света!" – жизнерадостно закончил Президент под аплодисменты присутствующих. В тот же миг до Брэддока дошло, что Президент – совсем не тот человек, чье лицо было привычным Америке и всему миру по бесчисленным фото и видеокадрам. На трибуне с крылатым гербом стоял Маркус Квинсли.

И в этот миг сигнал вызова вышвырнул его из сна, словно катапульта – летчика из кабины. "Пума-лидер", – ответил он, открывая глаза и на ощупь включая фонарь.

– Пума-6, – докладывал О'Лири, несший вахту снаружи. – Сэр, доктор Квинсли с вами?

Луч фонаря стремительно скользнул по соседним спальникам. Джонс мирно посапывал, не обращая никакого внимания на осветивший его лицо фонарь. Спальный мешок Квинсли был пуст.

"Он же в Белом доме", – чуть было не ответил Брэддок, но вовремя спохватился. Теперь он проснулся окончательно. Светящиеся цифры на часах показывали 1:22 пополуночи.

– Нет. Что случилось?

– Около двадцати минут назад, сэр, я заметил, как Квинсли вышел из палатки. Он явно старался не привлекать внимания, и я подумал, что ему нужно оправиться. Я не стал смотреть в его сторону, чтобы не смущать его. Вроде бы он кряхтел где-то за камнями, но я не прислушивался. Вы понимаете, сэр, это не те звуки, которые…

– Дальше!

– А потом я понял, что уже давно ничего не слышу, и что назад он не возвращался. Вряд ли он мог прокрасться обратно так, что я бы его не заметил. Но на всякий случай я решил связаться с вами и проверить…