- Почему я не могу с ним связаться? - с тех пор как Ибрагима забрали в больницу, прошло два дня. Его комм не отвечал, до Хеды я также никак не могла дозвониться.

- Не переживай так, - пытается успокоить меня Кэти. - Просто в больницах часто забирают коммы, чтобы больные находились в тишине и покое.

- Да? А вдруг ему стало хуже? Что если это внутреннее кровотечение усилилось, и он..., и он..., - голос отказал, и я не смогла закончить терзающую меня мысль. - Почему папа до сих пор не смог узнать, где он?

- Потому что у нас разные госпитали, - Кэти легонько сжала мое плечо, как бы говоря, что нужно сосредоточиться на работе и не изводить себя понапрасну. - Так или иначе, ты скоро узнаешь, как он, и я уверена, что ему уже лучше. В конце концов, он молодой здоровый парень. Все будет хорошо, Софи.

Неожиданно мой комм ожил - заиграл сигнал аудио - сообщения, неужели от Ибрагима?! Но нет - это было нечто иное...

-...Уважаемая София Васнецова, сообщаем вам, что вы должны прибыть в церковь Св. Владимира сегодня в 18.00. О дальнейшем вам сообщат после прибытия.

В наступившей тишине было слышно лишь гудение конвейера. Все как одна работницы бригады смотрят на меня - такие внезапные вызовы в церковь не сулят ничего хорошего.

-Боже, что ты натворила?- Влада даже приостановила очередную запись на своем комме. - За что тебя вызывают в церковь?

Кэти с тревогой смотрит на меня, как и Люся, только Татьяна всем своим видом говорит, что она была права на счет "дефектных". Ее глаза прямо кричат: "Я же говорила".

- Я не знаю, - отвечаю я, пытаясь вспомнить, чем могла навлечь праведный гнев церковников.

-В любом случае ты не можешь пропустить назначенную встречу, тебе нужно отпроситься у Семки, - говорит Кэти.

-Отпроситься? Я потеряю талоны на два дня за это!

- Выбора нет, иди сейчас, уже полпятого, а через час тебе надо будет уйти.

Признав ее правоту, я нехотя потащилась в бытовку бригадиров - искать Семена Денисовича. По пути размышляя о причине вызова в церковь. Может это как-то связано с Ибрагимом? Все говорят, что он уже слишком взрослый для "дружбы" с православной, может дело в этом? Что ж, мы этого ожидали, узнать бы хотя бы что с ним, поговорить с ним вживую напоследок.

Найти бригадира оказалось не так просто, поскольку в бытовке его не было, пришлось побегать по цехам. В итоге я нашла его в столовой, хотя время обеда давно прошло.

-Вызывают в церковь? - Семка был столь же заинтригован, как и бригада. - И что же ты такого натворила, а? Обжимаешься с женатиком?

Посмеявшись над своей в высшей мере "остроумной" шуткой, бригадир все же отпускает меня с работы. Поскольку я потратила уйму времени на его поиски, возвращаться к бригаде уже не было смысла. Я пошла к своей бытовке - переодеваться. На душе было тревожно, сказать по правде я боялась идти в церковь. Маму тоже сначала вызвали церковники, а уже потом забрали для допросов в Охрану. Пытаясь успокоиться, я включаю на комме музыкальный канал, но сумбурные мелодии не помогают мне отвлечься. Страх железным ежом ворочается в животе. "Я ничего не сделала. Я ничего не сделала!" - как молитву повторяю я про себя, но это слабо утешает.

Может маме тоже казалось, что она ничего такого не сделала? Хотя, вряд ли, ведь запрет старых книг - это закон. Но запрет на связь с иноверцами - тоже закон. "Нет! Мы просто друзья! Я ничего не сделала".

И вот я уже около церкви Св. Владимира. Подходя к металлической рамке сканера, я невольно замедляю шаг. Нужно взять себя в руки, я ведь даже не знаю, почему меня вызвали.

- "София Васнецова", - сканнер издает характерный писк и вот я внутри церкви. Свет приглушен. Так странно находится здесь одной, видеть это помещение пустым без обычной толпы прихожан.

-София Васнецова? - ко мне на встречу выходит церковная прислужница. - Я проведу тебя к отцу Георгию.

"Ну, надо же, сам отец Георгий приехал... чтобы что? В чем меня обвиняют?".

Мы выходим из центральной залы и идем дальше - по тесным коридорам, мне кажется, что я узнаю этот путь - по нему нас водили смотреть на приговоренных к казни. У меня начинают потеть ладони. Наконец моя провожатая останавливается возле одной из дверей.

-Заходи, тебя уже ждут.

Я глубоко вздыхаю и открываю дверь. В комнате горит яркий свет, помимо отца Георгия, в ней находится еще одна прислужница - постарше.

-Добрый день, София! - голос отца Георгия, как всегда, просто излучает добро и участие. - Я бы сказал, что рад тебя видеть, но, к сожалению, повод для встречи у нас с тобой печальный.

Я буквально чувствую, как сердце уходит в пятки. За что?

-До нас дошли сведения, - неожиданно говорит прислужница. Ее скрипучий голос гораздо громче плавной речи отца Георгия. - Что ты находишься в непотребных отношениях с мужчиной...

"Да ладно?!".

- ...и не просто с мужчиной, а с иноверцем! - заканчивает обвинительную часть старица.

Волна облегчения проходит сквозь меня и резко перерождается в гнев. Кто-то "настучал" о моей "непотребной связи" с Ибрагимом. Я - девственница, и это легко доказать осмотром, но само это тяжкое обвинение бросает тень на наши и без того не совсем "законные" отношения.

-Я искренне надеюсь, что все это просто недоразумение, София. Признаю, что твоя гордыня всегда вызывала у меня опасения, но прелюбодеяние, да еще с иноверцем... - отец Георгий горестно качает головой.

- Я не совершала ничего такого, я не ни с кем не спала, - гнев бурлит, и до меня вдруг доходит, кто постарался, чтобы церковники узнали о моем "грехопадении". Чертова Крыса! Ибрагим был прав, она затаила обиду и настучала церковникам. Вот ведь тварь!

-Эх, София. Я бы рад поверить тебе на слово, но ты же понимаешь, что мы обязаны удостовериться, что ты невинна.

Я понимаю, но мысль о досмотре вызывает тошноту.

-Сестра Ефросинья осмотрит тебя.

Я не успеваю ничего сказать - старица неожиданно резко для ее возраста вскакивает и, схватив меня за рукав, ведет в смежную комнату. В комнатке стоит одинокая облупленная кушетка. Мне и противно, и страшно одновременно, конечно, я знаю, что до сих пор невинна, но какой-то непонятный страх все равно гложет изнутри. А что если старица ошибется или специально оговорит меня?

-Снимай нижнее белье и ложись! - командует старуха. По ее голосу я поняла, что она считает меня виновной в блуде. Путаясь в колготках, я делаю, как она говорит. С содроганьем ложусь на кушетку.

-Раздвинь ноги, - следующий приказ. Мне тошно, меня трясет от холода, от брезгливости, от стыда.

К счастью, процедура проверки не занимает много времени. Грубые руки старицы делают мне больно, но я сдерживаюсь и молча терплю до конца осмотра. Наконец пытка заканчивается. Не сказав мне ни слова, старица вышла из комнаты. Я начинаю судорожно поправлять одежду. Когда я выхожу, старицы уже нет, передо мной только отец Георгий.

-Ну что, убедились? - хорошо хоть голос не задрожал.

Церковник кивает, и жестом приглашает меня присесть, очевидно, не упуская случая почитать нотации вживую.

-Я беспокоюсь за тебя, София.

"Началось".

-Ты можешь навредить себе...твое поведение...может навлечь на тебя беду, ты меня понимаешь?

-Не совсем.

Священник тяжело вздыхает.

-Я говорю об твоих отношениях с этим иноверцем.

-У нас нет никаких отношений, - огрызаюсь я. -Мы просто дружим, мы друзья с детства.

-Но вы уже не дети, - замечает отец Георгий. - И он - иноверец.

Я знала, что этим все закончится. Почему же так больно это признавать. Глубоко вздохнув, я пытаюсь говорить спокойно:

- Но мы не чувствуем никаких романтических чувств друг к другу - почему мы не можем изредка встречаться, как друзья. Он ведь еще совсем юный.