This latter was a remarkably large and beautiful animal, entirely black, and sagacious to an astonishing degree. In speaking of his intelligence, my wife, who at heart was not a little tinctured with superstition, made frequent allusion to the ancient popular notion, which regarded all black cats as witches in disguise. Not that she was ever serious upon this point – and I mention the matter at all for no better reason than that it happens, just now, to be remembered.

Pluto – this was the cat’s name – was my favorite pet and playmate (Плутон – таково было имя этого кота – был моим любимым питомцем и товарищем). I alone fed him (я один кормил его; to feed), and he attended me wherever I went about the house (а он сопровождал меня, куда бы я ни ходил по дому). It was even with difficulty that I could prevent him from following me through the streets (и лишь с трудом мог я помешать ему следовать за мной по улицам; to prevent from – мешать: «удержать от»; through – через, сквозь).

Pluto – this was the cat’s name – was my favorite pet and playmate. I alone fed him, and he attended me wherever I went about the house. It was even with difficulty that I could prevent him from following me through the streets.

Our friendship lasted, in this manner, for several years (наша дружба длилась таким образом несколько лет), during which my general temperament and character (за которые мой общий нрав и характер) – through the instrumentality of the Fiend Intemperance (посредством = под влиянием Демона Невоздержанности) – had (I blush to confess it) experienced a radical alteration for the worse (– я стыжусь признаваться в этом – претерпели коренное изменение к худшему; to blush – краснеть; смущаться). I grew, day by day, more moody, more irritable, more regardless of the feelings of others (я становился день за днем более мрачным, более раздражительным, более безразличным к чувствам других; to grow – расти, становиться).

Our friendship lasted, in this manner, for several years, during which my general temperament and character – through the instrumentality of the Fiend Intemperance – had (I blush to confess it) experienced a radical alteration for the worse. I grew, day by day, more moody, more irritable, more regardless of the feelings of others.

I suffered myself to use intemperate language to my wife (я позволял себе использовать несдержанный язык, /обращаясь/ к своей жене). At length, I even offered her personal violence (наконец, я даже поднял на нее руку: «дал ей личное насилие»; to offer – предложить, дать, оказать; violence – жестокость, насилие, применение силы). My pets, of course, were made to feel the change in my disposition (моим питомцам, конечно, пришлось ощутить эту перемену в моем характере: «питомцы были заставлены»; to make – делать; заставлять). I not only neglected, but ill-used them (я не только пренебрегал /ими/, но и жестоко с ними обращался; ill – плохой; больной; to use – использовать; обращаться с кем-либо).

I suffered myself to use intemperate language to my wife. At length, I even offered her personal violence. My pets, of course, were made to feel the change in my disposition. I not only neglected, but ill-used them.

For Pluto, however, I still retained sufficient regard (к Плутону, однако, я все еще сохранял достаточное уважение) to restrain me from maltreating him (чтобы удержать меня от того, чтобы плохо обращаться с ним), as I made no scruple of maltreating the rabbits, the monkey, or even the dog (как я не стеснялся плохо обращаться с кроликами, обезьянкой или даже псом; scruple – крупица; сомнение, колебание; моральный принцип; угрызения совести), when by accident, or through affection, they came in my way (когда по случайности или из-за ласки /ко мне/ они попадались мне на пути: «приходили в мой путь»). But my disease grew upon me (но моя болезнь все больше подчиняла меня: «росла на меня»; to grow) – for what disease is like Alcohol! (ибо какая болезнь сравнится с Алкоголем!; like – похожий) – and at length even Pluto, who was now becoming old, and consequently somewhat peevish (и наконец даже Плутон, который теперь становился стар и, следовательно, несколько раздражителен) – even Pluto began to experience the effects of my ill temper (даже Плутон начал испытывать последствия моего дурного нрава).

For Pluto, however, I still retained sufficient regard to restrain me from maltreating him, as I made no scruple of maltreating the rabbits, the monkey, or even the dog, when by accident, or through affection, they came in my way. But my disease grew upon me – for what disease is like Alcohol! – and at length even Pluto, who was now becoming old, and consequently somewhat peevish – even Pluto began to experience the effects of my ill temper.

One night, returning home, much intoxicated, from one of my haunts about town (одним вечером, вернувшись домой, очень пьяным, из одного из моих излюбленных притонов в городе; haunt – притон, логово, любимое место; about town – в городе = имеющий отношение к светской, веселой жизни, может быть, с оттенком порочности), I fancied that the cat avoided my presence (я вообразил, будто кот избегает моего общества: «присутствия»). I seized him (я схватил его); when, in his fright at my violence (когда, в испуге от моего = совершаемого мною насилия), he inflicted a slight wound upon my hand with his teeth (он нанес небольшую ранку моей руке своими зубами). The fury of a demon instantly possessed me (демоническая ярость тут же охватила меня; to possess – владеть; одержать /о демоне, духе/). I knew myself no longer (я не знал = не помнил себя больше; to know – знать).

One night, returning home, much intoxicated, from one of my haunts about town, I fancied that the cat avoided my presence. I seized him; when, in his fright at my violence, he inflicted a slight wound upon my hand with his teeth. The fury of a demon instantly possessed me. I knew myself no longer.

My original soul seemed, at once, to take its flight from my body (моя изначальная = собственная душа, казалось, сразу совершила побег из моего тела; to seem – казаться) and a more than fiendish malevolence, gin-nurtured, thrilled every fibre of my frame (и более чем дьявольская злоба, вскормленная джином, проняла все фибры моего тела: «каждую фибру»; fiend – дьявол, бес; to nurture – воспитывать, выращивать; способствовать; frame – рама; скелет, каркас; тело). I took from my waistcoat-pocket a pen-knife (я достал из жилетного кармана перочинный нож; to take – брать), opened it, grasped the poor beast by the throat (открыл его, схватил бедного зверя за горло), and deliberately cut one of its eyes from the socket (и не торопясь вырезал один из его глаз из глазницы; deliberately – преднамеренно, умышленно, нарочно; медленно, не торопясь; to deliberate – обдумывать, размышлять; to cut – резать; out – наружу; to cut out – вырезать)! I blush, I burn, I shudder, while I pen the damnable atrocity (я краснею от стыда, я горю, я содрогаюсь, пока описываю это предосудительное зверство; damnable – заслуживающий осуждения, порицания; подлежащий осуждению /о человеке/; мерзкий, отвратительный, ужасный).