- Кончился,- грустно констатировал Айн, заглядывая в кружку, а потом и в сам кувшин,- может, еще возьмем?

- Ни в коем случае,- поспешно отозвалась Лирра,- ты один столько не выпьешь, а мы утром встанем опухшие, если попьем еще, верно, ясная Арталанд?

- Абсолютно, милая, абсолютно верно,- так же быстро согласилась я, хотя от еще одной кружечки взвара и я бы не отказалась.

- Жалко, он такой вкусный.

- Айн, а тебе никогда не говорили, что издавать громкие звуки за столом несколько неприлично?- Ниан очень осторожно подобралась к теме.

- Нет, на кухне все так едят,- удивился мальчик,- я смотрю на вас и сам удивляюсь, совсем без удовольствия едите.

С такой формулировкой не поспоришь, Ниан хлопнула глазами и замолчала, переваривая сказанное. Я же уверилась, что к вопросу поведения за столом нам еще предстоит вернуться, и почти скоро. Когда все решится с моим замужеством, и признанием моим мужем клятвы Айна, тогда настанет время для этикета.

- Ну что, мы и поужинали и чай после баньки попили, может, уже и спать пойдем?- Ниан широко зевнула. Это она после бани потащила нас на поздний "перекусон". Пожав плечами, мы легко поднялись и пошли следом за Лиррой в свои апартаменты. Наскоро пожелав друг другу доброй и темной ночи, разошлись спать.

Открыв глаза, я поняла, что попала в сезон вечно-юной богини, ясной Тьяры, вот только ее самой поблизости не было. Может она была далеко от лесного озера, а может и вовсе спустилась на прогулку в Хэлл. Покатав в руках хрусткий снежок, и не заметив ничего принципиально нового в корнях дерева, где раньше находила свое пристанище, я подошла ближе к озеру. По пути отметила, что от соприкосновения со снегом узор на правой руке становится ярче, словно напитывается силой.

Подойдя к невероятно синему озеру, отражающему яркое небо, я нерешительно замерла, рассудок сопротивлялся внутреннему желанию ступить на тонкий лед. Попробуй, шепот из глубин души, скользи, словно зимняя тень, словно сам воздух поддерживает твое тело.

Подобрав в руки еще немного снега, я как умела, слепила снежок и бросила вперед себя на лед. Снежный ком разбился белыми брызгами о голубую гладь льда, во сне безрассудство охватило меня словно стальной обруч по рукам и ногам. Не отдавая отчета в своих действиях, я шагнула на лед, отстраненно наблюдая, как от каждого шага по глади льда расходятся круги, словно иду не по крепкому льду, а по тонкой пленке едва покрывающей омут.

Сознание вернулось ко мне лишь, когда я оказалась точно посредине лесного озера, вокруг меня метались серые тени, что-то шептали мне, я понимала их и помнила сказанное лишь несколько секунд, потом слова одной тени замещали рассказ другой. Спустя некоторое время я зажала уши руками и опустилась на колени, понимая, что схожу с ума, разум не выдерживает. Тени делились со мной тем, что было для них самым важным. Для кого-то это был момент смерти, для кого-то рождение первенца, завядший цветок в старом любовном романе, закопанный в подвале клад. Совершенное преступление, то, что мучило теней после смерти, мучило теперь и меня. Я потерялась во времени и пространстве, чувствуя только металлический привкус крови во рту, и нескончаемый шепот. Я не заметила, кто прогнал теней, и, подняв меня на руки, пронес сквозь все сезоны. Я только чувствовала, как кровь стекает струйкой по подбородку и боялась открыть глаза, боялась увидеть замолчавшие тени.

- Маленькая, глупая девочка, вообразившая себя слишком взрослой и умной,- этот голос определенно принадлежал мужчине. Он коснулся моего лба губами, и я, резко вздрогнув, провалилась куда-то вниз, куда-то, где было тесно и душно.

Рывком поднявшись с постели, я поняла что в своем слишком реальном сне намотала на себя одеяло вместе с простыней и покрывалом. Прижав руку к мокрому лбу, я почувствовала мгновенное облегчение, моя правая рука, на которой красовался кружевной узор ясной Тьяры, некоторое время назад стала очень холодной. Порой я сама пугалась, забывшись и коснувшись рукой той или иной части тела. Говорят своих рук и ног пугаются только младенцы, пока они совсем крошки, с прискорбием признаю, что в детство я впадаю раньше, чем рассчитывала. Улыбнувшись незатейливой шутке, я так же провела своей ледяной ладонью по шее и груди, успокаивая бешено колотящееся сердце.

На прикроватном столике стоял таз с чистой водой и полотенцем. По утрам помощь Лирры мне не требовалась, я предпочитала просыпаться самостоятельно. Намочив полотенце, я обтерла лицо и тело от проступившего пота, и растерев кожу простыней оделась. Аккуратно спустившись вниз, я отметила, что служанки только-только начали просыпаться, и это совсем не те девушки, что разносили еду вчера.

На небе, со стороны восходящего солнца, начали тускнеть звезды, в такую рань спала даже добродушная, старая и беззубая собака, над чьей будкой чья-то шаловливая рука прибила табличку, повествующую об исключительной злобности псины. Собака лениво приподняла левое ухо, укоризненно на меня посмотрела и, жарко зевнув раззявленной пастью снова уложила седую морду на лапы. Затем немного подумав, забилась подальше в конуру, видимо, мой пример ранней побудки смущал ее собачью совесть.

А я почему-то вспомнила зимние забавы, которыми увлекалась моя младшая сестренка, и в которые втягивала меня. Я чувствовала себя ответственной за нее, ни леди-мать, ни лорд-отец не уделяли ей внимания, старший брат просто не замечал, дед уже погиб тогда. Мне было невдомек, почему вдруг третий ребенок в семье оказался не нужным никому, кроме меня и нянюшек. Мы с Неллин сбегали из покоев, переодевшись в одежду слуг, и лепили снеговиков, за пределами гнезда, или просто играли в снегу, толкаясь и барахтаясь. Дед или отец, даже не знаю, как правильно его называть, научил меня, как говорить с духами льда, избегая энергоемких ритуалов, и тяжеловесных заклятий. И иногда на мой зов приходили младшие духи, они выглядели, словно волчьи щенята, Неллин можно сказать росла вместе с ними, и как мне кажется, хоть я и не смогла ее научить звать духов, те с которыми она играла, будучи ребенком, все равно придут к ней.

Так за приятными и неспешными воспоминаниями я и не заметила, как скатала первый снежный шар, основу для снежной фигуры. Ком снега получился знатным, почти мне по бедро, пожав плечами, и оглянувшись по сторонам, все равно в такую рань никто не увидит, скатала и два последующих комка. Получив высокую, в человеческий рост снежную фигуру, снеговика, я снова воровато оглядевшись, приложила палец к губам, показывая заинтересовавшейся псине, что нужно сохранять молчание. Вылепив снеговику маленькие шарообразные руки, к одной я приставила метлу, а к другой лопату для уборки снега. Зайдя в конюшню и выбрав самое чистое ведро, одела его на снеговика, как шапку. Глаза и улыбку сделала ему из веток, а вот нос-морковь заменить оказалось нечем.

- Возьмите морковь, ясная Арталанд. И доброе вам раннее утро,- резко развернувшись я увидела улыбающегося ясного Этарна. Он протягивал мне воистину королевскую морковь, яркую и крупную. Кажется, удержать краску стыда на щеках мне не удалось. Право слово как девчонка, выскочила с утра пораньше лепить снеговика, словно больше и других дел нет. Только вот их и правда нет, а после такого реалистичного сна просто необходимо развеяться. Смущенно поблагодарив ясного лорда, я поставила морковь на причитающееся ей место и отошла на пару шагов, полюбоваться на дело рук своих. Снеговик получился что надо, без магии я бы не смогла поднять комья снега на такую высоту, а так, с ведром на голове он был даже выше меня.

- Прекрасный снежный страж, не краснейте, ясная леди. Я буду молчать словно рыба,- заговорщицки улыбнулся мужчина, его голубые глаза потеплели.

- Благодарю, а что вас выгнало в такую рань на улицу, да еще и с морковкой?

- Да на конюшню я шел, жеребец мой тот еще ревнивец, а я почитай больше месяца отсутствовал. Живу я на этом дворе,- прогудел мужчина, добро усмехаясь в пшеничного цвета бороду.