— Боги решили не радовать мой дом своим избранием! Вам предстоит далекий путь, уважаемые служители бога Тлалока, и удача наконец-то улыбнется Вам! Счастливого и светлого пути!

Едва дыша, Иш-Чель разомкнула свои объятия и отпустила Маленького Ягуара, который собственно так и не понял, ни почему плакала бабушка, ни внезапный приезд отца, которому мальчик очень обрадовался, ни тому, что его мать так крепко его обнимала, как будто приехавшие жрецы собирались его куда-то забрать…

Он, весело смеясь, подбежал к отцу, обнял его за ноги, подождал, пока Амантлан подхватит его на руки, подкинет высоко к небу, как птицу, и опустит на землю. После приветствия, Маленький Ягуар вспомнил вдруг, что у озера его должны ждать друзья. Там-то, явно, будет интереснее, чем дома… И пятки мальчика засверкали, унося Маленького Ягуара к озеру. А Иш-Чель все никак не могла прийти в себя, показав знаком служанкам, что ей и свекрови нужна помощь, скрылась в своих покоях.

Служанки почти занесли Ишто к ней в комнату, они заботливо уложили старую женщину на ложе. Сдерживая слезы, хозяйка попросила принести ей всех постельных собачек — ее била дрожь и морозило. Сняв с себя одежду, Ишто укрылась одеялами и терпеливо ждала, когда маленькие собачки устроятся вокруг нее и своими телами подарят долгожданное тепло, снимут нервное напряжение последних дней. Служанки продолжали в ожидании стоять. Тогда почтенная Ишто пошарила под одеялом и вытащила парочку песиков, одного с серой кожицей, второго с темно-бурой, их светлые хохолки, только что придавленные одеялами, теперь весело топорщились белыми плюмажами между большими ушами.

— Отнесите их моей невестке, пусть они и ее полечат!

Прижимая к груди теплые тела собачек, служанки покинули хозяйку.

До позднего вечера Иш-Чель была у себя и не покидала своей комнаты. Все обошлось, но нервное напряжение было настолько сильным, что радоваться не было сил. Очень кстати пришлись постельные собачки, которые устроились у нее на груди и, преданно прижавшись, отдавая свое тепло, забирали все плохое. Пролежав с ними совсем чуть-чуть, Иш-Чель уснула, убаюканная мирным сопением маленьких лекарей. Проснулась она уже поздним вечером.

Когда все улеглось в доме: кто-то из фанатиков был огорчен, кто-то из неверующих, вернее сочувствующих, был рад, понимая чувства госпожи, Иш-Чель направилась в комнату к мужу.

Амантлан сидел на циновке и поглощал свой ужин. Мужчина ничем не выдал своего удивления по поводу позднего визита. Наоборот, Иш-Чель показалось, что он не просто был готов к ее приходу, а не сомневался, что она придет к нему. Женщина присела на циновку напротив мужа и взяла кусочек индюшки, который ей отрезал муж. Так же молча, они вместе почти закончили ужинать, когда Иш-Чель не выдержала:

— Благодарю Вас, господин.

— За ужин? — улыбнулся Амантлан, а она смутилась.

— Нет. За Маленького Ягуара.

— Пожалуйста.

— Скажите, почему Вы решили тянуть жребий вместо меня?

— Почему? Потому что я — глава семьи, это мой долг и мое право.

— Только поэтому?

— Да. Я — послушный гражданин, который всегда выполняет свои обязанности, а уж к нашим богам я всегда относился с уважением.

— Амантлан, я не верю Вам.

Иш-Чель внимательно следила, как на лице мужа играли отсветы очага, которые смягчали временами шрамы, полученные в битвах. Амантлан потянулся за трубкой, раскурил ее, продолжая молчать и, избегая взгляда Иш-Чель. Он не хотел говорить правду, сам не зная почему. Но она терпеливо, нет, скорее смиренно ждала. И в ответ не могла прозвучать обычная шутка. А это злило его. И он не сдержался:

— А что мне от твоего неверия? Когда-нибудь было иначе? Ты всегда считала меня врагом! И никогда другом… Чтобы я не делал для тебя, спасал тебя и сына, твоего брата… Тебе всегда казалось, что ты лучше меня знаешь, как быть! Так к чему теперь этот вопрос?! Тебя опять что-то не устраивает?!

— Да, господин. Не устраивает. Я хочу знать правду — почему Вы вместо меня тянули жребий?

— Из жалости к тебе. Теперь устраивает ответ? — он не ожидал от себя грубости, но силы сдерживаться иссякли.

— Н-нет… Из жалости… — Иш-Чель растерянно заморгала, рассчитывая на любой другой ответ, она была разочарована, — Я не понимаю Вас, объясните…

— Да! Если бы ты вытянула жребий богов, то никогда в жизни не простила бы себе гибель сына! Если бы я, то ничего в нашей жизни не изменилось бы! Ну, еще одной каплей ненависти ко мне прибавилось, так что с того? Я привык жить с ненавидящей меня женщиной!

— Господин… — глаза Иш-Чель наполнились слезами, она попыталась быстро сказать что-то, но мысль потерялась… Амантлан же продолжал курить и только кольца дыма, резко и часто вырывавшиеся из трубки показывали, как он сердит на свою несдержанность.

— Господин, — Иш-Чель пришла в себя и собралась, — Господин, о какой ненависти Вы говорите? У меня нет ее, к тому же к Вам! Это Вы отгородились, Вы меня отталкивали всегда своими насмешками!

— Вот как? Значит теперь ты, женщина, как когда-то, снова пришла не задавать вопросы, а отблагодарить? Что же может быть хуже!

— Да, я пришла Вас поблагодарить, но что в этом плохого?! О, боги, что я опять сделала не так?!

— Да мне твоя благодарность хуже ножа в сердце! Уж лучше бы… — он замолчал, не зная, что, на самом деле, было бы лучше. Но только не так — сидеть и заставлять объяснять свои поступки, копаться в его чувствах, бередить старые обиды. Да и ни к чему это! Она что думает, что он, как юнец, будет счастлив принять ее благодарность?! Сдержался он тогда, да и теперь не очень уж нужно. Жалость и благодарность от нее? Не нужны. Не требуются. Обойдется.

— Господин, Вы неправильно меня поняли… — попыталась прояснить ситуацию и погасить его гнев Иш-Чель. Она резко вскочила с циновки, растерянно теребя конец своей рубашки, тщетно пытаясь подобрать слова, которые могли бы успокоить мужа и прояснить ситуацию, а может быть и истинные ее намерения и чувства.

— Еще лучше! Значит, я опять неправильно тебя понял? — Амантлан сделал ударение на «я», едва сдерживая смех и желание опять отпустить какую-нибудь очередную шутку.

— Конечно! Я пришла поблагодарить Вас. Ведь Вы взяли на себя ответственность за Маленького Ягуара, Вы помогли мне!

Амантлан по-прежнему молчал и курил. Видя это, Иш-Чель робко сделала шаг в сторону выхода — никакой реакции.

— У меня нет ненависти к Вам, господин, и… я… очень хорошо к Вам отношусь. Вы напрасно думаете…

— Я ни о чем не думаю, женщина, кроме того, что тебе незачем здесь больше находиться! День был тяжелый, ступай!

— Вы меня прогоняете? Опять?!

— Да. Уходи! Тебе нужно остыть!

"Что она еще хочет от меня?!" — разозлился Амантлан, намереваясь сказать что-нибудь резкое, но удержался. Вид растерянной жены его не разжалобил, а наоборот еще больше рассердил.

Иш-Чель, сдерживая обиду, проглотила слезы и поплелась к выходу.

" Опять он ничего не понял! Опять он груб! Опять! Как же я ненавижу его! Почему он не хочет принять мои слова благодарности? Что плохого я сделала?! Что ему еще нужно?! Я же сама пришла к нему! Никогда больше я не позволю ему меня унизить!"

Пытаясь найти спасение от духоты, Иш-Чель грустно поплелась к берегу озера. Ночь уже вступила в свои права, и дневная жара постепенно отступала. Тихо шептал ночной ветерок, он ласково обдувал разгоряченное тело женщины, даря ей долгожданную прохладу. Вдали был виден засыпающий Теночтитлан, в котором, кое-где, вспыхивали и гасли огоньки.

Луна весело шагала по небу.

Мир и тишина не успокоили Иш-Чель — ей ещё больше захотелось плакать. Плакать горько, навзрыд, сдирая с себя одежды. Слезы злости на саму себя застилали ей глаза и, смотря сквозь них, она понимала, что очень долго видела окружающий мир через их искаженную прозрачность. Простое упрямство, а временами и насмешки Амантлана отталкивали её, не давали возможность правильно расценить его поступки. За напускной похвальбой и безразличием он прятал глубоко в себе ту безграничную любовь, о которой она давным-давно просила свою богиню-покровительницу. Как долго она шла к своей любви!