+ + +

В это позднее время перед закрытием в библиотеке, помимо Зойки и Елены Васильевны, было всего пару студентов, безуспешно пытавшихся хоть что-нибудь выучить к завтрашнему зачёту. Зойка спокойно сортировала читательские абонементы, Елена Васильевна относила и расставляла по полкам на свои места книги.

- Сука! - неожиданный громкий крик поверг Зойку в ступор. Студенты, оторвавшись от книг, захихикали.

- Сука! - повторила Елена Васильевна и упала на пол. Зойка бросилась к подруге. Та, раскорячившись в проходе, била руками и ногам по стеллажам, преграждая путь.

- Елена Васильевна, что с вами? - перепуганная Зойка никак не могла приблизиться. - Помогите же! - призвала она на помощь посетителей читального зала.

Когда студенты подошли, Елена Васильевна уже стала приходить в себя. Судорожные движения рук и ног прекратились, но глаза были закатаны.

- Что ж вы стоите? - причитала вокруг неё Зойка, - звоните скорее в неотложку.

Когда Елена Васильевна полностью очнулась, она была уже "упакована" и мчалась по городу под завывания сирены и проблески синих огней.

8.

Тимофей Гордеевич Веселов слыл большим мастером своего дела. Да и не мудрено - более полувека отдано этой работе. Натаскался, набил руку ещё с тех времён, когда от психиатров шарахались и держались подальше так же, как и от их пациентов. Да что греха таить - было дело! И дело это было не всегда чисто. Порой и руки марать приходилось...

Тимофей Гордеевич вздохнул, заходя в скрипучую ржавую калитку своих владений. Это заведение, более похожее на внутреннюю тюрьму, на самом деле таким и являлось. Или, по крайней мере, с таким умыслом строилось.

Одно из самых больших зданий города, квадратный закольцованный комплекс, мрачно давило на главную площадь. Центральная больница в виде бетонно-кирпичного мастодонта сталинских времён вряд ли добавляла оптимизма попадавшим сюда людям и способствовала выздоровлению больных. Старожилы знали и передавали из поколения в поколение, что здание первоначально строилось для областного НКВД. Бесконечные коридоры, уйма клетушек-камер, жуткие подвалы и внутренняя тюрьма, застенок в застенке, острог в квадрате - антураж не смогли изменить ни перестройки архитекторов и политиков, ни годы ремонтов и перепрофилирований.

Хрущёвская весна изменила предназначение недавно отстроенного объекта, и он стал служить людям на самом деле. Камеры превратились в одночасье в больничные палаты, в коридорах как по мановению волшебной палочки людей во френчах сменили люди в белых халатах, пыточные в подвале стали не менее зловещим моргом. А комплекс в комплексе, некогда огороженная забором во внутреннем дворике территория с собственными строениями и проходными, стала психиатрической больницей.

Времена оттепели только-только стали подтаивать основы сталинской психиатрии, как настали новые времена с новыми предписаниями и веяниями. И вновь власти потребовались сговорчивые и податливые врачи-психиатры, способные пояснить поведение неугодных, объяснить заскоки диссидентов и оказать посильную медицинскую помощь всем несогласным, упрятав их понадёжнее и подальше от глаз людских. Все догадывались, что творится за высоким внутренним забором, об этом ходили упорные слухи. Но досконально так никто, кроме сотрудников, не знал, как боролись за выживание и сохранение остатков рассудка несчастные, буквально в нескольких метрах от больницы и центральной площади, где праздновались чуть ли не ежедневно очередные исторические победы и достижения вырождающегося строя.

Люди ходили мимо забора, навещали больных родственников в открытых для доступа палатах кардиологии, хирургии или общей терапии. Но стоило кому-то попасть на лечение за ржавую проходную внутреннего периметра, как он становился изгоем, отверженным обществом. О таких предпочитали сразу забыть и никогда не вспоминать. Клеймо, единожды наложенное при постановке на учёт, нельзя было вывести ничем. Оно, как проклятие, тянулось за несчастным всю оставшуюся жизнь от одного места работы до другого, от службы кадров до особого отдела, от анкеты до автобиографии, от прописки до постановки на воинский учёт. Такие люди, вне зависимости от диагноза или тяжести заболевания, от их опасности для общества или необходимости в изоляции, даже в случае банальной депрессии или "белочки", автоматически зачислялись в касту "психов". И, даже при наличии пресловутой врачебной тайны, диагноз немедленно становился известным всему городу, всем родственникам и сослуживцам. Человек, ещё даже не успев закончить обследование, выходя на улицу, начинал ловить на себе косые взгляды, от него старались держаться подальше в транспорте, сторонились на работе, нередко распадалась семья и шарахались собственные дети. Само-собой, это отнюдь не вело к выздоровлению или реабилитации, подстёгивая возникшие проблемы психического плана и убеждая врачей в правоте вынесенного вердикта и в необходимости принятия более жёстких мер. Цепочка замыкалась, и жертва попадала в капкан внутренней тюрьмы, в объятия её отнюдь не весёлого главврача по фамилии Веселов.

+ + +

Елена Васильевна больше всего боялась, что её упекут в психушку. Придя в себя в карете скорой помощи, она стала заверять, что это нелепость и хорошо себя чувствует, плакать и умолять отвезти её домой или высадить и отпустить на первом же перекрёстке. Но чем сильнее билась в истерике несчастная женщина, чем громче она кричала, и чем больше нарастал накал страстей в автомобиле, тем непреклоннее становились врачи. Ей вкололи очередную дозу успокоительного, да потуже затянули ремнями к носилкам. Неотложка неслась по пустынным ночным улицам в сторону мрачного и унылого медицинского застенка.

Тимофей Гордеевич встретил новую пациентку подчёркнуто вежливо. Его вкрадчивый тихий голос успокаивающе и расслабляющее струился, заполняя свободное пространство небольшого кабинета, обволакивал Елену Васильевну, погружая её сознание в нирвану транса.

- Ну что же вы, голубушка, бузите и нервничаете, - по привычке вёл свою партию врач,- нехорошо это, вредно для здоровья. Нервы, знаете ли, их беречь надо. Вот подлечим вас тут немного, восстановите силы, кошмары всякие там рассосутся, и выйдете от нас совершенно другим человеком - спокойным и уверенным в себе.

Тимофей Гордеевич автоматически вёл обычный вступительный монолог, а сам тем временем листал историю болезни. Припадки, потеря сознания, кошмары, галлюцинации - обычная, уже набившая оскомину рутина. Вялотекущая шизофрения - эта болезнь, открытая и признанная врачами только страны победившего социализма, как никакое другое заболевание было аморфно в своих проявлениях. "У каждого свои тараканы в голове" - сказал когда-то кто-то и попал в точку, причём очень удобную. Исходя из таких критериев, каждого можно в любую минуту привлечь и уличить в психической несостоятельности. Ну, а когда налицо были и явные признаки асоциального поведения, тут сам бог велел принимать меры и запускать лечебный механизм.

Вердикта эскулапа ждать не пришлось долго. После ознакомительной беседы, Елену Васильевну препроводили в отведённые покои. "Палата номер шесть" - вспомнила она по дороге классику. Но нет, её провели дальше по коридору.