Самым незаинтересованным в Неожиданном Появлении Винни Пуха (Вдруг) лицом был не кто иной как ослик Иа-Иа. Но отнюдь не потому, что у Иа-Иа имелись какие-то Соображения и Веские Доводы против Винни Пуха, а потому, что ослику было на все совершенно наплевать, и на текущее состояние Пуха в том числе. Однако отсутствие собеседника, с которым можно было бы обсудить аспекты Смысла Жизни и осудить агрессию «контрас» в Никарагуа (которая, как всем известно, давно загнулась, отчего обсуждать ее стало еще приятней), приводило Иа-Иа в такое уныние, что по сравнению с его обычным Очень Мрачным Состоянием его меланхолия явно заинтересовала бы психиатров. Первое время ослик терпеливо ждал, когда Винни сам придет к нему и начнет разговор. А уж что-что, а терпеливо ждать Иа-Иа умел, как говорится, на совесть. Но когда ослиное терпение стало сдавать, а Винни Пух не появлялся и не появлялся — ни Вдруг, ни в какой любой другой форме появления, Иа-Иа начал нервничать. Но нервничание ослика было совершенно безобидное и совсем окружающим незаметное — как дохлая муха на помойке. Когда же терпению ослика пришел конец (а такое случалось нечасто), Иа-Иа изрек (про себя, конечно) «Что ж я, осел что ли, ждать его буду?» — и медленно побрел в сторону, в которой, по слухам, находился дом Винни Пуха. Если учесть, что у Пуха Иа-Иа никогда не был и не испытывал потребности в посещении до сих пор, можно оценить, как был удивлен (в душе, конечно) Иа-Иа, увидев цитадель медвежонка, обнесенную колючей проволокой, многометровым забором и сложными системами охранной сигнализации. «Что это он тут такое придумал?» — поинтересовался Иа-Иа сам у себя, и сам же себе тут же ответил: «А хрен его знает...» Инстинкт самосохранения, переданный ослику предками, которые не очень-то любили лазать по колючим проволокам и форсировать заборы, так как всем известно, что эти действия приводят к плачевным для хвостов последствиям, не позволил Иа-Иа пробраться в глубь дома Винни, поэтому ослик, сделав три полных круга и один неполный вокруг дома Пуха (на что у него, кстати сказать, ушло шесть с четвертью часов), остановился напротив воображаемого входа и дико заорал. По-ослиному, конечно...

...Дикий, полный Решительной Злобы и Открытой Неприязни к Маленьким Безобидным Существам, принес из ближайшего Леса легкий ветерок. Пятачок, мирно сидящий в собственном саду в кресле-качалке и употребляющий в пищу желуди по-морскопехотински, свое любимое блюдо, вздрогнул от всего сердца, отчего кресло-качалка закачалось в полную силу.

— Кто бы это мог быть? — подумал Пятачок вслух. Воображение рисовало ему такие страшные картины, что в кресле стала образовываться лужица — вероятно, случились обещанные прошлым летом местным гидрометеоцентром осадки и прочие атмосферные явления.

— Ой-ой-ой, — сказал Пятачок. — Только бы не волки... Что-то я не очень-то люблю волков, — пожаловался он сам себе, и в душе тут же извинился перед всеми волками мира.

— Что поделаешь, — сказал он. — Традиция... Мой дедушка, Вильям Посторо...

— И-и-и-и! А-а-а-а! — донеслось из Леса.

— Ой, мама! — Пятачок почувствовал, что у него подкашиваются копытца, а когда вспомнил, что сидит, тут же почувствовал, что у него подкашивается подзвоночник и вообще любая другая основа для поддержки поросячьего тела. — Кого это там? Неужели, опять Вуглускр мышек обижает? — Пятачок проникся жалостью к мышам. Но он подумал и решительно отбросил эту мысль. — Не может же мышка так громко орать, — рассуждая, Пятачок принялся пробираться ближе к двери. — Хотя... Когда тебя... Гм... И не так заорешь...

— А-а-а-а-а! — донеслось из Леса совсем близко.

— Мама! — сказал Пятачок довольно громко. — Он, кажется, сюда идет! Неужели правда волк? Страх придал поросенку силы и выносливости, он схватил в охапку кресло-качалку и бросился к двери.

— У-у-у-у-у! — раздалось уже совсем-совсем близко. Пятачок захлопнул за собой дверь и бросился в угол за ружьем. Загнав в каждый ствол по заряду, которого хватило бы наверняка слона на два-три, он уперся спиной в кровать и направил дуло в сторону двери.

— И-а! — сказал Иа-Иа в окно.

— Мама!!! — Пятачок готов был выстрелить, но, увидев морду Иа-Иа, просунувшуюся между горшков с цветами, передумал.

— А, это ты, Иа-Иа... Ой, как же ты меня напугал... Неужели и ты забыл, что я самое Маленькое и Безобидное Существо?

— Нет, я не забыл, — сказал Иа-Иа. — У меня память хорошая...

— Семидесятинаносекундная, наверное? — предположил Пятачок. Иа-Иа милостливо согласился.

— А чего ты орал? — поинтересовался Пятачок. — Это ты, случайно, не от волка прятался?

— Нет, — Иа-Иа ответил на вопрос, и его сложные ослиные мозги принялись обрабатывать полученную от Пятачка информацию.

— Да, — сказал он через некоторое время, основательно пораскинув мозгами в разные стороны, так что Пятачку даже пришлось старательно уворачиваться.

— Да, — повторил он еще через несколько минут. — Я, собственно — какое слово, а? — собственно, шел к тебе, чтобы выяснить... Чтобы выяснить...

— Забыл? — озабоченно поинтересовался Пятачок, когда Иа-Иа повторил словосочетание «чтобы выяснить» шестнадцать раз подряд.

— Забыл, — честно признался Иа-Иа.

— Рефреш, наверное, заклинило, — предположил поросенок. Других повреждений памяти он не признавал.

— Наверное, — согласился Иа-Иа со вздохом. — А, нет!

— О, работает, — порадовался Пятачок. — Это, наверное, адресация сбилась...

— Я шел к тебе, чтобы выяснить, где же наконец Винни Пух?

— А кто такой Наконец? — поинтересовался Пятачок. Он прекрасно помнил историю с Пятнистым Щасвирнусом, которых боялся не менее волков.

— Это слово такое, — пояснил Иа-Иа.

— А-а-а... А Винни Пух... Винни Пух... Знаешь, мы тоже его искали. Вдруг. Неделю назад. Или две.

— Ну и как? — поинтересовался Иа-Иа очень равнодушно.

— Не нашли, — сказал Пятачок и развел копытцами.

— Жаль, — сказал Иа-Иа, и Модульно-Амплитудный Коэффициент Равнодушности в его фразе повысился на тридцать процентов по сравнением с предыдущей фразой.

— Не нашли, — повторил Пятачок. — Потому что все думали, что он у тебя. Вдруг. А ты что-то знал и не говорил. Вдруг.

— Чего ты заладил — вдруг да вдруг, — возмутился Иа-Иа совершенно неожиданно. — С ума сойдешь сквизировать твою болтовню...

— Чего-чего?

— Ну, мусор отделять от информации... Что-то знал, говоришь... А чего ж я знал?

— Чего-то, — подсказал Пятачок. — Знал, и не говорил. Отвяжитесь все, говорил.

— А-а-а... Помню-помню... Говорил.

— Ну, а чего ж ты знал?

— Чего я знал? Чего я знал... Черт, вертится в голове, а наружу не может... Как будто память заблокирована...

— Заблокирована? — переспросил Пятачок. — М-да... Это серьезно...

— Ну, пойду я, — сказал Иа-Иа. — Может, разблокируется, — сказал он на прощание и поспешил удалиться, потому что от удивления Пятачок опустил ружье (которое, напомним, не преминуло остаться заряженным) и направил оба его дула на Иа-Иа. А Пятачок, во все свои копытца, помчался по лесной дорожке к Кристоферу Робину.

Кристофер Робин полулежал на столе и играл в FAT_PIG!'а. Пятачок ворвался как раз в тот момент, когда главного героя игрушки одолевал рой Пчел, с которыми, правда, Кристофер Робин боролся мастерски.

— Кристофер Робин! — завопил он с порога.

— Тихо! — рявкнул Кристофер Робин. Пятачок от неожиданности упал в непродолжительный обморок, оправившись от которого, он встал и залепил Кристоферу Робину увесистого пинка. Если учесть еще и твердость поросячьего копытца, можно представить себе, какую шишку набил Кристофер Робин на затылке при подпрыгивании от такого удовольствия.

— В тебе эта игрушка, видно, агрессивность воспитывает, — заявил Пятачок, когда Кристофер Робин приземлился рядом со своим креслом. — Потереть ее надо к этой... фене.

— Не-е-е-е-е, — пласкиво протянул Кристофер Робин на манер ясельного ребенка, у которого изымают любимую игрушку. — Она хорошая... А ты чего прискакал? Если тебе куда платеж отправить — фиг тебе, не видишь, игрушка какая!