— А продукты-то передадут?

— Нет, у них правила строгие, только если через рабочих, которые на улицу ходят, передать, так ведь это еще подгадать надо.

— Илья, все равно выпустят ведь тебя когда-нибудь на волю, ты телефончик мой черкани где-нибудь. Позвонишь, встретимся!

42

Прошло три года. Все это время Котов усердно корпел над научной работой. В отличие от многих других пациентов желтого дома, Андрей регулярно пил таблетки, а поэтому держался и в больницу не попадал. Памятуя о том, сколько хорошего Карась сделал для него, Андрей несколько раз ездил в больницу и передавал приятелю хавку и сигареты. Все свое свободное время Котов тратил на посещение библиотеки и проведение научного эксперимента. В последние дни перед защитой диссертации Котов стал плохо спать, сказывалось напряжение, в котором пребывал соискатель ученой степени. Не помогали даже дефицитнейшие импортные лекарства. “Может, пронесет”, — думал Андрей, но чувствовал, что со здоровьем что-то не так.

Доклад, посвященный изложению материала диссертации, как потом скажут сотрудники, был сделан отлично, соискатель не читал доклад по бумажке, а говорил по памяти. Блестяще были сделаны ответы на вопросы оппонентов. Прошло голосование. Тринадцать голосов были за признание диссертации, против — только один. Когда огласили решение комиссии, лицо соискателя ученой степени озарилось улыбкой. Внезапно взгляд Андрея упал на светильник на потолке. Из потока света, чтобы поздравить Котова, скакал мужественный тамплиер, вечно стремящийся к небесному Иерусалиму борец за освобождение Гроба Господня. Рыцарь протягивал руку для поздравления, приглашая Андрея сесть рядом с ним на коня и отправиться в такое увлекательное путешествие.

— Ну, тогда, короче, берите то, что я велел. Че за времена пошли! За сотку чая синенькую отдавать! Оборзели они там на воле!

— Будет сделано, — с подобострастными нотками в голосе отрапортовал Борян и просительно добавил: — На замутку чая из пачки можно отсыпать?

— Ладно, только на одну. Остальное чтобы вечером в отделении было!

— Понято, будет сделано, — отчеканил довольный бригадир.

Лицо продавщицы в магазине, который сегодня работяги уже посещали, отразило всю гамму негативного отношения, которое вызывают покупатели без копейки в кармане у работников прилавка. Но, увидев пятирублевую бумажку у себя перед носом, пергидролевая блондинка сменила гнев на милость и достала откуда-то из-под прилавка пачку со слониками. Бригадир принял товар как золотой. Осторожно обернув чай носовым платком, Борян положил пачку во внутренний карман.

— Сейчас к сторожу лесопилки пойдем, у него и кипятильник есть, и стакан найдется. Попьем чифирьку, Касим разрешил на одну заварку чая отсыпать из пачки.

В каптерке у Коли, охранника лесопилки, было жарко натоплено. В буржуйке потрескивали березовые поленья. Воздух охранного помещения был спертым, пахло кислой капустой и несвежим бельем. На топчане, покрытом каким-то грязным покрывалом, расположился сам сторож. Гости сидели по привычке, которая характерна для мест лишения свободы, на полу, на корточках, вокруг алюминиевой кружки и дожидались того момента, когда будет готов чифирь. Сам хозяин не брезговал общаться с психами, был незлобив и уступчив. Зная это, больные уважали Коляна и при случае угощали либо водкой, либо чаем.

— Ну, че, дядя Коля, начинай, — подавая кружку старику, сказал Борян.

— А нифеля-то упали?

— Упали, вон и пенка коричневая на поверхности появилась, — вставил Борода.

Поджимая губы, хозяин беззубым ртом сделал два маленьких глотка. Лицо Коляна перекосила гримаса.

— Ох, крепкий слишком заварили. И не жалко вам сердце свое? Копыта же можно отбросить!

— Все нормально, чем крепче, тем лучше. А помирать нам всем придется, так и так. А о сердце не думаешь, когда с башкой проблемы. Может, оно и лучше, помереть побыстрее, чем с шизухой жить, — внес минорную ноту в разговор Борода.

— Это ты зря, — осудил пессимиста Котов. — Вся жизнь еще впереди.

— И вся по дуркам, — съязвил Стас.

— Лично я здесь последний раз, — безапелляционно отреагировал Андрей.

— Это ты так по неопытности своей говоришь, кто в дурке хоть раз побывал, на всю жизнь здесь прописан, — подал голос до сих пор молчавший Гвоздь и добавил: — От тюрьмы, сумы и психбольницы не зарекайся!

— А я таблетки буду пить, — не сдавался Котов.

— Да хоть запейся, эти таблетки никакой пользы не приносят, а тормозят так капитально, что простого дела сделать не можешь, сам от снадобий откажешься, — стоял на своем Борода и продолжил: — Вот если циклу, реланиум или что-нибудь похожее пить, это дело.

— Короче, все вы наркоманы, — объявил Борян. — Я-то хоть от “белочки” здесь лечусь, мне, если водку не пить, хоть куда можно идти, везде возьмут! И пилюли никакие не нужны! А ваши наркоманские разговоры, какие таблетки пить, а какие не пить, до добра не доведут.

— Зря ты, Борян, так, — ответил Борода. — Что правда, то правда, все мы на этой системе. Что будет, если человека пару месяцев психотропными лекарствами покормить?

— Что?

— Да ничего, привыкает человек, и все. Чем дальше, тем ему больше требуется транквилизаторов и антидепрессантов. А если год лекарствами закидываться? А пять лет? А всю жизнь? Если честно, то все пьющие наши лекарства впадают в зависимость почище героиновой. Не пьешь лекарства, врачи ругаются. Пьешь — зависимость приобретаешь. Выпить таблетку, чтобы проснуться, таблетку — чтобы заснуть. Замкнутый круг! И психиатры обо всем этом прекрасно знают.

— Грустно все это, — резюмировал Андрей.

— Давайте лучше “тысячу” распишем! — уже ощутивший прилив бодрости от выпитого напитка, сказал Гвоздь. — Как раз до ужина партию закончим!

34

За пару недель, которые прошли с того момента, как Андрея вывели на работу, Котов значительно повеселел, на его щеках появился румянец. Андрей, несмотря на то, что был сильно подторможен нейролептиками, стал даже иногда улыбаться и беззлобно подтрунивать над Фиксой, Валькой и Танькой и другими больничными чудиками. Стабильное состояние пациента утвердило Игоря Николаевича в решении, что больного можно выпустить в домашний отпуск.

— Ну, Андрей, готовься, домой тебе разрешаю съездить, — потирая переносицу, сказал эскулап на обходе. Присутствующие при этом пациенты завистливо посмотрели на счастливчика, а Карась даже присвистнул.

— У меня как раз пятнадцатого день рождения! — обрадованно воскликнул Котов.

Игорь Николаевич, услышав о том, что Котов скоро именинник, полез в карман халата и достал несколько шоколадных конфет, которые протянул везунчику.

— Поздравляю тебя от всей души и искренне рад тому, что ты идешь на поправку! Только одна просьба: не пей дома спиртного, оно тебе отныне противопоказано. Как бы тебя, Андрей, ни уговаривали, помни, алкоголь может спровоцировать новый приступ. Каким бы вкусным вино ни казалось, оно для тебя — табу.

— А когда домой-то? — нетерпеливо спросил Котов.

— После обхода я позвоню твоим родственникам, одного тебя, к сожалению, выпустить не могу.

— Почему? Со мной ничего не случится! Что я, дорогу домой не найду, что ли?

— Такие правила, из этой больницы пациентам можно ехать домой только в сопровождении родственников.

— Игорь Николаевич, — в один голос возбужденно стали говорить окружавшие врача другие больные, — а нам когда можно в отпуск?

— Все зависит от состояния здоровья. Я бы рад вас всех выпустить, но надо подождать.

— А вот я совсем здоров, — сказал Карась. — А вы меня не то что в отпуск, на улицу на прогулку не разрешаете выйти!

Глаза Ильи от вопиющей, как ему казалось, несправедливости налились кровью. Брызгая слюной, он начал орать:

— Чем я отличаюсь от нормального человека? Других уже по несколько раз выпускали, а я что, хуже? Может, вы смерти моей хотите! Сколько людей откинулось уже в этой больнице! На мою квартиру, наверное, претендуете!