Всю свою недолгую жизнь я прожил в маленьком городке без названия. Когда-то здесь добывали руду. Сегодня рудника больше нет, а город остался и постепенно умирает. Здесь трудно найти работу — и люди, имеющие возможность уехать, уезжают не задумываясь. Печать запустения и прогрессирующего распада лежит на каждом метре немногочисленных улиц. Ржавчина, гниение, неухоженность давно уже перестали пугать и превратились в привычку, тем более что сравнивать не с чем. Городок нелепо далек от всего того, что принято называть очагами культуры, окружен лесами, холмами и словно бы создан для забвения.

Трудно в это поверить, но я никогда не был даже в соседнем городе, куда можно попасть на приходящем каждое утро автобусе. Я одинок, а должность, которую я занимаю, — постыдна в своих нищенских доходах, не позволяющих купить билет без боязни голода. Я не пью, не курю, не ем мяса, следовательно, лишен возможности экономить. У меня слабое здоровье, а в поездке так легко заразиться. Поэтому было бы неосторожностью тратить деньги на риск заболеть, не имея возможности лечиться.

По тем же причинам я не завожу семьи — семья слишком дорого стоит. От родителей мне достался большой дом, который давно требует ремонта, но никогда его не увидит, и хорошая библиотека, от какой уже почти ничего не осталось, так как я знаю место, где охотно, хотя и за гроши, покупают книги.

Места у нас живописные. Еще сохранился некоторый дух первозданности, как говорят, ставший столь редким в нашем мире. Леса и маленькие бурные речушки с водой, пенящейся вокруг острых камней, хорошо мне знакомы — я всегда гуляю, в тот единственный на неделе день свободный от работы. Даже зима, весьма суровая в наших краях, не останавливает меня в моем увлечении. Но с недавних пор я начал замечать, что все чаще и чаще ноги ведут меня по одному и тому же маршруту — дороге, хранящей на себе отпечатки колеи утреннего автобуса. Однажды идя по ней, я обнаружил у обочины вкопанный в землю деревянный столбик с привинченной жестяной табличкой, которую украшала надпись "Граница города".

Какое-то странное чувство овладевает мной, когда я гляжу на эти черные буквы. Быть может, вы посмеетесь надо мной, но я вдруг начинаю ощущать в себе какую-то силу — силу выбора. Ведь от моей секундной прихоти зависит: перейти границу или остаться по эту сторону. Иногда я заношу ногу, но в последний момент оставляю ее на месте, и какая-то детская радость рождается во мне. Иногда я подолгу стою у границы, смакуя ожидание, иногда горделиво и быстро, не замедляя шаги, перехожу ее и углубляюсь в чужой незнакомый мир. Я хожу по чужому лесу, смотрю на чужие реки, и мне кажется, что даже воздух здесь иного свойства — более насыщенный, более невесомый и прозрачный. Эти прогулки возвращают меня к жизни. Я забываю о своем слабом здоровье и о тех мелких неприятностях, которые преследовали меня в течение шести дней.

Я чувствую себя совершившим путешествие и возвратившимся в родные края. Мне становится дорог жалкий городок, доживающий свой век среди холмов. Я возвращаюсь домой и думаю только о том, как пройдут эти дни, до следующего моего путешествия.

Как передать это чувство власти над границей? Как объяснить ощущение решающего шага, за долю секунды переносящего меня в другой мир? Не знаю, да и не пытаюсь узнать. Мне достаточно и того, что есть тот столбик и что моя недолгая жизнь, возможно, лучше, чем вы могли бы подумать, а мои скромные путешествия дают мне не меньше, чем далекие страны, для некоторых из вас…

Мне кажется, я никогда ни о чем не жалел, до вчерашнего дня, когда совершил непростительную ошибку. Но куртка совсем обветшала, и не моя в том вина. В кармане огромная дыра. Ткань не порвалась, она растворилась от времени. Дыра была настолько велика, что, будь моя зарплата в десять раз больше, ничего бы не изменилось. Почему я лишь вчера заметил ее? Почему не положил деньги в другой карман?

Я искал, но деньги не любят лежать на дороге, и усилия мои ни к чему не привели.

Вчера было хуже… Сегодня я более спокоен и взвешен.

Наконец-то мне придется совершить настоящее путешествие. Голод не признает неподвижности. Жаль только, что я не увижу тот столбик. В последнее время он стал символом моей жизни, недолгой, но, в сущности, и не такой уж короткой.

Мне не хочется покидать эти места. Я привык к ним. Но привычка — это не самое главное, есть более важные вещи, и я чувствовал их, когда переходил границу.

Я слышу урчание за окном. Это утренний автобус едет за мной. Но я не стану в него садиться. Я знаю более верный способ выбраться из города.

В душе моей спокойствие. Дыхание размеренное и глубокое. Я вдыхаю родной воздух, словно для того, чтобы увезти с собой частичку всего того, что окружало меня всю мою недолгую жизнь.

Урчание стихло. Автобус прибыл. На часах половина шестого. Я стою на стуле. К моему первому настоящему путешествию все готово.

15.01.2003

Никто не знал, откуда он появился в нашем городе, а это, само по себе, уже достойно удивления, так как слово "город" я употребил, лишь отдавая дань сложившейся непонятным образом традиции, приучившей нас к этому обозначению.

Штук двадцать неопрятных пятиэтажек да с полсотни частных домиков чуть поодаль составляли архитектурный ансамбль дыры, в которой я имел несчастье родиться.

Жизнь здесь очень скучна и незамысловата, поэтому любое, даже самое незначительное, событие становится порой на многие дни главной темой разговоров, звучащих под крышей единственной пивной, взявшей на себя функции светского салона.

Впрочем, сплетен здесь не наблюдается, так как малочисленные жители давно уже перемыли друг другу кости и превратились в подобие древней общины, дружно прозябающей на обочине бытия.

В свете всего сказанного выше становится понятным интерес, вызванный появлением среди нас нового человека, появлением, к тому же, внезапным и странным.

Начну с того, что около года назад умерла моя соседка: старая болезненная женщина, почти ослепшая на последних месяцах жизни.

После похорон в городе появился ее сын, которого я увидел впервые, хотя жил рядом с его матерью почти десять лет. Он, несмотря на солидный возраст, оказался человеком не только крепким физически, но и деловито расторопным.

Через какой-нибудь месяц квартира, не успевшая еще официально перейти в наследство, оказалась выставленной на продажу.

Стоимость была мизерная даже по меркам нашего нелегкого времени, а я, признаться, давно мечтал о расширении жизненного пространства, становящегося для моей семьи все более тесным по мере взросления дочери. Но для человека, постоянно живущего в долг, кажущаяся незначительность суммы нисколько не облегчала задачи.

Кое-что продав, кое-где призаняв, я окончательно погрузил себя в долговую яму, но так и не собрал нужного капитала.

После семейного совета было решено отказаться от всего, что не создаст своим отсутствием угрозы для жизни и таким варварским способом в какие-нибудь семь-восемь месяцев скопить недостающее.

О том, что квартиру могут купить, я не задумывался, зная, что местных жителей она не интересует. Переезда же в наш "мегаполис" чужеземцев и вовсе смешно было предположить.

Теперь, пропуская все ужасы экономии, я продолжу с того раннего июльского утра, когда я проснулся от звука захлопнувшейся в подъезде двери. Сам по себе этот звук ничего страшного в себе не содержал, и я совсем было погрузился в прерванный сон, как вдруг хлопок повторился, и я понял, что кто-то вышел из квартиры, которую я уже открыто называл своей.

Не в силах отделаться от нехороших мыслей, я торопливо схватил сигареты и выбежал на балкон…

…Он был стар. Узорчатый свитер неуклюже висел на тщедушном теле, которое, казалось, и в лучшие годы не отличалось силой. Он был совершенно седым и к тому же прихрамывал, опираясь на зажатую в правой руке тросточку. В левой руке он держал поводок, привязанный к ошейнику большой беспородной собаки.