– Vielendank, herr Ober, – поклонился Верников. – …Вот видишь, быстро и без физических усилий.
– Дааа… – протянул Сергей, молча наблюдавший все это. – Как ты назвал официанта?
– Herr Ober.
– А почему? Ober – это же по-немецки полковник?
– Полковник – Oberst. Ober – сокращенное от Oberkelner. То есть «старший официант». Гитлеровское, кажется, нововведение. Заигрывание с низшими слоями служащих.
– Откуда ты знаешь немецкий?
– В школе учил. И вообще полезный язык.
– Но как тебе удалось так быстро получить заказ? Другие сами ходят, турки им ничего не носят.
– С помощью языка, Ирина. И еще благодаря черной памяти Адольфа Алоисовича.
– Какого – Алоисовича? – не понял Анохин.
– Гитлера.
– А причем тут Гитлер?
– При том, что сапоги Вермахта вбили уважение в немецкому языку во всю Европу и половину Азии. Так глубоко, что не выветрилось до сих пор.
– Да ну… – Сергей махнул рукой. – При чем тут Гитлер, язык… Просто официант вежливый попался.
– А ты попробуй по-английски что-нибудь ему закажи, – усмехнулся Верников. – По-русски и не пытайся, они русского в этом отеле не знают.
– Ну… – Анохин пожал плечами. – Я вообще-то… Технический язык знаю, компьютерный. Но бытовой разговорный… Вряд ли.
– Скажи лучше, что не знаешь вообще ничего, – с неожиданной язвительностью добавила Ирина. – А так легко, как Костя, вообще не сможешь говорить. Чего уж там.
– Да ладно. Если надо, я и вам закажу, – утихомирил ее Верников.
– Слушай, а ведь ты и в магазине можешь по-немецки поговорить, да? – вдруг спросила Ирина.
– Могу, конечно. И увидишь – цена для немца окажется меньше.
– Ну это уж ты загнул, – возразил Сергей. – Из области мистики.
– Давай сходим вечером в маркет, тут поблизости, и сам убедишься.
– А я здесь тебя хотела попросить. Тут в одной из лавок какие-то травы турецкие продаются… А хозяин по-английски двух слов связать не может…
– Спросить можно, но зачем тебе травы?
– Так натуральные же лекарства. Жена моего папы говорила, что у него рак подозревают. Все лучше таблеток…
– Как говорит мой друг Ульянов относительно лечения серьезных болезней народными средствами – «Лечатся лекарствами; травами – травятся».
– Слушай, твой Ульянов… Ты столько про него рассказывал. Он кто, я забыла?
– Хороший человек. И врач от бога. Доктор медицинских наук.
Кандидатскую, кстати, защищал по абортам. И до сих пор делает их лучше всех в городе. У него руки невесомые. Так что ты имей в виду, если что… – усмехнулся он, посмотрев на Ирину.
– Ты знаешь, – засмеялась она. – К сорока годам я научилась не беременеть.
– Правда? – серьезно переспросил Верников. – Знаешь, а вот я перестал беременеть гораздо раньше.
И все трое искренне захохотали. Весело и дружно.
– Ты не отнекивайся, у тебя сын растет, – вдруг сказал Сергей.
– Почему это «у меня». У нас, между прочим… Вот, Костя, Анохин в последнее время полностью дистанцировался. «Твой сын», «у тебя растет»…Ты что имел в виду?
– А ты сама подумай.
– А, это… Между прочим, я Коле недавно презервативы купила и объяснила, как пользоваться, – слегка покраснев, призналась Ирина. – А то действительно к твоему Ульянову придется кого-нибудь отправлять.
– Или в ЗАГС вести, – вредным голосом добавил Сергей.
– А ну тебя, Анохин. Вот возьму и брошу, и уйду от вас вообще, живите вдвоем, как хотите.
Ирина замолчала, нехорошо сверкнув глазами, и снова потянулась к Верниковскому коньяку.
– Ох, ребята… – заговорил Верников, чувствуя, что опять начинает зреть скандал. – Без вас бы я пропал. Все-таки здорово, Сергей – в аэропорт приехали, машину ты там оставил, назад без проблем вернемся. Ну, конечно, мы бы могли и на моей «восьмерке» поехать. Но не поместились бы все четверо с багажом.
– Да уж, – подтвердила Ирина. – Багажа у нас много. И в основном – мой, как Анохин ни сопротивлялся.
– Вот я и говорю. Ко мне не полезло бы, а в твою «карину»…
– Не «карина», а «калдина», – поправил Сергей. – Это другого класса автомобиль.
– Не знаю вообще, зачем Анохину понадобился этот гробовоз.
– Как зачем? Сели все вместе, и весь багаж поместился.
– Сергей правильно говорит, – поддержал друга Верников. – Большая машина бывает нужна в самый неожиданный момент.
– Кстати ты, Костя, почему машину не сменишь? Не надоело тебе на задрипанной «восьмерке» кататься?
– Я к ней привык. К тому же не всем везет как тебе. Не все – генеральные директора фирм. Скромному ветеринару хорошая машина не по карману.
Верников, конечно, говорил неправду. Он давно мог сменить машину, если бы поднатужился со средствами. Но не испытывал в этом необходимости. Как-то незаметно подступил возраст, когда модель и новизна автомобиля утратили свою ценность.
– А кредит?
– Какой кредит? Я же по сути частник. И ничем не обеспечен.
– А ты разве в клинике не числишься? – удивилась Ирина.
– Числюсь. Не только числюсь, но и работаю. Но платят три копейки. А главный доход – это кошки. Их я на выезде лечу. Почти круглосуточно.
– А зачем тогда в клинике? Если платят мало?
– Честно говоря – для интереса. Кошки кошками, а туда порой таких животных доставляют… Вот недавно бабка из деревни утку привезла. В корзинке. Со сломанной лапкой.
– И что? – спросила Ирина.
– Шину наложил, забинтовал. Сейчас, наверно, бегает – не угонишься.
– Но жить все-таки можно?
– Именно, что жить можно. Не больше. Не забывайте, мне еще алименты по первому браку платить.
– У тебя там сын? – уточнила она.
– Сын и дочь. Дурное дело нехитрое, – невесело усмехнулся Верников.
– И… И долго тебе еще платить?
– Лучше не спрашивай.
– Слушай, Костя, – вспомнил Сергей. – У тебя же, помнится, когда-то своя фирма была. «Кошки и собаки», или как там?
– Да. «Кот и пес». Очень давно. До кризиса. Когда недоумки в цепях напокупали заграничных собак за десять тысяч долларов. А кормили по-российски – объедками. И собаки стали болеть… Вот тогда в самом деле было золотое время. Тогда, кстати, мы с Леной и квартиру сумели купить. Но то давно прошло. После кризиса все рухнуло.
– Да… – задумчиво протянула Ирина.
– Кто-то обанкротился, кто-то просто исчез. А тысячедолларовые собаки вышли на помойки…
– Вот это выражение. Ну прямо Борхес!
– …И быстро превратились в обычных русских дворняг.
– А сейчас? Нельзя открыть новую фирму?
– Можно, конечно. Можно вообще все. Но ты сам прекрасно знаешь, что период начального рынка прошел. Капиталов у меня нет, а мелкий бизнес в России никогда не будет жизнеспособным. Азия-с… Вот и работаю в ветеринарной клинике при сельхозинституте. Можно было бы в какой-нибудь другой – но платят везде одинаковые гроши. А тут привычка – учился там, диссертацию защищал и все такое…
– У тебя и диссертация есть? – поразилась Ирина, точно они не дружили десять лет.
– Была.
– В смысле – «была»?
– В смысле, что сейчас от нее толку нет. Защищался я вообще по телятам.
Тогда казалось – перспективная зоотехническая тема. Потом деньги минимальные сделал на собаках. А сейчас выживаю на кошках. Вот такой расклад, – подытожил Верников, сделав большой глоток коньяку и зажевав душистой турецкой травкой.
– Слушай, Костя… – Ирина внимательно посмотрела на него. – Скажи…
Скажи, ты сильно жалеешь по тому времени? Докризисному?
– Сильно, – коротко ответил он. – Хотя бы потому, что тогда я был еще почти молодой. И ловил на себе женские взгляды…
– Да я серьезно, а ты все шутишь!
– Так и я серьезно… Деньги сейчас не те. И вообще все не то. Тогда…
Тогда впереди маячила неясная, но определенная надежда. А сейчас – только яма с… экскрементами. Которая с каждым днем становится все глубже…Но работа… Честно скажу, собак я не очень любил.
– Почему? Лечить сложно?
– Да нет, с кошками сложнее… Просто уж больно паскудные твари.
