– Погоди, – перебила ее Женька. Она знала, что если Ниночке позволить бесконтрольно выговориться, то они никогда не доберутся до конца истории. Когда-то какой-то писатель, кажется французский… а, может, и нет… говорил, что легко начать роман и даже его продолжить, но вот закончить… на это требуется талант. Женька благодарила Бога, что Ниночка не берется за перо, ее романы были бы бесконечными, похлеще бразильских сериалов. – Погоди, ты же порвала фату, но у тебя есть очень даже миленькая шляпка…

– Да как ты не понимаешь! Не хочу я шляпку! – в сердцах выкрикнула Ниночка, взмахнув рукой, грязный платок вспорхнул к потолку и плавно спланировал прямо в аквариум с золотыми рыбками. – Она будет мять прическу. А фата…

– А фата, между прочим, длинная, довольно тяжелая и тоже будет мять прическу, – вставила Женька, сунув руку в аквариум и вынимая платок. Она машинально принялась его выжимать, черная вода грязной струйкой потекла на головы рыбкам. Такое приобщение к французской косметике их не порадовало. Вся троица мигом сбилась на дно, но Женька этого даже не заметила. – Глупости ты говоришь, милая моя! – заявила она безапелляционно, мысленно поймав себя на том, что сейчас подражает Татьянке. – Какая тебе разница: в чем идти под венец? Да хоть в домашнем халате и тапочках на босу ногу!

– Может быть и так, но теперь это дело принципа! – запальчиво возразила Ниночка. – А этот негодяй… – Женька невольно поморщилась, вывешивая жеваный платок на холодную батарею, – …заявил, что таких приверед он еще не видел. А я ему сказала, что таких женихов, как он на базаре дюжина по рублю…

– Так и сказала?! – ужаснулась Женька. Она плюхнулась на единственную маленькую табуретку, с хрустом подмяв под себя бумажный макет домика, который Вадим мастерил три дня. – Ой! – она приподнялась и вытащила пострадавшее произведение искусств. От него остались, как в песенке: только рожки да ножки.

– Так и сказала, – с гордостью заявила Ниночка, вздернув курносый носик.

– А он что?

Ниночкина физиономия снова искривилась в кислой гримасе.

– Он обозвал меня дурой, хлопнул дверью и ушел, – она умоляюще посмотрела на Женьку, но та была непреклонна.

– Ты и в самом деле дура, мать моя. Ругаться с женихом накануне свадьбы!

– А что же, по-твоему, я должна была все сносить? – От возмущения и обиды ее губки надулись, похоже, она снова собралась разреветься, и теперь уже с удвоенной силой. Женька вздохнула и укоризненно покачала головой.

– Скажи спасибо, что он еще так долго терпел. Другой на его месте уже давно бы от тебя деру дал.

– И это говоришь мне ты, лучшая подруга? – Ниночка никак не могла опомниться.

– Да, подруга, да еще какая! Потому и говорю, – недовольно отрезала Женька. – Ты запомни такую простую истину: мужика никогда нельзя доводить до белого каления. Может твой Геночка и тряпка, но знаешь, в тихом омуте черти водятся.

– Какие черти?! – переполошено округлила голубые глаза Ниночка, с ужасом прижимая руки к груди.

– Это поговорка такая, – отмахнулась Женька. – Знаешь, тихонь так вообще нельзя злить – опасный народ. Молчит, молчит, а потом возьмет и отетенит утюгом по голове. Разве поймешь, что у него там… – Женька красноречиво постукала себя кулачком по лбу и тут же потерла это место, – …происходит.

В глазах Ниночки загорелись огоньки страха. Губы задрожали, она вся подобралась, вобрала голову в плечи. Женька с сомнением посмотрела на подружку. Кажется, перестаралась.

– Ты думаешь… он меня убить может?

– Да ты что?! – Женька так и подскочила. Она и допустить не могла такой мысли! – Ну, ты и удумала, мать моя! Сама же говорила: он в тебе души не чает! Вот увидишь, все обойдется. Он еще будет у тебя в ногах валяться и прощения просить!

– Когда? – сразу же оживилась Ниночка, словно Женька была всемогущей волшебницей, способной одарить ее вселенским счастьем.

– Как только ты с ним помиришься, – заверила Женька, мысленно потирая руки. Она уже была уверена, что дело сделано, Ниночку она уговорила, и теперь только осталось…

– А я теперь сама за него не пойду! – кукольное личико презрительно перекосилось. – Раз я для него дура, так вот пусть себе и ищет умную!

Похоже, она уже реально рисовала в воображении эту сцену: как ее бывший жених валяется у нее в ногах, вымаливая прощения, а она, поруганная, но гордая, идет в ЗАГС под руку совсем с другим – красивым, умным, обаятельным… Нет, не идет! Он несет ее на руках! А шлейф платья…

– Не дури! – грубо оборвала ее мечтания бестактная Женька. – Еще как пойдешь! Придумала: не пойду! Только попробуй! И вообще, марш умываться, сейчас позвоним ему на мобильник, и ты с ним поговоришь. Поняла? Спокойно, без криков и воплей. Попросишь у него прощения и все.

– Я попрошу у него прощения?! – Ниночка едва не задохнулась. – И не подумаю! Пусть он просит у меня прощения!

Опять двадцать пять! У Женьки начало иссякать терпение. Ей только не хватало лишних проблем накануне отъезда. Она уже, считай вся там – в Америке, а тут – бац! И сбежавший жених.

– Доставай свой мобильник и звони! – Женька приподнялась и угрожающе нависла над страдалицей-невестой.

– Нет у меня мобильника! – выкрикнула Ниночка плаксиво. – Я его дома оставила!

– Как так оставила? Почему?

– У меня на счету денег нет, – все таким же плаксивым тоном отпарировала Ниночка.

– Ну, так пойдем, купим карточку…

– Геночка уехал, денег не оставил, а у меня только мелочь. Мне до тебя на маршрутке пришлось добираться, – пожаловалась невеста, сложив губки бантиком. – Ты же знаешь, я терпеть не могу ездить на маршрутках… они такие душные, все толкаются… и потом, в них так опасно, я читала…

– Но мобильник-то ты могла с собой взять? – вознегодовала Женька.

– Так он разрядился, – отмахнулась Ниночка. – Я вообще не понимаю, как там что устроено, но два-три звонка сделаю, а уже счет заканчивается и этот… ну, который у него внутри…

– Аккумулятор, – подсказала Женька.

– Во-во, аккулюмятор… амулякатор… да тьфу ты! Ну, сама знаешь, что садится… Геночка его заряжать не успевает… неправильные какие-то телефоны, в самом деле.

Женька вспомнила, как Ниночка сегодня днем звонила ей из магазина. Еще бы у нее деньги на счету не закончились! Столько трепаться!

– Так ты ему даже домой не позвонила?! – поинтересовалась Женька.

– Как же, не позвонила! Позвонила. А там его мамочка. А я ее боюсь страшно! – Ниночка снизила тон до интимного полушепота. – Она у него такая… такая…

– Ну, какая? Живьем, небось, не съест? – отпарировала Женька, подскакивая и распахивая платяной шкаф. Здесь царил изумительный порядок. Опять мамочка постаралась. Женька тяжело вздохнула: теперь фиг что найдешь. Когда все вещи у нее валялись одним комком, она, не глядя, засунув руку в эту кучу, могла отыскать необходимую тряпку, но стоило только матери взяться за уборку, и все – капец порядку! Ничего не отыскать.

Женька перевернула вверх дном две полки, переворошив целую груду белья, но джинсовой куртки не нашла.

– Ма! Ма!

Дверь приоткрылась, в проем просунулась седая голова Валентины Георгиевны:

– Ты меня звала, Женечка?

– Ма, где моя джинсовая куртка?

– Женечка, она была такая грязная! Разве можно занашивать вещи до такой степени! – неловко впихиваясь в узкую, маленькую комнатенку, Валентина Георгиевна пылала праведным негодованием. – Ниночка, – апеллировала она к горе-невесте: – хоть бы ты ей сказала, что ли! Вот влезет в какую-нибудь вещь и носит и носит ее, до дыр, пока не истреплет всю. А потом ведь не достираешься. Я уже и замачивала, и в трех водах…

– Ма! Короче, куртка где?

– Постирала я ее. Она грязная была… Женечка, нельзя же так безалаберно обращаться с вещами.

– А мобильник где?

– Какой мобильник? – Валентина Георгиевна так и распахнула круглые светлые глаза.

Женька почувствовала, как у нее слабеют ноги, она привалилась спиной к платяному шкафу: