IX. «Притча о слепцах»
Страшно но хорошо сделана
Притча о слепцах
без единого всплеска красного
в композиции где
группа нищих по диагонали вниз
ведет друг друга
через весь холст,
от левого края
чтобы свалиться
в канаву
которой и
обрываются
картина и композиция возвращая
к слепоте и незрячести
явленной в лицах
в грязной щетине изгоев
их жалких пожитках
на заднике чуть различимы
заводь прачка крестьянский
домишко шпиль церкви
лица подняты словно бы
к свету небес
ничего лишнего скупость
композиции где один
за другим держась за посох
уверенно бредут навстречу катастрофе
Венок из плюща
Все это — ложь, ложь и ложь.
И только —
повенчана с беспределом, —
выходит наружу, сметая
границы и рамки,
или прячется вглубь,
где ее — ни различить, ни увидеть.
Антоний и Клеопатра —
были правы,
они показали нам,
как это: Люблю тебя,
или —
незачем жить.
Время желтых нарциссов
кануло в прошлое. Лето,
лето вокруг! —
шепчет сердце, —
лето, даже не в апогее.
Так что — не поддавайся
сомнениям:
они ведь нахлынут,
они могут —
преждевременно
нас поломать.
Мы — лишь смертные.
Но из смертности —
можем бросить вызов судьбе.
Можем даже —
ничтожный шанс, но он есть —
победить! И что нам
до белых нарциссов,
фиалок,
которые вновь расцвели,
ведь здесь —
все еще —
розы!
И романтика страсти — она ни при чем.
Суть любви есть
жестокость, но
в нашей воле
преобразить эту жестокость,
чтобы жить вместе.
У любви — свои времена года,
за и против резоны,
и все, что там сердце
бормочет во тьме,
утверждая свое
в конце мая.
Не забудем, что свойство шипов —
рвать плоть, ранить —
и мне это знакомо, —
продирался.
Держись
от шипов подальше,
говорят тебе.
Но невозможно: жить,
избегая
терниев.
Дети собирают цветы.
Пускай их…
Но сорвав их,
не знают,
куда пристроить —
оставляя вянуть
у края дороги.
В нашем возрасте воображение,
игнорируя горечь фактов,
заставляет нас воспарить,
и вот — розы взметнулись над терниями.
Да, конечно:
любовь жестоковыйна,
эгоистична,
и просто — тупа́;
ослепленная светом, она просто не видит.
Когда молод — она такова.
Но мы стали старше,
я — чтобы любить,
а ты — быть любимой,
и нужно —
не важно как,
одной только волей,
сохранить
дар драгоценный,
этот дар —
на кончиках пальцев.
И — по воле нашей —
да будет нам:
после всего.
Уильям Карлос Уильямс
С применением силы
Рассказ
Новые пациенты — я знал только их фамилию: Олсоны. Приходите, пожалуйста, побыстрее, дочери очень плохо.
На пороге меня встретила мать: крупная, опрятная женщина, она выглядела напуганной. Было в ее поведении что-то заискивающее, когда нарочито радостно спросив из-за двери: это доктор? — она впустила меня в дом. Проходите, кивнула она за спину. Вы уж простите нас, доктор, дочь на кухне — там тепло. У нас дома иногда очень уж сыро…
Девочка, полностью одетая, сидела на коленях у отца. Тот попытался подняться мне навстречу, но я только махнул рукой — не беспокойтесь, и, сняв пальто, приступил к осмотру. Было заметно: они очень нервничают, и отец, и мать недоверчиво косились на меня — и тут же отводили глаза в сторону. Часто, вызывая врача, родители ничего толком не объясняют — это я должен рассказать им, что происходит; зачем иначе платить три доллара?
Ребенок буквально поедал меня взглядом — холодным, внимательным взглядом, при этом лицо девочки абсолютно ничего не выражало. Она не двигалась, будто впала в оцепенение; красивая, сильная, она напоминала телочку. Щеки ее пылали, дыхание было отрывистым, и я понял: у нее высокая температура. Алый румянец, копна роскошных золотых волос. Просто ребенок с картинки — из тех, что изображают на рекламных вкладышах и в воскресных газетах.
У нее уже три дня температура, начал отец, хоть убей, не понимаем почему. Жена давала ей все эти снадобья, все, как положено, а толку нет. Сейчас вокруг столько болеют. Мы и подумали, лучше уж вам ее осмотреть, чтобы мы знали, что там такое.
Многие доктора начинают с этого, обычный вопрос. На горло жалуется?
Родители — едва ли не хором — ответили: нет… Нет, сказала женщина, горло у нее не болит.
