Роберт XII сделал несколько шагов к камере. Увидев его движение, те двое повернулись и тоже подошли поближе, так что визуально оказались буквально в двух метрах от Пантократора.

Один был невысокий, светлокожий человек средних лет, с лицом азиатского типа и легкой сединой в густых черных волосах, в строгом деловом костюме. Второй — рослый седой чернокожий, чуть постарше, в черном комбинезоне УБ со знаками различия генерала. Он отдал честь Роберту.

Азиат негромко сказал:

— Еще раз добрый день, Ваше Величество. Позвольте представить Вам исполняющего обязанности начальника Управления Безопасности Человечеств генерала Гонсало Рубалькабу.

Роберт кивнул.

— Мой министр Имперской Безопасности маршал фон Гёссер. Фельдмаршала Штокхаузена, я полагаю, вы оба знаете.

Роберт обернулся, взглядом подзывая остальных приглашенных.

Первыми к камере синхронно шагнули Таук и Волошин.

— Господин временный президент, — очень вежливо начал Таук. — У меня как раз ряд вопросов к господину, который стоит рядом с вами.

— И у меня, — добавил Волошин.

Рубалькаба смиренно наклонил голову.

— Господин капитан первого ранга, господин полковник, я приношу вам свои глубочайшие извинения. Заговорщики в высшем руководстве Управления ввели меня в чудовищное заблуждение. Оба вы безусловно оправданы. Недоразумение будет исчерпано в ближайшие часы…

— Господин генерал, — перебил его Волошин, и Рубалькаба замолчал, тщетно пытаясь преодолеть внезапную немоту. — Я полагаю, что перед нами — новый временный президент Юкинага? — спросил он Таука.

Тот кивнул.

— Господин Юкинага, — продолжил Волошин. — Я слишком хорошо знаю Конфедерацию, чтобы вступать сейчас в ненужные дипломатические пререкания. Извинения — хорошо. Верните в списки космонавтов, которых мне придавали для выполнения задания, дайте им возможность возвратиться на службу и честно работать дальше. Я же на службу не вернусь. Я не просил вытаскивать меня из прошлого и бросать во всю эту заваруху. Я, тем не менее, нашел Таука, как меня попросили, мы с ним, как было необходимо, прибыли на Землю — и что же? Там мы натыкаемся на самое большое предательство в федеральной истории! Не буду говорить о том, как нас сдали подчиненным почтенного маршала фон Гёссера…

— Недоразумение, недоразумение! — взмахнул руками Юкинага.

— А-а, да что там… — махнул рукой Ким и отошел в сторону. Пантократор искоса глянул на него с усмешкой. Рубалькаба на той стороне голографического экрана наконец обрел голос:

— Таук, ну хоть ты меня послушай! Кауст и Глумов уверили меня, что ты предатель, перешел на сторону Движения и потащил за собой Волошина! Что мне оставалось делать? У меня был прямой приказ начальника Управления и его заместителя! Ты же знаешь субординацию!

Таук сердито помотал головой.

— Знаю. Из-за этой субординации я дал себя втянуть в самую сомнительную авантюру в моей жизни. Как ты думаешь, почему именно я, начальник Первого управления, полетел на Акаи отлавливать Сардара и нейтрализовывать силы нарийи?

Рубалькаба нахмурился.

— Теперь-то я знаю, Легин… Глумов рассказал… Ты вышел на самую верхушку Движения, и Кауст по прямому приказу президента… бывшего президента Нормана… заморозил расследование с указанием, что приоритетное направление — нейтрализация незаконных вооруженных формирований.

Фон Гёссер многозначительно переглянулся с Пантократором и со Штокхаузеном.

— Да! — продолжал Таук, которого душило неподдельное возмущение. Обычное спокойствие окончательно его оставило, и он, подойдя почти вплотную к экрану, почти кричал на генерала. — Я ушел на Акаи. А ты остался на посту, так? И послушно исполнял приказания этих…

— Легин! — возопил Рубалькаба. — Ну как я мог предположить, что на самом верху — заговор!

— Я предполагал это! — крикнул Таук.

— Но я-то — не ты! Ну не дано мне столько, сколько тебе! Откуда я мог знать? И потом, ты же знаешь систему! Оперативные данные имелись у тебя, в Первом, а ко мне, в Шестое, они не попадали! Связать работу разных управлений могли только Глумов или Кауст, а они всеми силами создавали у меня впечатление, что ты играешь на руку противнику!

Таук резко выдохнул, опуская голову, и секунды две постоял так, восстанавливая контроль над собой. Потом сделал шаг в сторону и несколько смущенно проговорил:

— Прошу прощения за безобразную сцену.

— Я вполне понимаю ваши эмоции, капитан, — ответил ему Юкинага. — И думаю, что Его Величество разделяет это понимание.

— Безусловно, — задумчиво произнес Пантократор. — Я даже рад, что услышал все это. Я убеждаюсь, что в Конфедерации есть прекрасные здоровые силы, и, сотрудничая с ними, мы вполне сможем обеспечить мир в Галактике.

— Это наша безусловная цель, — заверил его Юкинага.

— Со своей стороны, — добавил Пантократор, — мы очень сожалеем, что деструктивным силам почти удалось опять внести непонимание и враждебность в отношения между сверхдержавами. Мы надеемся, что вместе с вами сумеем вытащить на свет Божий это Движение и ликвидировать его.

Юкинага развел руками.

— Я сегодня читал данные расследования, замороженного Каустом. Если все это правда и Движением действительно руководят «черные архангелы», то это будет нелегкой задачей. Я должен еще раз принести извинения капитану Тауку и полковнику Волошину и просить их, нет — умолять их возглавить операцию по розыску и нейтрализации верхушки Движения.

Таук вновь подошел к экрану.

— Движение — не только злая воля и не только сверхвозможности бывших слуг Хозяина. Движение опирается на реальные социальные и экономические условия в Галактике. Смогли бы в структурах Движения возобладать шура и нарийя, если бы не было вседозволенности олигархов, задумавших купить всю Вселенную, если бы не было нищеты и преступности на Периферии, которые позволили заговорщикам набрать десятки тысяч боевиков? Смогла бы идеология Движения охватить сотни тысяч, если не миллионы людей, если бы не апатия и бездуховность в обществе? Вы знаете, господин Юкинага, как они умирают, эти боевики? Я не имею в виду мелкую сошку, уличных хулиганов, которых набирали туда без разбору — я имею в виду элиту, с которой я сталкивался, против которой работал все эти годы? Они умирают со словами «тебе, Победа!», и в глазах у них светится счастье самопожертвования. Это идеология колоссальной силы…

— Я не могу сейчас издать указ об отмене бездуховности или запрете апатии, — возразил Юкинага. — И Его Величество не может. Это общая проблема всех человечеств. Мы можем только медленно и постепенно работать в этом направлении. Да, и Зло, как Лернейская Гидра, будет все время отращивать новые головы и поднимать их в разных концах Галактики. Но в наших силах рубить эти головы. Что я и прошу вас сделать. И прошу Его Величество поддержать меня.

Пантократор кивнул.

— Это именно та цель, с которой я устроил эту встречу. Капитан Таук, полковник Волошин, господин Лорд, почтенный Сакамото, я очень прошу вас участвовать в ликвидации Движения.

Повисла пауза, заполненная только едва слышным гудением виртуального трехмерного экрана.

Молчание прервал Ким.

— Я пойду туда и сделаю все, что надо. Но надеюсь, что по возвращении нынешний начальник УБ не будет отключать связь, увидев меня на линии.

И он отошел в сторону, касаясь рукой корешков бесценных книг на полках кабинета Пантократора.

— Я сделаю то, о чем меня просят, — сказал наконец Таук. — Но с условием. Это будет моя действительно последняя операция. Я ухожу — по крайней мере, в отпуск, так как имею право на четыре месяца недоиспользованных отпусков. Скорее всего, я не выйду из отпуска. Я намереваюсь оставить УБ, хотя буду, по всей видимости, доступен для частных консультаций. Но сейчас я готов действовать. Движение — последняя известная мне сила, наследующая нечеловеческое Зло в его концентрированном виде, и я сделаю все, что смогу, для его уничтожения. И еще. Его Величество уже предложил мне то же самое. И всю возможную помощь. Так что я буду действовать в связке не только с Кимом, без которого мы вряд ли добьемся успеха, и не только с нашими друзьями Лордом и Сакамото, но и с Особой группой МИБ в лице подполковника Гонты.