– Мы со Славиком пьем за тебя, Мариша! – сказал Алик и позвенел своим бокалом о полный бокал Казанцева. – Неужели ты и за Маришу, генацвале, не выпьешь? – спросил он.

Казанцев молча взял бокал. Но Мариша даже не посмотрела в их сторону, она, не отрываясь, следила за действиями своего партнера. Тот спокойно и уверенно выбросил кости и, удовлетворенно усмехнувшись, записал в таблицу еще одну комбинацию.

Алик выпил шампанское и спросил:

– У тебя что-то случилось?

– Уезжаю… – Слава медленно отпил из бокала.

– Когда? – Алик вскочил.

– Не шуми, Алик!.. – Казанцев схватил его за руку и насильно усадил на место. Алик тяжело опустился на стул.

– Надолго? – кислым голосом спросил он.

– Кто его знает… – Слава усмехнулся. – Будем надеяться на лучшее…

– Только это и остается… – Алик допил свой бокал и вновь потянулся за бутылкой. – Закон подлости… Только начало что-то получаться… – громко сказал он. – Не везет мне, генацвале!..

– А кому везет? – отозвалась Мариша, разглядывая результат своего последнего броска. – Только нашей славной администрации… – она сердито поглядела на своего партнера. – А художники всегда помирают нищими. Казанцев, – окликнула она Славу, – почему гениальным художникам всегда не везет. И художницам? Скажите, Слава, вы же у нас все знаете!

– Мариша, – откликнулся Казанцев, – я знаю далеко не все… Я, например, не знаю главного – что со мною будет завтра…

– Ну, – Мариша капризно надула губы, играя маленькую избалованную девочку, – этого, Казанцев, не знает никто…

– Так зачем же переживать? – спросил Слава. – Может вот именно завтра и повезет… Я лично только на это каждый день надеюсь… Понимаешь, Мариша, больше мне надеяться не на что…

Девушка удивленно посмотрела не него. В этот момент ее партнер выбросил очередную комбинацию и нажал кнопку на часах.

Мариша нервно собрала кости в стаканчик и, не отводя взгляда от Казанцева, энергично затрясла его.

– Что с тобой? – тихо спросил Славу Алик.

– Я в порядке… – так же тихо отозвался тот. Алик с сомнением покачал головой.

– Тебе обязательно ехать, генацвале? – спросил он. – Давай сделаем тебе больничный. У меня, дорогой, есть врачиха, сладкая женщина, она для меня тебе больничный хоть на месяц даст…

Казанцев усмехнулся, ласково потрепал Алика по плечу и, не сказав больше ни слова, отошел к Марише.

– Понимаешь, – сказал он, подойдя, – но надеяться только на везение тоже нельзя. Больше всего нужно надеяться на самого себя. Только на самого себя… – он взял у нее из рук стаканчик с костями. – Шестерки! – объявил он и метнул кости. Шесть шестерок легли на стол. Не глядя, ловким движением он смел кости назад в стаканчик, тряхнул его и сказал:

– Двойки!

Шесть двоек легли вместе.

Мариша взвизгнула от восторга. Алик поднялся и подошел к ним поближе. Парень и девушка прервали свой танец и тоже уставились на Казанцева. Слава медленно собрал кубики и, чувствуя всеобщее внимание, начал трясти стаканчик с ужимками циркового фокусника. Все затаили дыхание.

– Стрит! – объявил он и перевернул стаканчик дном кверху. Возникла пауза. Он не торопился его поднимать.

– Ну! – не выдержала Мариша.

– Давай, дорогой! – умоляюще попросил Алик. Бокал у него в руках дрожал, и вино расплескивалось на ковер.

Казанцев поднял стаканчик. На кубиках были цифры от единицы до шестерки.

– Стрит… – выдохнула Мариша.

Ее партнер судорожно начал чесать маленькую проплешинку на темени. Казанцев поставил перед ним стаканчик и сказал: – И так далее, Павел Аркадьевич… Может, сыграем?

– Нет уж… – дрогнувшим голосом сказал Павел Аркадьевич, – … с профессионалами пока еще не решаюсь… Пардон! – он встал и вышел из комнаты.

Было слышно, как открылась и захлопнулась за ним дверь туалета.

Парень на стремянке засвистел изо всех сил и объявил:

– Аут! В связи с мандражем представителя административного большинства победа присуждается Вячеславу Казанцеву, Советский Союз!..

Казанцев открыл дверь и вышел на балкон. Мариша выбежала за ним. – Но ведь это же и есть везение, Казанцев! – крикнула она. – А везению нельзя научиться…

– Да, – устало согласился Слава, – нельзя. Но нужно уметь почувствовать, когда оно кончилось и больше на него не надеяться…

(4 августа. 3.47 утра)

… И тут я понял, что пора переходить на итальянский.

– Оривидерчи, любимая… – сказал я…

(11 тысяч над уровнем Европы. 4 августа. С 7.40 московского времени до 8.55 среднеевропейского)

Самолет оторвался от земли. Под крылом промелькнула Москва и тут же скрылась за пеленой тумана. Набирая высоту, самолет уходил все дальше на юг.

Казанцев, как только опустился в кресло, сразу задремал. Проснулся он уже, когда самолет, пожалуй, пересек границу. Из-под опущенных ресниц поглядел на соседа, тот сел рядом, когда Слава уже задремал.

Сосед был толстым пожилым. То и дело поправляя большие роговые очки на толстом носу, он сосредоточенно просматривал газеты на разных языках, которых у него была целая кипа, и делая в них пометки красным карандашом. Читая, он то и дело крутил головой и цокал языком. Заметив, что Казанцев проснулся, сосед тут же повернулся к нему и довольно громко сказал:

– Безумие! – очевидно информация, накопленная им в процессе прочтения газет, давно уже переполняла его, и он с вожделением ждал мига пробуждения своего соседа. – Форменное безумие! – он хлопнул ладонью по стопке газет. – Это же уму непостижимо! – мужчина сделал паузу, видимо ожидая реакции Казанцева.

Слава на всякий случай сочувственно покивал. Так сразу со сна включиться в переживания соседа он не мог, поэтому его реакция показалась тому несколько вялой, и он тут же задал риторический вопрос в лоб:

– Как Вам это нравится?

– Что именно? – осторожно поинтересовался Слава.

– Все! – категорически заявил сосед и вновь похлопал пухлой ладонью по газетам.

Тут Казанцев не нашелся, что ответить, он только беспомощно на всю ширину, позволяющую узким межкресельным пространством, развел руками.

– Мне нравится эта наша защищенность… – сосед так резко вступил в полемику, как будто вместо неопределенного жеста Казанцев высказал целый ряд жестко аргументированных возражений. – Мы мгновенно ко всему привыкаем. Мир будет рушиться, будут убивать лучших его сынов, попирать святые основы, а люди по-прежнему станут блеять, как бараны на бойне, что так, мол, было всегда, что это просто присуще природе человеческой!.. – он гневно потряс пачкой газет, как Ленин кепкой на митинге.

Сейчас сунет палец за прорезь жилета, с усмешкой подумал Казанцев.

Сосед, как будто подслушав его мысли, так и сделал и, не замечая своей «ленинской» позы, продолжал:

– А мир уже рушится, а они блеют, блеют без конца и воняют от страха… – он сделал эффектную паузу. А Казанцев подумал, как бы он смотрелся, если бы его сейчас прямо с креслом перенести на башню броневика… Августовские тезисы… Он усмехнулся своим мыслям, но вслух ничего не сказал.

Не дождавшись возражений, сосед продолжил:

– Это надо же… Стало недоброй традицией стрелять в президентов… Старинная народная забава: отстрел президента в естественных условиях… Участвует вся нация! – подражая цирковому шпрехшталмейстеру, закончил свою тираду сосед.

Казанцев вежливо улыбнулся, но опять не сказал ни слова. И сосед продолжил свой гневный монолог.

А в милой солнечной Италии, куда мы с Вами, даст Бог, благополучно долетим, страна песен, веселья и счастья… соле мио… – сосед сделал эффектную паузу, – …министров нужно заносить в Красную книгу, я уже не говорю о комиссарах полиции и прочей мелкой дичи… Охота не прекращается ни на секунду… Но проблем…