Вестибюль Зимнего дворца. Входит Лорис – Меликов, за ним полицмейстер. Лорис сильно взволнован.
Лорис. Конвой усилен?
Полицмейстер. Конвой достаточен. Кучеру дано указание ехать как можно быстрей.
Лорис. Вы сами неотрывно от кареты, на расстоянии пяти шагов!
Полицмейстер. Слушаюсь, ваше сиятельство.
Лорис. Попробую уговорить.
Духовой оркестр. Двери отворяются. Входят Александр Второй, княгиня Юрьевская, сановник с портфелем.
Александр Второй (весьма торжественно). Граф, вот журнал секретной комиссии по обсуждению вашего проекта. Я подписал его. Он подписан также наследником. (Берет у сановника портфель и передает его Лорис-Меликову.) Однако я не хотел бы публикации ранее обсуждения его Советом министров. Вы назначите его на среду, четвертое марта. Ну, вы довольны мною, Михаил Тариэлович?
Лорис. Это счастливейший день моей жизни, ваше величество!
Александр Второй. Тогда на развод, в Михайловский манеж!
Лорис. Ваше величество, сегодня я вновь, как и вчера, настоятельно прошу вас не ездить. Умоляю вас, княгиня, быть моей союзницей. Ваше величество, не выезжайте еще четыре дня!
Юрьевская. Александр, сделай это для меня и детей, у меня плохие предчувствия.
Александр Второй. Но я не могу быть запертым в своем дворце, в своей столице, на что это похоже!
Лорис. Ваше величество, в последние дни сделаны важные аресты, еще несколько дней, и все анархисты будут выловлены.
Александр Второй. Я доволен полицией. Полицмейстер, подойдите!
Лорис. Один из главных преступников, Желябов, нагло заявил, что покушение состоится, несмотря на его арест.
Александр Второй. Пустая похвальба! Я никогда не пропускаю разводов, сегодня лейб-гвардии саперный батальон, он охранял меня, семилетнего наследника, в страшный день четырнадцатого декабря в двадцать пятом году, я не могу нанести обиды офицерам…
Юрьевская. Александр, не езди, прошу тебя, граф настаивает, я верю ему.
Александр Второй. Пустое, Катя, уверяю тебя, ты плохо спала…
Лорис. Ваше величество, четыре дня, четыре дня и…
Александр Второй. Чтобы анархисты торжествовали, а либералы язвили, что я пленник в своем дворце!
Лорис. Ваше величество!
Александр Второй. Итак, в народе распустили легенду, что девятое покушение анархистов будет удачным. И мне подтверждать ее своим нелепым поведением!
Александр Второй. По Малой Садовой не поедем. По Большой Садовой, через Певческий мост, прямо в Манеж! (Уходит.)
Все быстро идут вслед за царем.
На перекрестке. Нищенка захихикала. Треск барабанов вдруг усиливается, слышится истошный крик: Ве-з-у-у-у-т цареубийц! Толпа кидается к краю панели, толкаясь, все стараются рассмотреть приближающуюся процессию. Из подворотни, бросив ящик, выбегает торговка с воплем: «Изверги, злодеи, христопродавцы!» Работая локтями, она лезет сквозь толпу. Офицеры сдерживают народ. За ревом голосов и барабанным боем слышны теперь лишь отдельные фразы и выкрики.
Провинциал. Смотрите, кланяется, кланяется. Это кто ж?
Славянофил. Тимофей Михайлов…
Баба. Должно, кается.
Крестьянин. А вот я ему сейчас камушком!
Высвечивается Перовская.
Перовская. По Малой Садовой он не поехал. Пришлось ждать конца развода. Я дала знак идти на Екатерининский канал… (Вынимает платок и подносит его к лицу.)
На перекрестке. Толпа.
Баба. Ангела нашего погубители, земли русской погубители.
Провинциал. Дали бы нам, вмиг – и все тут!
Мастеровой. Эх, народ…
Крестьянка. Тьфу на вас, тьфу!
Человек в очках. Ужас, какой ужас!
Муравьев. Около часа дня закончился развод в высочайшем присутствии, государь изволил заехать для завтрака в Михайловский дворец.
На перекрестке. Толпа.
Крестьянин. А ты подвинься, из-за тебя не видать…
Крестьянка. Бела, сучка, бела!
Перовская. Из Михайловского дворца он должен был возвращаться по Инженерной и повернуть на набережную канала. Я давно заметила, что на повороте кучер придерживает лошадей, я придавала этому важную роль, а Андрей надеялся на подкоп.
На перекрестке. Толпа.
Крестьянин. Как аукнется, так и откликнется!
Торговка. Давят, давят, ох, господи, совсем задавили!
Славянофил. Царица небесная, матерь божья, спаси и помилуй.
Офицеры. Осади, осади!
Крестьянин. Ангел наш, кровь его невинная!
Славянофил. Не русские вы, не православные!
Крестьянка. Купленные!
Муравьев. В третьем часу дня императорская карета проехала по Инженерной и повернула направо.
Перовская. Я перешла на другую сторону канала, напротив Инженерной, выждала. И тут я увидала карету. (Подносит платок к лицу.)
Правый. Поползай в грязи-то, поползай!
Крестьянин. Под дых ему, под сопатку!
Офицеры. Осади, осади!
Крестьянка. Звери, креста на вас нет!
Одна из девушек-курсисток вынимает белый платок, точно такой же, как у Перовской, и взмахивает им.
Вторая девушка. Что ты делаешь?!
Крестьянин. Студентка, студентка!
Провинциал. Дай-ка ей по бесстыжей ее роже-то!
Баба. За кровь царя-мученика!
Третий офицер. Не до смерти бейте, черти, допрос снимать надо!
Провинциал. Стриженая, охальница!
Славянофил. Не русская, поди!
Западник. Наша!
Офицер. Осади, осади!
Мастеровой. Ану, оставь!
Мастеровой и Левый отбивают растерзанную девушку. Рев толпы и гром барабанов становятся непереносимыми и внезапно обрываются.
Сильный взрыв.
И тотчас же на авансцену выбегает Рысаков.
Рысаков. Не трожьте меня, не трожьте… это я, я бросил, вы не поймете, вы темные люди, защитите меня, пожалуйста, они разорвут меня. (Падает на колени.) Да, Рысаков, мещанин города Тихвина, мне девятнадцать лет.
Муравьев. Свидетельница, вы знаете его?
Учительница (оборачиваясь, из толпы). Да, это мой ученик по череповецкой гимназии.
Муравьев. Что вы можете сказать о его характере?
Учительница. Я не согласна с тем, что тут о нем говорили. Это был мальчик мягкого характера, у него была некоторая настойчивость, но на него всегда можно было подействовать лаской!
Рысаков (на коленях). Террор должен кончиться во что бы то ни стало, из нас шесть преступников, только я согласен теперь словом и делом бороться против террора, до сегодняшнего дня я выдавал товарищей, имея в виду истинное благо родины, а сегодня… я согласен… на все… Видит бог. (Бьется в истерике.)
Муравьев. Однако первый взрыв не достиг цели – он повредил лишь заднюю часть кареты. (Перебирает бумаги.) Конечно, государь был оглушен, контужен, видимо, все дальнейшие его движения совершались им в прострации. Но… (встает, торжественно) спокойный и твердый, как некогда под турецким огнем, он вышел из кареты, но не успел он сделать нескольких шагов…
Толпа на перекрестке.
Короткая дробь барабанов. Звучит команда смирно, и далекий голос начинает читать приговор. Слов не слышно – слышны выкрики окончаний с характерной интонацией.
Провинциал. Этого-то держат, совсем на ногах не стоит.
Сановник. Рысаков, должно, без чувств.
Правый. Двое держат, значит, не стоит.
Левый. Она-то, она-то… причесывается.
Баба. Ох, грех.
Провинциал. Что же причесываться, когда голову долой!
