– Ага… – кивнул Сиреневый. – А черепаха?

– Что черепаха? Уже не про нее!

– А она бы во что превратилась?

– В птичку конечно.

– Ага… Вообще-то это, конечно, не мне решать, – осторожно сказал Сиреневый, – но что-то не знаю я даже, стоит ли такую сказку дарить нашей принцессе. Она ведь у нас все-таки еще маленькая…

– Я и сам не уверен, – признался Салатный.

Как раз в этот момент Сашка с мамой проснулись, и зайцы сразу притихли. Сашка была голоднющая, мама включила глобус-ночник и стала ее кормить. Сашка покушала и снова заснула. А мама заснуть уже не смогла и стала прибираться в комнате. Наткнулась на коробку с зайцами и сказала сама себе:

– А эти что тут делают?! Ну и кавардак… Какой день уже лежат… А я ведь их ей на Новый год купила. Почему я их тут-то оставила, сама не пойму…

Она вынула зайцев из коробки и спрятала в комод. Зайцы, само собой, молчали. Но чтобы друг друга понять, им разговаривать и не нужно было. Ведь мысль-то у них была одна на двоих. Тихая и счастливая:

«Так-то! И никаких стихов-сказок не надо. Мы сами – принцессе Букашке новогодний подарок. Ура:)»

Если Кроту нажать на живот, он хихикает, это всем известно. А вот что самое вкусное у него место – плюшевый нос, это Букашка обнаружила совершенно самостоятельно. И вот лежала она как-то раз на мягком зеленом коврике и с удовольствием сосала кротовый нос, когда за этим занятием ее застукала мама.

– Эй-эй, – сказала она. – Так ты его испортишь!

Сказала и осторожно, чтобы дочка не обиделась, взяла у нее Крота. Машинально нажала ему на живот… А он не захихикал.

– Ну вот, – вздохнула мама и нажала еще раз… – Уже не смеется.

Тут Сашка захныкала, и мама, пробормотав: «Ладно, потом посмотрю…» – сунула Крота в комод.

Зайцы сразу оживились. Еще бы. Довольно скучно было бы лежать там одним до самого праздника…

– Привет! – сказал Салатный как мог дружелюбнее.

– Ой! – вздрогнул от неожиданности Крот. – Кто здесь?!

– Хы-хы-хы-хы, – радостно засмеялись зайцы. – Свои! А еще говорят, кроты в темноте видят!

– Так и есть! – обиделся Крот. – Только никаких «своих» я тут не вижу. А только двух каких-то разноцветных болванов!

– Хо-хо-хо-хо! – еще пуще развеселились зайцы. – Ругается! Ты чего это такой сердитый?

– Я не сердитый, я расстроенный. Болею я, – объяснил Крот и вздохнул. – Смеяться не могу. Раньше только и делал, что смеялся, а теперь – вообще не могу.

Зайцы смущенно примолкли. Нехорошо ведь над больным потешаться.

– А от чего ты заболел? – осторожно спросил Сиреневый, который лежал к Кроту поближе.

– А я откуда знаю? – снова вздохнул тот. – Раньше я разговаривать не умел, зато вот сюда нажмешь, – указал он на живот, – сразу смеялся. А теперь, видишь, разговариваю, а не смеюсь. Вот нажми, – подставил он живот.

– Да ладно, я и так верю, – смутился Сиреневый.

– Нажми, нажми, не бойся!

– Я и не боюсь, – обиделся тот. – Чего мне бояться?

– А чего тогда не жмешь?

– Просто, не хочу.

– Давай я нажму?! – вызвался Салатный и потянулся через Сиреневого к светленькому кротовьему брюшку. Но тот остановил его:

– Знаешь что, милый, – сказал он, – тебе, между прочим, вообще никто ничего не предлагал. Это меня попросили нажать, а не тебя.

– Но ты-то ведь не хочешь.

– Да? А может, это я из вежливости сказал? Может, как раз хочу? Может быть, даже очень хочу. Но, в отличие от некоторых, я – заяц тактичный и ненавязчивый.

– Ну-у, брат, так тоже нельзя, – насупился Салатный. – Ни себе, понимаешь, ни людям. Сам не жмешь и другим не даешь.

Слушая их препирательство, и без того невеселый Крот нахмурился еще сильнее:

– Хватит уже мой живот делить, – сказал он. – Нашли игрушку. Я, кстати говоря, еще и не каждому нажимать на него разрешу.

– Понял?! – повернулся Сиреневый к Салатному. – Из-за тебя он теперь и мне нажать не даст!

– Так ты ведь и не хотел.

– С чего ты взял?!

– Ты сам сказал!

– Говорю же тебе, тактичный я! Так-тич-ный! – произнес Сиреневый по слогам. – А-а! Кому я объясняю?! – махнул он лапкой презрительно. – Ты и слова-то, небось, такого не знаешь! Что с тобой разговаривать! – он отвернулся от Салатного и в сердцах так треснул Кроту кулаком в живот, что тот аж хрюкнул от неожиданности. А потом сказал:

– Вот… – и развел лапы. – Не смеюсь.

– Факт, – покивал головой Сиреневый. – Просто беда какая-то. С этим надо что-то делать.

А в это время за окном молодой рыжий кот с плутовским выражением морды обогнул черную лужу и шмыгнул к подъезду. «Ага! Вон там я еще не бывал, – глянул он, прищурившись, на светящееся Букашкино окно. – А ведь там, наверное, замечательно! Есть там, наверное, какая-нибудь красивенькая-прекрасивенькая кошечка или какая-нибудь вкусненькая-превкусненькая рыбка…»

Подумав об этом и отметив опытным взглядом, что форточка в приглянувшемся ему окне приоткрыта, котишка мечтательно облизнулся и запрыгнул на скамейку. С нее – на штакетник, с него – на окошко первого этажа, а потом – на козырек подъезда. Все это было ему знакомо, привычно и приятно. Пробираясь таким образом к Букашкиной форточке, он, подергивая в такт полосатым хвостом, вполголоса напевал «Улыбчиво-мурлывчатую песню»:

То, что кот был таким жизнерадостным, вполне объяснимо. Он ведь был хозяином этого квартала. Всё тут – и дворы, и дома, и всё, что в них находилось, включая собак и людей, принадлежало ему. Да-да-да, и люди тоже были его, хотя они об этом и не знали. Но он-то знал! Даже когда был еще совсем маленьким котенком.

– продолжал он. Стоя задними лапами на козырьке подъезда, он изо всех сил, прямо таки по-йоговски, вытянулся и заглянул в комнату. Но как раз в этот момент к окну с Сашкой на руках подошла мама. Котик тут же втянул голову в плечи и спрятался за край оконного проема. «Умный хозяин – осторожный хозяин», – подумал он при этом.

Тем временем в комоде разгоралась дискуссия.

– Надо что-то делать! – повторил Сиреневый.

– Я знаю, что, – отозвался Салатный. – Надо нашего Крота вылечить.

– Догадался! – иронично усмехнулся Сиреневый. – Коню понятно, что надо. Вопрос – как?

– Какому коню? – живо поинтересовался Крот.

– Не знаю, признался Сиреневый. – Какому-то коню. Так всегда говорят, когда непонятно.

– Ты не обращай внимания, – поябедничал Кроту Салатный. – Он часто так: скажет, а что сказал – сам не знает…

Сиреневый открыл, было, рот для достойного ответа, но его опередил Крот:

– Давайте не будем про коня, – попросил он. – Чтобы не путаться. Тем более что его тут нет. Давайте про меня, раз тут Я вместо него. Так как же меня можно вылечить?