— Ну и ну, вот это чудо, ни чета любой конфете! Может я такой голодный, но яйцо сырое с солью мне вкусней всего на свете! А ещё б кусочек хлеба, да запить горячим чаем… Да уж, курочки несушки в голод очень выручают.

— А хлеба совсем ни кусочка у вас нет? — Ник с надеждой пошарил на полке, но я отрицательно покачал головой, — ну что ж, растоплю баньку и придётся идти в магазин, он тут всего два раза в неделю работает, но сегодня как раз один из этих дней. Только знаешь, Гоша, ты лучше помалкивай на людях, чтоб не было лишних вопросов по поводу твоего поэтизма, притворись немым, что ли.

Мне пришлось согласиться, что это разумное предложение. Мы выпили ещё по яйцу и отправились топить баню. Я для себя решил, что пока Ник с нами, надо постараться всему у него научиться. Вот он какой ловкий да спорый.

В бане Никитка начал меня нахваливать:

— Слушай, ты отлично потрудился! Всё прямо блестит чистотой! Не баня, а конфетка!

— Ты, Никита, наверно шутишь? В этой чёрной грязной бане я не смог отмыть ни метра, хоть и сильно постарался. Так что хватить издеваться, не под силу вымыть стены даже дворнику из жэка.

— Гоша, ты ведь не хочешь сказать, что пытался отмыть добела баню, которая несколько десятилетий топилась по-чёрному?

— Если честно, то пытался, в грязной мыться не хотелось. Я ведь думал — если баня, то сама должна быть чистой.

Никита пристально посмотрел на меня:

— Скажи честно, а ты до этого сколько раз был в деревне?

Я опустил голову, внимательно рассматривая чёрные половицы, и ничего не сказал, ответ был очевиден.

— Слушай, да ты тогда огромный молодец! — Я не ожидал похвалы в свой адрес и недоверчиво поднял глаза на друга, который продолжал мне петь дифирамбы, — козу подоил, печь растопил, такой вкусный ужин сварганил. Для городского мальчишки это прыжок выше головы. Нарисую тебе медаль, — Ник подмигнул мне и начал разводить огонь под котлом.

С большим интересом я наблюдал, как легко и быстро от ловких отточенных движений Ника вспыхнула спичка и разгорелись тонкие щепки, горячими огненными языками захватывая большие поленья. Когда пламя стало сильным, Никитка закрыл отдушину в стене и скомандовал: «А теперь быстро выходим, а то угорим!». Я чуть замешкался и успел почувствовать, как едкий колючий дым противно пробирается в нос и больно кусает в глаза.

— Так вот, расскажу тебе про баню, как всё происходит, — Ник решил наконец просветить меня, — часа три огонь будет согревать баню и воду в котле, а дым не выходит через трубу, как в доме, а остаётся в бане, повышая температуру, а заодно коптит стены и полки, убивая всех микробов. Поэтому бани по-чёрному самые чистые, но такие вот закопчённые. Их подметают, обмывают скамейки, но мыть стены никто даже не пытается. Ну, кроме некоторых городских чистюль, — на этой фразе мы одновременно засмеялись.

Пока топится банька, решено было отправиться в магазин за продуктами. К счастью у меня были деньги. Я не хотел брать их у мамы, но она фактически заставила взять с собой на всякий случай. Здравствуй, случай, ты пришёл. И спасибо, мама, ты предусмотрительна, как всегда. Денег не слишком много, но должно хватить на самое необходимое. Будем их тратить экономно, обойдёмся без деликатесов и шоколадных конфет.

Около неприметного, деревянного, похожего на все остальные, домика с надписью «Магазин» царило оживление. На двери красовался большой навесной замок, а собравшийся народ возмущённо обсуждал, почему это до сих пор не привезли хлеб.

Мы встали немного в стороне, чтобы Нику не пришлось лишний раз объяснять, кто его друг и почему он не разговаривает.

— Вот сейчас удобный случай, познакомлю тебя заочно почти со всеми жителями деревни, — Никита незаметно показывал мне на похожих словно матрёшки румяных старушек в платочках, постоянных жительниц деревни, приезжих женщин помоложе и детей и про всех говорил несколько слов.

Так я узнал, что в деревне довольно мало мужчин, большинство составляют бабульки, к которым на лето приезжают дети и внуки. Что меня сильно удивило, так это необычные имена старушек — Гаврилиха, Васиха, Антониха, Тиханиха, Варевониха. Увидев мои удивлённые глаза, друг пояснил, что настоящее имя используют при непосредственном обращении, а за глаза принято в деревне называть женщину производным от имени её мужа — жену Васи будут звать Васиха, жену Антона Антонихой и так далее. Васихой, кстати, называли нашу соседку, хоть мужа её давно не было в живых.

— А вон там, смотри, сидят дед с бабкой. Когда-то молодой солдатик, возвращаясь с войны шёл через нашу деревню, а навстречу ему прогуливались три девушки-подружки. Солдат и спрашивает: «Которая из вас пойдёт за меня замуж?» А одна из девушек вдруг взяла и согласилась. На следующий же день сыграли свадьбу, очень дружно жили, пятеро детей у них родилось, да и до сих пор всегда и везде вместе, посмотри на них — уже совсем старенькие, а сидят прижавшись друг к другу и шепчутся так, словно никак наговориться не могут.

Шумная толпа у магазина напоминала деревенское собрание — все люди активно общались друг с другом. Не только сетовали на закрытые двери магазина, но и обменивались новостями, сплетнями, обсуждали соседей, скот, погоду, посевы и разные хозяйственные дела.

Интересно, что старшее поколение говорило как наша соседка Васиха на своём деревенском диалекте, молодежь отвечала современным русским языком, но судя по всему, ни у кого разница в речи не вызывала сложностей в понимании. Видимо, так привыкли, приладились друг к другу и даже не замечают, что говорят на разных языках. Выглядело это примерно так:

— Кольк, а Кольк, байню вчара топимши?

— Нет, баба Нюра, не успели, поздно приехали, дел много было в городе.

— Сявонни зять мой приихавши, растопить, так приходь с жонкой, да с робятами.

— Спасибо, придём обязательно ближе к вечеру.

И так:

— Верка, шкода, вот я щас стрякавы нарву да по голым лыткам! Ты куды бяс спроса ушовши? Крупеня укусная сявонни, дык ужо остымши.

— Бабушка, не надо крапивой, пожалуйста. Меня подружка ждёт. Я сейчас поговорю с ней и домой приду, поем.

— Тая подружка обождет. Негоже, деука, цельный день не имши.

Меня настолько заворожил этот странный говор, что прислушиваясь к чужим разговорам, я не сразу заметил подъехавшую грузовую машину с надписью «Хлеб» на боку.

Народ сразу оживился и, пока разгружали поддоны с аккуратными кирпичиками чёрного и белого хлеба, людское хаотичное столпотворение преобразовалось в длинную ровную очередь. Так как мы пришли последними, то оказались в самом конце этого хвоста.

Через час томительного ожидания у меня в руках оказались две буханки свежайшего ароматнейшего хлеба. Не удержавшись, по дороге домой я откусил кусочек. Чуть хрустящая коричневая корочка прямо таяла во рту, нежный плотный мякиш приводил мои вкусовые ощущения в восторг. Это потрясающе, до чего вкусным может быть хлеб. Ник шёл рядом и тоже отщипывал по кусочку от своей буханки. Слова тут были лишними, только за ушами пищало. Дойдя до дома, мы с удивлением обнаружили, что значительная часть хлеба осела в наших изголодавшихся по углеводам желудках.

Никита побежал к бане подкинуть дровишек, а я решил проведать Марика.

Хорошо выспавшийся дружок, видимо, только что проснулся и сладко потягивался на сеновале. Увидев меня он поинтересовался:

— Ты не знаешь, случайно, как я здесь оказался? Ничего не помню. Мы вроде сидели на траве втроём, разговаривали, потом и я моргнул и каким-то чудом очутился на сене.

— Ты уснул, храпел как суслик, ничего не замечая. Угостить тебя горбушкой? Жаль, что нет хотя бы чая.

Марик взял у меня хлеб, попробовал и принялся нахваливать:

— Вот это да! Лучше, чем торт. Обалденно вкусный.

— Сейчас вам дам попробовать чёрный хлеб по своему любимому рецепту, — к нам присоединился Никитка, он уже сбегал в баню и успел заглянуть в дом, прихватив оттуда нож и сахарницу, — смотрите, нарезаешь хлебушек, его хорошенько сахарком посыпаешь. Ну, пробуйте, — он протянул нам по толстому присахаренному куску.