– Но и дети там другие, – парировал Василий. – И будущее у таких детей другое… Второе?

– Второе направление дано на обследование. К сожалению, в твоем случае – врач сказал – с последующей операцией.

– Операцией на глазах?

– Да.

– На двух сразу?

– Этого я знать не могу. Я же – не врач, я даже не знаю, чем вызвано то, что ты так плохо видишь.

– Разве теперь важно следствием чего это является. Мне так все равно. Меня волнует, чем этот кошмар закончится…

Его фигурка вся съежилась. Он не готов был к такому обороту событий. Я обняла его за плечи:

– У тебя куртка совсем легкая, пойдем в дом. Холодно. Тебя, наверно, уже заждалась бабушка.

Мы встали со скамейки. В глазах у Василия стояли слезы. Он поджал губы и еле слышно промолвил:

– Ты не оставишь меня одного?

Я не сразу поняла, что он имеет в виду:

– Возьми меня под руку.

– Да нет же. Понимаешь, прабабушка уже совсем старенькая. Она присматривает за мной, готовит еду и уходит, всегда уходит домой к своим иконам. Мама – даже когда сидит дома, она все равно с Валей – с моей младшей сестренкой. Я слышу с утра до вечера только одно, что она – маленькая, что не умеет еще сама есть и ходить. Отчим в плавании, но это даже лучше, потому что когда он дома, он только чаще наказывает меня. Иногда даже бьет шнуром от антенны, – слезы выплеснулись у него из глаз. – Не оставляй меня одного! Не оставишь никогда?

Трудно передать, что я почувствовала в этот момент – смущение, негодование или тревогу:

– Вытри слезки. Я же сейчас с тобой. И буду с тобой, пока ты нуждаешься во мне, – я попыталась его утешить. – Хотя что-то подсказывает мне, что ты вырастешь и станешь красивым высоким молодым человеком. Брюнетом с карими глазами. Тебя ждут впереди и девушки, и свидания, и первая любовь. Ты закончишь университет. Тебе будет непревзойденных двадцать пять лет – весь мир будет у тебя на ладони. Я же к тому времени постарею и потолстею, у меня появятся седые волосы и непослушные дети. Что ты на это скажешь?

– Я так далеко не загадываю, но боюсь, все будет наоборот. Ты в свои тридцать с хвостиком будешь вполне самостоятельной. Высшее образование. Удачная карьера, дети, как ты говоришь. А я в свои двадцать пять не девушку заведу, а собаку-поводыря.

– Василий!

– Разве не так?!

– Не допущу. Мы вместе должны решить твою проблему в настоящем. Мы не имеем права откладывать ее на после-после-послезавтра.

– Легко сказать.

– Василька, не вешай нос. Совсем, смотрю, продрог – заходи в подъезд, ледышка.

… Дверь открыла прабабушка, худенькая восьмидесятилетняя старушка. Увидев внука, она поманила его к себе:

– Иди сюда, сынок. Заходите, родненькие. Здравствуй, Марина. Будем сейчас обедать.

– Нет, нет, спасибо, – поблагодарила я. – Я пойду, у меня еще много дел. Ты отпустишь меня, Василий?

– Никогда, – он вскинул на меня глаза. – … Если только позвонишь, когда придешь домой.

– Позвоню. Может быть, даже вечером зайду. Когда маму выписывают?

– Не знаю. У меня целый портфель домашних заданий – я буду дома, заходи.

– Ну, пока.

– Пока.

– До свиданья, Тамара Кузьминична.

– До свиданья, дочка.

– Алло.

– Алло. Я – дома. Как ты?

– Мне страшно. По настоящему страшно.

– Что случилось, Василий?

– Я читал, и у меня сильно разболелись глаза. Я думал, что это скоро пройдет, даже пробовал уснуть, но стало еще хуже.

– Ты один дома?

– Да. Бабушка ушла в церковь. Ты только не переживай, Марина, мне хуже стало от своих мыслей. Я чувствую, что я обречен.

– Что ты такое говоришь?

– Словно в моей жизни кто-то нечаянно выключил свет и забыл про меня. Я боюсь, что настанет утро, когда будет очень ярко светить солнце, а я проснусь в своей комнате и не увижу – открыты ли шторы. Мне страшно одному.

– Можешь сделать сам себе горячий чай?

– Могу.

– Соберись, пожалуйста. Сделай то, что тебе я скажу. Укройся теплым одеялом, включи музыку, выпей чай. Согрейся.

– Я хочу, чтобы ты пришла сейчас ко мне домой. Сможешь?

– Сейчас подумаю… Если ты меня зовешь – я не могу отказать тебе. Но ты должен пообещать кое-что.

– Что я должен сделать? Уроки? Все, кроме географии…

– Нет, ты должен пообещать, что к моему приходу ты выполнишь мой приказ.

– Приказ? Какой приказ?

– Ты, наверно, лучше меня знаешь, как солдаты служат в армии. Представь, что я – твой командир. Пусть это будет такая игра.

– Подходит.

– Я приказываю тебе оказать сопротивление своему страху. Я не могу тебя ни жалеть, ни понимать, ни помогать тебе, если ты не сделаешь этого. Только те парни, которые могут преодолеть свой страх, становятся настоящими мужчинами. Чтобы победить страх, ты должен перестать жалеть себя. Имей мужество бороться со своими слабостями! Ты понял мой приказ?

– Сопротивляться страху. Заварить свежий чай и ждать тебя в гости. Ты обязательно придешь?

– Уже иду.

– Я тогда прямо сейчас открою дверь. Не звони – для тебя она будет открыта…

– Постой!

Я не успела закончить фразу, как в трубке раздались гудки. Мне нужно было спешить.

Входная дверь была открыта. Я бесшумно закрыла ее за собой и так же тихо вошла в комнату. В густой вечерней темноте слабо светила настольная лампа. Василий полулежал на диване, закутавшись в плед и закрыв правой рукой глаза. Вероятно, он спал. Рядом с ним на журнальном столике были разложены книги и тетради, поверх них лежали очки и еще какое-то странное приспособление – скорей всего для письма – что-то в виде линейки размером с целую страницу, в которой было много параллельных прорезей-строчек. Словно почувствовав мое присутствие, Василий пошевелился:

– Марина?

Он дотронулся до очков, но, услышав мой голос, не стал их надевать.

– Это я. Не вставай, – я села подле него, поправив сползающий плед. – Как ты?

– Уже лучше. Спасибо, что пришла.

– Я же обещала зайти. Я выполнила свое обещание.

– Я тоже выполнил свое обещание. Твой приказ исполнен, мой командир, – Василий улыбнулся.

Он выглядел спокойным и уверенным. Только лицо у него было слегка бледное. Я усмехнулась:

– Командир остался дома, ведь он больше не нужен? К тебе пришла медсестра из этого же подразделения.

– Надеюсь, не ставить уколы?

– Нет. Это чисто профилактический визит. Хотя, нет – аптечка первой скорой помощи у меня с собой… А если без шуток, то я позвонила Евгению Петровичу и зашла в аптеку. Он сказал, какое лекарство нужно купить, чтобы снять спазм. Глазки сильно болят?

Василий отвел взгляд:

– Терпимо.

– Может быть, закапаем?

– Постой, не спеши со своей аптечкой. Мне сейчас нужна не медсестра, мне нужна просто ты, – Василий бросил на меня умоляющий взгляд. – Сядь поближе, я хочу видеть твое лицо.

Я повиновалась и в этот момент почувствовала, как от этого маленького по сути своей существа исходит бесподобная нежность, как она переполняет его и готова выплеснуться наружу. Я невольно замерла, чтобы не спугнуть ее. Большие карие глаза, которые всегда скрывались под толстыми стеклами очков, выпорхнули из своих застенков, как королевские павлины из клетки. Он был прекрасен. Кокетливая родинка маячила на щеке. По-детски нежная кожа мягко освещалась приглушенным светом:

– Ты красивая, – он дотронулся рукой до моих бровей. – Прошу тебя, сядь еще чуть-чуть ближе. Ты же знаешь – мои глаза… я им не доверяю.

Его рука скользнула по моей щеке, губам, подбородку:

– Я хочу запомнить тебя такой…

Я невольно вздрогнула. В его словах звучали надежда и прощание одновременно. Я резко встала и отступила в темноту, чтобы скрыть испуг и смешанные чувства:

– Не нужно со мной прощаться! Я не хочу, чтобы меня помнили, мне нужно, чтобы меня знали и ценили.

Василий, потеряв меня из вида, слепо огляделся и опустил голову: