Затем, от времени до времени сжалясь над ограниченностью и ослеплением людей, она посылает им свыше одаренное существо для их вразумления. Иногда это поэт, потому что поэзия горячка разумности и этот избранник может в опьянении своих порывов войти в сношения с высшими мирами и бросая безсвязные слова, как Кумейская Сивилла, осветить мрак неизвестного.

Иногда это великий полководец, объединяющий народы; иногда законодатель цивилизующий и вслед за ними выступает провозвеститель.

Такими были Ореей, Гермес Трисмегист, Виргилий, Аполлонус.

Иногда это: Лафатер. Лафатер читает на лице человека хитрость лисицы, свирепость тигра, кротость ягненка; он сравнивает, находит, но погруженный в свои созерцания пред лицом Великой природы, ослепленный ярким светом, который он видит за приподнятой им завесой, он колеблется, лепечет смущенно, указывает не решаясь определить и умирает убитый пьяным солдатом, не окончив своего великого дела. Но путь был указан; Галль следует по пятам его, но более холодный, более вычисляющй, но гораздо менее поэт и выступает вперед вооруженный аналогией, основой всякой истинной науки. Он все взвешивает, все проверяет, изучая безмолвно, в тиши, ничего не возлагая на случайность и наконец наступает день когда он сказал: Я нашел.

Лафатер кроткий, нерешительный, встретил вокруг себя недоверие, но Галль, с его железным характером, с его твердым убеждением и непоколебимой волей, приобрел тотчас последователей, что понятно было несомненным успехом. У него были враги, но это не уменьшает триумфа.

На короткое время его слава равна была славе одного великаго полководца, на которого тогда были устремлены взоры всей Европы и даже говорят что хотя на момент, но полководец отнесся ревниво к изобретателю. Но вскоре весь этот шум утих и хотя Галль был причислен к знаменитым людям его эпохи, но система его была забыта и почти заброшена.

Но надо признать, что система эта действительно очень трудна и на первый взгляд мало удобна к применению. Чтобы применять ее мешают волосы, мешает прическа. Только лоб вполне свободно поддается изучению, но органы лба представляют собою почти исключительно только признаки качеств, а приходится главным образом изучать недостатки человека. Необходимо изучить его инстинкты и прежде всего дурные, чтобы принять меры к противодействую и торжеству над ними. Только вслед за тем надлежит заняться добрыми инстинктами и качествами, чтобы воспользоваться ими как орудием борьбы против дурных инстинктов.

И вот появляется вслед за тем третий провозвестник. Это: г. д’Арпантиньи.

Он угадывает характер по форме пальцев, подобно тому как угадывают инстинкты и судьбу человека по расположению бугров на руке и линиям, бороздящим ладонь. Но природа, одарив его пониманием великой вещи силою наития, полагала это достаточным и не дала ему возможности разъяснить вполне его превосходное изобретение. Для этого объяснения необходимо было искать причины Природе, но человек воображения живет вне Природы.

Его книга блещет умом, переполнена тонкими наблюдениями, рассуждениями чрезвычайно верными, цитатами изумительно хорошо подобранными, портретами написанными мастерской рукою, но тем не менee он недостаточно ясен, недостаточно понятен.

Эта книга оказалась бы недостаточной, если бы не была комментирована, потому что г. д’Арпантиньи, как многие люди, обладающие глубокими познаниями, предполагает, что его читатели хорошо знакомы с основными научными данными, дающими возможность свободно следить за его изложением.

Его метода – великолепная клавиатура, но она очень смутно научает способам воспользоваться этим инструментом!

После долгих попыток упростить и уяснить его систему, в правильности которой мы ежедневно убеждались, несомненными доказательствами, мы наконец пришли к решению о возможности найти способ сделать ее доступной для всех, разъясняя ее помощью той науки, которую древние философы назвали Каббалой (традиция).

Тройственная серия послужила нам исходным пунктом. Все приспособливалось превосходно и мы желали идти дальше. Нам необходимо было искать доказательства в физиологии, химии и физике. Мы искали ощупью, так как даже строгая медицина не могла нам содействовать. Однако знаменитый Биша очень много нам помог.

Монтень, Рабеле Гердер, Бальзак и другие выдающиеся умы, высказывавшие воззрения сходные с нашими, нас поддерживали, и ободряли идти вперед.

После многих тревог и сомнений, мы пришли к полному убеждению в правильности наших взглядов, и тогда решились издать эту книгу, снабженную многочисленными цитатами, чтобы этим еще более склонить читателя разделить наши убеждения, или по крайней мере отнестись к ним с полным доверием.

К хирогномонии мы присоединили дополняющую ее хиромантию, эту науку извращенную и прямо исковерканную в XVI веке, благодаря невежеству и шарлатанизму различных уличных колдунов, но которую нам удалось, после пятнадцати лет усиленных и серьезных изучений, восстановить в ее надлежащем виде. Мы в особенности обращали внимание на астральные знаки и на различные их значения. Занимаясь этими изысканиями, мы имели возможность изучить одну за другой все книги о хиромантии и при помощи сравнивания могли искать истину среди множества заблуждений и погрешностей.

К хирогномонии и к хиромантии мы присоединили несколько соображений и очерков о френологии и физиогнамонии и усиливались доказать, указывая их общий пункт исхода, что эти различные науки, тесно соприкасаются друг к другу, и не могут быть разделены.

Таким образомъ мы не изобретали ни хирогномонии, изобретенной г. д’Арпантиньи, ни хиромантии, изобретенной в Индии, и почти такой же древней как Mир. А между тем мы содействовали прогрессу этих наук, доказывая их основательность, ссылаясь то на одну, то на другую и обогащая каждую новыми открытиями, возникающими из ежедневного применения обеих систем. Мы во всяком случае установили прочно, что обе эти науки указывают на инстинкты и до некоторой степени предсказывают судьбу. Я говорю, до некоторой степени, потому, что фатализм всегда подчинен свободной воле. Магометане говорящие: «так написано» заблюждаются, но во всяком случае для людей, которые не оказывают никакого сопротивления своим наклонностям, действительно все оказывается ничем иным как: так написано.

Цель распространения этих истин: побудить тех, кому что либо угрожает в будущем, принять меры для предотвращения опасностей.

Спокойно спят на корабле до тех пор, пока уверены, что далеки от подводных скал, но бодрствуют и бросают лот, если приближается ураган, и если на пути и у берегов грозят подводные скалы.

Да удастся нам изменить в счастье печальное будущее! Мы сочтем себя в высшей степени счастливыми, если читатель сочувственно отнесется к нашим усилиям.

Автор

Стремления

Когда в чудную летнюю ночь мы всматриваемся в необъятные пространства неба, усеянного звездами, ощущаем какое-то смутное, неопределенное волнение. Нам и жутко, и вместе с тем приятно, и как бы влечет вверх к небесам.

Это потому, что в такие минуты душа, эта искра божества, уже не охваченная земным туманом и заботами, стремится вознестись к небу и трепещет, порываясь освободиться из своего заточения. В такие минуты она тоскует по своей родине и, такие душевные стремления ни сколько не противоречат истине и мудрости, так как действительно, небо – отечество души.

Жалкая точка в необъятной Вселенной, земля, смиренно вращается среди других планет, подавляющих ее своей громадностью. Эти миры-гиганты увлекли бы ее в свой водоворот, если бы тяготение не было так мудро распределено.

Напрасно будут отрицать, что состояние звездного неба не производит впечатления в момент рождения ребенка на его органы, еще бездеятельные, но способные воспринять всякое могучее воздействие. Магнетическое отражение неба может, подобно тому, как феи наших сказок, одарить новорожденного великодушными инстинктами или вселить в него пагубные наклонности, сообразно влияниям звезды, к которой в этот момент тяготеет весь механизм миров.