Эта книга посвящена исследованию феномена языковой аномальности, понимаемой в широком смысле как любое значимое отклонение от принятых в данной социальной, культурной и языковой среде стандартов, которое имеет знаковый, т. е. языковой характер манифестации, но не обязательно системно-языковую природу.

Проблема языковой аномальности представляет немалый теоретический и практический интерес, поскольку именно изучение разного рода нарушений и отклонений от известных нам закономерностей в функционировании языка позволяет нам глубже понять как природу самого объекта, так и уровень нашего знания о нем. В этом смысле можно говорить о повышенной информативности аномальных явлений в сфере языка.

В любом развитом национальном языке заложен значительный потенциал не только для реализации его системных закономерностей, но и для порождения разного рода отклонений от языковых норм и правил, которые не ведут к деструкции системы, а, напротив, являются выражением ее креативного и адаптивного потенциала. В этом смысле можно говорить о конструктивности аномалий.

Любое синхронически нормативное явление языка в диахронии представляется как возникшее в поле нарушения некогда существовавшей нормы, релевантной для прежнего состояния языковой системы. С другой стороны, то, что сегодня представляется аномалией, завтра может приобрести семантическую или стилистическую нагрузку и, как следствие, получить нормативную квалификацию. В этом смысле можно говорить об эвристичности как самих аномалий, так и их изучения.

Даже в обыденной речи аномальное высказывание, порожденное спонтанно, вовсе не в целях «языковой игры», часто приобретает эстетический эффект в восприятии адресата, порою помимо воли и желания говорящего. Видимо, такова прагмасемантическая природа языковой аномальности вообще, и в этом смысле практически любая языковая аномалия потенциально есть факт эстетического, «художественного» использования языка. Тем более, это справедливо для осознанного применения ее экспрессивного потенциала в плане эстетической выразительности. В этом смысле можно говорить о функциональной значимости аномалий.

Художественный текст – это естественная лаборатория для проверки системы языка «на прочность», для эксплуатации ее богатых возможностей, так сказать, на пределе: «Языковые сдвиги в произведениях современных поэтов во всем их многообразии позволяют утверждать, что поэзия активно отражает предшествующие, а нередко и вероятные будущие языковые состояния (во всяком случае, указывает возможные направления развития). Не следует забывать, что языковые изменения – факт, относящийся не только к прошлому, но и к будущему. В авторской трансформации слова и формы нередко можно видеть сконцентрированную и мотивированную контекстом, доступную наблюдению динамику исторических процессов, которая в обиходном языке, вне художественных задач, охватывает столетия» [Зубова 2000: 399].

Художественный текст в этом смысле является для языковых аномалий, так сказать, «естественной средой обитания», где они утрачивают свой потенциально деструктивный характер и обретают прагматическую оправданность, функциональную целесообразность и эстетическую значимость. Поэтому в центре нашего исследования – специфика реализации общих принципов и механизмов языковой аномальности именно в художественном тексте как их осознанное применение в эстетическом режиме существования языка.

Необходимо различать языковую аномалию как способ художественного изображения и как его объект. Только аномалия как способ изображения является языковой аномалией именно художественного текста. Только такие языковые аномалии в художественном тексте имеют особый статус, который определяется их обязательной функциональной нагруженностью: они выступают как «мирообразующий», стилеобразующий и текстообразующий фактор художественного повествования. В соответствии с этим, одна из целей исследования – определить исходные предпосылки «теории языковой аномальности в художественном тексте», ее методологию и концептуальный аппарат.

В этой книге нас интересует прежде всего интенциональная сфера языковой аномалии, а именно – ответ на вопрос, почему в повествовании того или иного автора возникает языковая аномалия и, в конечном счете, зачем она ему понадобилась. Поэтому логичен и выбор особой исследовательской стратегии – «путь от субъекта аномальности», т. е. целостный анализ конкретной художественной речи конкретного автора.

В русской литературе XX в. широко представлены произведения, чей художественный дискурс оценивается – по тем или иным причинам – как девиантный (А. Платонов, А. Введенский, Д. Хармс, современный русский постмодерн и др.).

Мы остановили свой выбор на произведениях Андрея Платонова, где языковая аномальность принципиально и последовательно используется на всех уровнях как основное средство моделирования особого «художественного мира» и, в соответствии с этим, как основной прием текстопорож-дения. Выбор именно этого автора обоснован «образцово аномальным» характером его индивидуального стиля, в котором сама девиантность настолько же очевидна, насколько запутан и неясен ее собственно лингвистический механизм.

Таким образом, еще одна цель исследования – комплексный анализ языковых аномалий в художественном повествовании А. Платонова, последовательно «спускающийся» с уровня «художественного мира» – через уровень художественной речи – на уровень художественного текста. Это, на наш взгляд, позволит не только раскрыть специфику уникальных художественных принципов писателя, но и определить общие закономерности моделей «аномализации» художественного мира, художественной речи и художественного текста, релевантные для отечественной и мировой литературы.

Основной массив текстового материала исследования составляют художественные произведения А. Платонова – романы «Чевенгур» и «Счастливая Москва», повести «Котлован», «Ювенильное море», «Джан», «Сокровенный человек», «Фро», «Пека Потудань», рассказы «Усомнившийся Макар», «Город Градов», «Такыр», «Цветок на земле», «Мусорный ветер», «Эфирный тракт», «Потомки солнца» и др.

Данная выборка представляется весьма репрезентативной с точки зрения целостного представления о принципах «аномализации» языка, лежащих в основе индивидуального стиля писателя. Для «погружения» анализа аномального повествования А. Платонова в соответствующий историко-литературный контекст нами привлекаются тексты писателей той эпохи – М. Булгакова, М. Зощенко, Б. Пильняка, Вс. Иванова, М.А. Шолохова.

Второй по значимости массив составляют прозаические, драматические и поэтические произведения русских обериутов – А. Введенского и Д. Хармса, которые представляют иной, во многом альтернативный платоновскому способ аномальной языковой концептуализации мира и общеязыковой системы по типу «тотального остранения», в противовес «тотальному неостранению» (О. Меерсон) у А. Платонова. Кроме этого, для полноты сопоставления привлекаются тексты представителей современного русского постмодерна – Вен. Ерофеева и В. Пелевина.

В данной книге впервые ставится и разрешается вопрос об особом статусе языковых аномалий применительно к художественному тексту; разрабатываются критерии языковой аномальности в художественном тексте; обосновывается комплексная многоуровневая типология языковых аномалий в художественном тексте сквозь призму триады «художественный мир» – художественная речь – художественное повествование.

В целях нашего исследования оказалось целесообразным расширительное понимание понятия языковые аномалии в качестве родового термина для любого нарушения или отклонения на уровне любого из трех членов постулируемого триединства художественного текста: художественный мир – язык – текст.