– Как вы думаете, Небытие существует?

– Небытие? – переспросил Эйн удивленно. И, не дожидаясь уточнений со стороны Зофа, ответил: – Я предпочитаю направлять свои мысли скорее к Бесконечности, чем к Небытию.

– Вы ведь верите в Бога, не так ли? – поинтересовался Зоф.

– Я искал ответ на этот вопрос всю жизнь. Но сегодня и в самом деле думаю, что могу ответить утвердительно.

– Видите ли, мне было бы любопытно узнать, что позволило вам прийти к такому заключению…

– Скажем так: я полагаю, что раз есть создания, то неизбежно должен быть Создатель.

Заинтригованный Зоф умолк на какое-то время, сосредоточившись на игре. У Элиаса появилось небольшое преимущество.

– Значит, вы думаете, что все предопределено заранее?

Элиас не ответил. До этого момента он был просто немного смущен расспросами старца. Но теперь вдруг задумался: а кто такой на самом деле этот господин Зоф? Ведь он, в конце концов, ничего о нем не знал. Возможно ли, чтобы ему было что-нибудь известно по поводу Книги? Неужели вопросы антиквара никак не связаны с теми, которые он задает самому себе? Кто знает, не обнаружила ли Польстериха тайник и не распустила ли слух об этом по всему Браунау? А звук шагов, который ему послышался?.. Элиас испугался подобных гипотез. Его страшило, как бы из-за Зофа или по иной причине не оборвалась его связь с Провидением.

– А что вы сами об этом думаете, герр Зоф? По-вашему, Судьба существует?

Тот нахмурился:

– Думаю, что идея Судьбы противоречит здравому смыслу. Только воля человека способна ее осуществить. Она, и только она одна, в состоянии изменить ход вещей.

– Ну не знаю… – с сомнением отозвался Элиас.

– Да нет же, знаете! Однако не доверяйте видимости… – вдруг отрезал ни с того ни с сего Зоф.

– Я полагаю, что Судьба – в руках Создателя и что это Он указывает место всякой вещи в этом мире…

– Включая и место этого слона на доске? – спросил старец с улыбкой.

Элиас как раз подумал, что его ход продиктован логикой партии, но не ответил. Тогда Зоф взял слона королем и продолжил:

– Видите? Ведь я с таким же успехом мог взять и ладью… Разве Бог не мог создать непредвиденную случайность? Наделить нас способностью самим вносить изменения в Книгу наших судеб?

Глаза Элиаса затуманились в полумраке. Чего добивается этот человек? Помолчав немного, он спросил:

– Но о какой Книге вы говорите, герр Зоф?

В этот момент вошла Польстериха и бесцеремонно прервала их:

– Извиняйте, господа, но ужин готов! Не угодно ли перейти к столу?

Элиас сказал, что они будут ужинать в большой гостиной и он предпочитает сам потчевать своего гостя. Так что, накрыв на стол, домработница убралась восвояси.

Они перешли к столу и молча приступили к ужину, пока Элиас снова не спросил:

– Герр Зоф, вы недавно упомянули некую Книгу… Что, собственно, вы имели в виду?

– Да полно вам, герр Эйн… Книга – это древний символ… напоминающий нам, что всякая вещь подчиняется воле Всевышнего.

Элиаса ответ успокоил лишь отчасти. Может, Зофу ничего и не известно? Он вгляделся в бледно-зеленые глаза гостя, но так и не смог ничего там рассмотреть.

– Я часто мечтал о том, чтобы мы могли изменять ход вещей, – пробормотал Зоф словно самому себе.

– И что бы вы изменили, если бы предоставилась такая возможность?

– Моя жизнь – гора сожалений, герр Эйн. Ребенком я по неосторожности погубил всех своих родных. Это тяжело вынести, особенно когда тебе всего семь лет… А для старика, которым я стал, это становится еще тяжелее с каждым днем. Я всех их столкнул в пропасть, всех. Мне хотелось бы столько всего изменить. Принять правильные решения на шахматной доске, не позволить себя одурачить. Если бы я мог изменить прошлое, я бы вернулся назад и спас их. Я бы не позволил неопытному ребенку, каким был тогда, играть с дьяволом, я бы знал, как отразить его ходы. Если бы я мог, герр Эйн, – а я все еще мечтаю об этом каждую ночь, долгие десятилетия – я нашел бы их убийцу и уничтожил его собственными руками!

«Какая завораживающая личность! – подумал Элиас. – И в какую драму должна была превратиться его жизнь, целиком прожитая вместе с призраками этой истории». Он рассматривал иссеченное морщинами лицо Зофа, его ставшую почти прозрачной кожу, руки с недостающим пальцем.

И подумал о собственной грусти, о любимой сестре, отныне лежащей в земле, о клятве, данной некогда отцу.

Подумал, что его жизнь осталась далеко позади. И что он тоже накопил гору сожалений.

В конце концов, Зоф, как и он сам, был всего лишь обломком Истории. Они оба – жертвы кораблекрушения, выброшенные на континент и затопленные приливами забвения.

За исключением одной детали: Элиас располагал Книгой… А благодаря Книге он мог увидеть бесконечный горизонт божественной воли. И скоро у него появится досуг, чтобы отправиться на встречу с ней, как некогда Иезекииль ходил в пустыню на встречу с Богом своих предков – с надеждой в сердце и со страхом во чреве.

Tremendae[4]

Проводив Зофа, Элиас был доволен, что наконец-то остался в одиночестве на два долгих дня и две долгие ночи. Хотя от ужина со старым антикваром у него осталось ощущение какой-то незавершенности, которое ему не удавалось себе объяснить.

Он помыл и медленно расставил тарелки по местам.

Его неотступно преследовали все те же вопросы. Он беспрестанно думал о Книге, все время возвращался к собственной жизни, к жизни Зофа, и все это перемешивалось в его голове.

Что ему делать с Книгой? Какая ирония со стороны Автора! Может, он посылает ему сообщение, поручает какую-то миссию?

Жизнь проходит слишком быстро, чтобы можно было решить, какой путь, какое направление избрать. Она просто навязывает себя.

Однако он чувствовал, что в головокружении, которое наваливалось на него при соприкосновении с огненными буквами, таилось что-то основополагающее: Книга Жизни взывала к нему.

И ему удалось настолько отрешиться от мира, что эта мысль вовсе не ужаснула его. Так что, спускаясь этим вечером в Зал Книги, Элиас уже знал, что сегодня в его жизни должна начаться очень важная глава.

Он не стал медлить у полок с инкунабулами и сразу направился к рабочему столу.

Сев за него и облокотившись, Элиас в последний раз подумал о риске того, что собирался предпринять. Затем открыл наудачу лежавший перед ним том Книги в поисках какого-нибудь рассказа.

Но только зря потратил время, потому что, расставшись со старым Зофом и его тайнами, уже не мог думать ни о чем другом, кроме его участи.

Поставив книгу на место, он принялся расхаживать по концентрическим коридорам Зала. Была уже глубокая ночь, когда Элиас Мудрый наткнулся наконец на нужный ему том с тисненными золотом буквами З/О – НР.

Снова устроившись за столом, он открыл его. И вскоре осознал, что в рассказе, посвященном старому антиквару, большую часть текста занимали закодированные страницы, составившие добрую треть двухсотстраничного тома. Это было совершенно необычно…

В незашифрованной части было страниц двадцать, то есть тоже очень много по сравнению с другими рассказами, которые Элиас успел бегло просмотреть:

«Густав Зоф, сын Этель Кемперман и Франца Зофа, <…>, родился в Вене, умрет в Браунау-на-Инне 3 октября…»

«3 октября!» – ошеломленно перечитал Элиас и воскликнул: – Черт, это же всего через неделю!»

Причина смерти была закодирована… Но внимание Элиаса быстро привлекла новая подробность. В Манускрипте сообщалось:

«2 августа 1941 года переведен в Варшавское гетто <…>. 13 января отправлен в Треблинку (Польша). Разлучен с родителями. Смерть матери. Выжил в лагере, проявив способности к игре в шахматы. Сыграл партию против нацистского офицера. Смерть Дамиано. Потеря правого указательного пальца. Казнь отца, сестры и обоих братьев. Оставлен в Треблинке. Освобожден русской армией 14 августа 1945-го. Сиротский приют. Попытка самоубийства в Вене, в шестнадцатилетнем возрасте <…>».