Так значит потолок… Доктор говорит: п-о-т-о-л-о-к. Где же небо?

Еще он говорит, что мне здесь жить долго. Жаль. Как долго?

Лёля сказала, что возле старого собора сейчас пахнет прелой листвой и булками.

С-о-б-о-р… Что это?

Я даже, кажется, пытался заглянуть в открытый подвал. Может, в нем – выход. Я не боюсь глубины! Мне бояться теперь нечего. Хотя там темно! Темнее некуда!

Меня не должно быть. Так все говорят. А мне холодно, как будто с меня сняли кожу. За окном – молоко, в подвале живет ночь…

Интересно, если снять кожу, можно увидеть каркас, о котором говорил доктор? Можно понять, как у меня растут крылья? У них ведь нет корней, которыми они ВРАСТАЮТ в спину?

Сестры недовольны мной. Говорят, что я ненормальный. Но в чем я виноват?

Каин опустил голову на подушку и, перевернувшись на грудь, зарыл в нее свое лицо. Потом он выглянул и посмотрел на тень от немой черной скрипки, стоявшей на подоконнике. Тень была похожа на вытянутый силуэт удаляющейся женщины. Женщины, которая больше никогда не придет.

И где-то в гулком пространстве – порхание чьих-то дамских каблуков, отзвуки тележек и прочие голоса, оживляющие и разнообразящие больничную жизнь.

Раздался стук в дверь.

Каин вздрогнул и оторвался от подушки.

– Накройся одеялом, – услышал он приказ. – Накройся! Чтобы я могла войти! – потребовал голос за дверью. Голос, как догадался мальчик, принадлежал молодой медсестре, от которой кроме шипенья он ничего не слышал.

– Входите, – ответил он, усаживаясь, на спинку кровати.

– Ты накрылся?

– Нет.

– Я принесла тебе поесть. Но раз так – сиди голодный! Доктор тебя отругает!

Медсестра фыркнула за дверью и после недолгого молчания раздраженно произнесла:

– Вот, змеёныш!

Дверь приоткрылась, но ровно настолько, чтобы медсестра могла просунуть маленький круглый поднос. Тут же дверь закрылась с каким-то странным брезгливым щелчком.

Каин нехотя обернулся и посмотрел на прямоугольник двери.

Он слез с кровати и, не касаясь ступнями пола, приблизился к подносу. Его глаза оказались на уровне самого края кружки, откуда поднимался тонкий прозрачный пар. Каин торопливо обхватил кружку руками, но, так как она была очень горячая, тут же отдернул ладони, с беспокойством уставившись на покрасневшие пальцы. Немного подумав, он взял два ломтика белого хлеба и покрошил в молоко. Потом Каин обернул кружку передником своей рубашки и приподнял ее до уровня губ. Слегка подул. Теперь он мог спокойно пить молоко.

Он пил большими глотками, как не следует делать, когда в кружке нечто горячее и жирное. Но вообще-то, он даже не обжег языка, что в таких случаях обычно бывает с нетерпеливыми детьми. Он не отрывался от кружки, пока там не осталась треть содержимого. После этого он прищурил глаза и, сидя на корточках, прислонился к стене. Немного посидев так, лениво оглядывая комнату, мальчик снова уткнулся в поднос и замер: на нем была миска с неизвестным студенистым содержимым, от которого тоже шел пар.

Он осторожно наклонился над ней. Странная масса наполняла миску. «До краев? Плохо видно…» – мальчик растерялся. Сначала он хотел опустить туда палец, но не решился. Тогда он поднял с пола один из детских кубиков, подаренных вахтершей, и опустил его на белую поверхность неподвижной массы. Кубик начал медленно в нее погружаться, как в топкое болото, теряя очертания.

В этот самый момент резко открывшаяся дверь опрокинула миску, и масса с неожиданной скоростью растеклась равномерным слоем, выплюнув кубик. Доктор застал Каина прижавшимся лицом к стене. Мальчик закрылся крыльями, а пальцы его ног уперлись в стену.

– Как ты будешь есть эту кашу с пола?

– Кашу?

– Да, и согласись уж повернуться ко мне лицом, раз мы говорим… И что это там?!

Каин вытянул шею и взглянул на доктора. Тот обошел лужу каши и остановился возле шкафа.

– Что это? – доктор недоуменно рассматривал скелет, которому между костей ребер на спине Каин воткнул две швабры и завесил их тряпками, так чтобы они были похожи на…

– Каин, что это? – настойчиво повторил доктор.

– Это я! – тихо ответил голос, доносившийся уже с кровати из-под одеяла.

– Вообщем-то ты немного сложнее. Зачем ты это сделал?

– Мне было скучно…

– Понятно… А медсестра, та самая… Не приходила сюда?

– Приходила, – тихо с неохотой ответил Каин.

– Что ее так пугает?

– Понимаешь, у нее фобия. Она безумно чего-то боится. Боится странностей, перемен, боится, что Земля может уйти из под ног… Ты чего-нибудь боишься?

– Не знаю. А вы?

– Большинство людей на свете чего-то боятся…

– А я что странный? Да?

– Это врачебная тайна!

– Тайна? – мальчик удивленно поднял брови.

– Но скелет ее, медсестры, или ваш, доктор, – это же тоже тайна! Под кожей!

Когда доктор выходил из кабинета, мысли у него уже были заняты другим. Он думал о том, что если ребенок (пусть даже такой) играет с казенным скелетом, то это не совсем нормально, и скелет хорошо бы унести и спрятать.

– И что же вы думаете, доктор? – спросил капитан, закинув ногу на ногу.

– Знаете, я сначала предполагал, что это атавизм. Такой, знаете ли, отголосок древней эпохи, потом понял. Скорее всего, это лишь очередная кривая усмешка природы!

– Чем строить туманные предположения, – одновременно вальяжно и назидательно протянул капитан, сделав глоток чая, – лучше бы попросту спросить у Левитиуса, откуда он родом. Ведь нам нужна конкретика, просто-напросто нужно найти его маму и папу. Отловить…

– Скажет он вам! Как же! – ответил доктор. – Если бы он сам знал!

– Кстати, раз уж поневоле вы занялись его воспитанием, скажите, как вы его называете?

– Он помнит собственное имя. Его зовут Каин.

– Каин… – задумчиво повторил капитан, – довольно редкое библейское имя, – и тут же рассмеялся, – Вот ведь наградила его маменька! Скорей всего она читала ему на ночь легенду о земледельце и скотоводе!

– Наверное, она сбежала прочь, как только его увидела. Если, конечно, она вообще была, – прервал его доктор.

– Тоже верно. Но зато как удобно: постоянно при каждом проступке напоминать ему о высшей морали древней легенды, заключенной в его имени. Интересно, а фамилию он свою помнит? Это значительно упростило бы нам задачу.

– Он ничего не знает о себе, кроме того, что его нет в зоологическом справочнике.

Постепенно детский мирок, созданный в больничной палате, стал превращаться обратно в заброшенную всеми нелюдимую комнату. Несмотря на то, что маленький обитатель жил в ней, она стала терять свое обаяние. Связано это было с тем, что в коридорах по вечерам стал зажигаться свет, омерзительный, тусклый, превращающий стены и потолок в однообразную массу.

Потом в больничной столовой наконец-то появился сахар, и это было долгожданным отголоском того, что происходило в городе.

И странное существо ощупью стало выбираться из своей палаты. Его часто видели в коридоре на том этаже, где находилась его палата, то сидящим по-птичьи на подоконнике, то смотрящим на лестничную клетку куда-то вниз, то смотрящим в окно.

В нем не чувствовалось силы, которая присуща его сверстникам в его возрасте, которые быстро растут и развиваются не по дням, а по часам. Его фигурка была неказиста. Выступающие ребра были видны из-под одежды, и странным образом его тело походило на силуэты каменных угодников, очертанья которых сохранились в старинном городском соборе. Доктор объяснял это следствием тяжелой пневмонии.

Нашлось несколько пациентов, которые были против того, чтобы видеть его в коридоре. Они писали жалобы доктору: «Мешается под ногами! Путается в коридорах! Мечется – где попало и как попало!». Но тот отвечал, что Каину необходимо прогуливаться и даже начинать летать, чтобы не заболеть рахитом.