Концептуальное пространство ЯСЦ в русистике обнаруживает определенную изоморфность понятию «язык специальности», но не накладывается адекватно на стратификационную сетку обобщенного концепта LSP. В то же время и в последних терминоведческих работах встречаются случаи нерасчлененного (субституционно-тождественного) оперирования неравнозначными, на наш взгляд, терминами и понятиями, в результате чего иногда в качестве идентичных вычленяются разноаспектные концептуальные блоки: «язык специальности/терминология/LSP/специальный язык» (Алексеева 1994: 110–118); «ЯСЦ»/«LSP studies»/функциональный стиль/интеллективный функциональный стиль/регистр интеллективного функционального стиля» (Комарова 1994: 193–194);
«ЯСЦ/регистр функционального стиля/терминология/специальная лексика/интеллективный регистр» (Комарова, Лиигарт 1993: 24–26) и др. Подобная тенденция отражает также незавершенность формирования терминологического аппарата данной сферы исследования, возможность отрыва трансферируемого термина (LSP и др. на русскую «почву») от выражаемого им и присущего ему концептуального содержания: в отечественной концепции ЯСЦ//язык специальности превалирует коммуникативно-филологический подход, ставящий во главу угла сам язык (науки, научного общения).
В концепции LSP//ESP доминирует коммуникативно-прагматическая ориентация; приоритетны исследования самой специальной цели (научного общения, обучения и т. п.), в связи с чем констатируется, что «природа (онтология) языка для специальных целей, особенно в тех случаях, когда этот язык представляет собой… вполне развитую систему языковых средств, ограниченную лишь коммуникативным заданием данного функционального стиля, до сих пор остается неясной» (Гвишиани 1986: 228).
К.Я. Авербух выделяет 5 главных тенденций развития современных языков для специальных целей в 21 веке: интеграция, дифференциация, интернационализация, унификация, экономизация (закон экономии языковых ресурсов) (см. Авербух 2005: 9).
Полиаспектность, сложность механизма соотнесения (приложения, преломления) феномена языка науки с коррелирующими сферами, неоднозначность характеризации дискретных явлений и в прикладной плоскости обнажает еще одну грань соответствующего теоретического конструкта, который должен быть достаточно простым, но вместе с тем и достаточно широким, охватывающим результаты, полученные с разных позиций, и объединяющим их в единое целое в концепции языка науки. На втором этапе развития этой концепции не меньшую сложность и противоречивость обнаруживает функционально-стилевая интерпретация и обусловленность соответствующих ключевых понятийных блоков.
Несмотря на то, что большинство исследователей ссылается на приверженность основам теории функциональных стилей В.В. Виноградова (с учетом разработок Л.В. Щербы, Г.О. Винокура, Л.П. Якубинского, В.М. Жирмунского и др.), обнаруживается обилие мнений, вплоть до взаимно исключающих друг друга концепций, по проблеме функциональных стилей (об этом подробнее см.: Федоров 1971; Одинцов 1980).
Наиболее остро этот вопрос ставится в сфере терминоведческих исследований, где до сих пор дискутируются проблемы квантитативных и квалификативных параметров основных стилевых функций в коммуникативно-гносеологическом, когнитивном акте, соотношения с этими функциями базовых языковых (речевых) стилей; субстанциональности отдельных элементов научного языка как носителей стилистических функций; корреляции и/или идентификации концептов «стиль языка» ~ «стиль речи» ~ «стиль языка/речи» в преломлении к научной сфере и др.
Всё это актуально для новой исследовательской парадигмы, характеризующейся пристальным вниманием к коммуникативно-прагматическим аспектам реализации деятельностного принципа; к вопросам зон контактности прагматики и стилистики (научной речи); к прагматическим основам метаязыка научного стиля изложения и системы терминов как единого функционального «панно» и т. п.
При интерпретации стиля: 1) как разновидности языка, характеризующейся особенностями в отборе и организации языковых средств, обусловленных коммуникативными интенциями; 2) как применения, использования языкового стиля в данной речевой сфере (стиль речи: устной или письменной); 3) как системно и функционально организованной совокупности приемов использования средств языка для построения речи; 4) как «вида речи, употребляемого людьми в типовой общественной ситуации, называемого стилем речи или функциональным стилем речи…» (Степанов 1994: 15); 5) как функциональной разновидности литературного языка и т. п. – обнаруживаются обширные зоны синкретизма, базирующегося на фундаментальных языковых функциях и организующем принципе в специфичном отборе и применении элементов языка. Существенно, что в основе понятия «стиль» лежит особое, специфическое отношение средства (совокупности средств) выражения к выражаемому содержанию, имманентно представляющее его оценку. В этой связи релевантно указание на три важнейших стилистических фактора (маркёра): «исходный язык, авторская индивидуальность и функциональный объект» как целеустановка, связанная с условиями и адресатом речи (Матезиус 1967: 465–466).
Функциональные стили как жанровые стили определенных сфер человеческой коммуникации, в том числе и научной, рассматриваются некоторыми исследователями (Киуру 1995: 223) через концепцию речевого произведения (жанра), опирающуюся на его интерпретацию как «высказывание, ограниченное сменой речевых субъектов» (Бахтин 1979: 240). Актуально в данном разрезе исследование типов (жанров) текстов научных, которые «пересекаются» с функциональными стилями и выделяются по сходным признакам.
С учетом бесконечного разнообразия научных текстов и различий между разными видами научного изложения выделяется понятие «многостильности» научной речи и «становится возможным говорить о разных уровнях единого функционального стиля: научной речи» (Чаковская 1990: 17). С.В. Ракитина определяет научный текст как явление речевого характера, речетворческое произведение (2006: 14). Исследователь отмечает: «В отличие от научного текста как статического речевого образования, дискур соотносится с познавательным процессом, научной деятельностью, в рамках которой важное место занимают когнитивные образования (структуры)» (Ракитина 2006: 146).
Примечательно понимание корреляции, взаимозависимости аспектов теории функциональных стилей и концепции языков для специальных целей как «неких особых регистров в составе функционального стиля сообщения»; «терминологии как особой сферы регистра функционального стиля сообщения и, шире, специальной лексики в составе национальных языков» (Комарова, Липгарт 1993: 24–26). С данной позицией соотносится мысль о реализации типов речи «в одном из трех основных функциональных стилей: в функциональном стиле сообщения, в функциональном стиле воздействия и в прагматическом стиле учебного пособия» (Гвишиани 1986: 230). Релевантен тезис о том, «что язык науки на базе данного национального языка является одновременно и определенной разновидностью этого языка, и реализацией особого способа общения, соответствующего данному функциональному стилю…» (там же: 246).
Подчеркнем, что термины «функция сообщения» (реализуется в стиле научного изложения) и «функция воздействия» (реализуется в стиле художественной литературы), а также «стиль сообщения» и «стиль воздействия» в определенной мере условны и каждый из них может употребляться как в узком, так и в широком смысле: «язык и „распадается“ на отдельные стили и вместе с тем сохраняет свое единство» (Будагов 1989: 54).
Кардинальная дистрибуция функциональных стилей признается и в зарубежной лингвистике: «общепризнано, что бесконечное многообразие функциональных стилей может быть сведено к основной дихотомии: интеллективная функция (стремящаяся к передаче строгой информации о предмете) и функция воздействия, находящая наиболее полное выражение в художественном творчестве. Это деление может быть объяснено двумя основными тенденциями в развитии языка: информативно-коммуникативной тенденцией (язык науки) и эмотивно-оценочной тенденцией (язык художественных произведений)» (Ogden, Richards 1936: 149).
