Фуцзянь и Чжэцзян на восточном побережье всегда были изолированы от остальных районов страны. Это особенно касается Чжэцзяна, куда легче было добраться морем, чем по суше, и который до недавнего времени не имел железнодорожного сообщения с остальными районами. Обе провинции отличает наличие высоких скалистых гор в центре и небольших плодородных равнин в устьях рек на побережье. Высокая плотность населения на этих равнинах вынуждала людей переселяться в другие районы. Миллионы китайцев – выходцев из Фуцзяни сейчас проживают на Тайване, в Индонезии, Малайзии и на Таиланде. Они составляют большинство китайцев-эмигрантов. «Лишнее» население Чжэцзя-на предпочло двинуться на север, на богатые земли побережья Янцзы, и современный Шанхай, расположенный в устье Янцзы, является чуть ли не колонией поселенцев из Чжэцзяна.
На этом природном фоне и развивается история китайского народа. Сразу же становится ясно, что хотя Китай и превратился в огромное единое государство – империю с двухтысячелетней историей, – тем не менее географические особенности мало способствовали такому развитию событий. Можно даже сказать, что топография Китая с ее естественным делением страны горными цепями скорее могла бы привести к возникновению и росту отдельных государств с населением, схожим по внешним данным, но различающимся языком и культурой. Возможно, основным фактором, препятствующим такому развитию событий, явился тот факт, что территория, включающая северные равнины и долину Янцзы, была достаточно большой и однородной по составу населения, чтобы распространить свое влияние на весь современный Китай. Провинции Шаньдун, Хэбэй, Хэнань, Шаньси и Шэньси расположены по соседству друг с другом и большей частью разделены только реками, которые, тем не менее, скорее соединяли, чем разделяли их. Это означало, что любое государство, контролирующее этот большой регион протяженностью более чем 700 миль с запада на восток и примерно столько же с севера до долины Янцзы, оказывалось сильнее, чем любой возможный союз других китайских государств, и стремилось подчинить соседей своему влиянию.
В течение нескольких веков, начиная с 481 года до нашей эры, северный регион был поделен между многими государствами, чаще всего враждовавшими между собой. Неудивительно, что именно в этот период образовалось несколько южных монархических государств, которые некоторое время могли оставаться независимыми и даже бросать вызов северному доминиону. Идея о том, что между Северным и Южным Китаем существовало принципиальное различие и что их союз был случайным, а разрыв неизбежным, приобрела распространение на Западе в переходный период после падения династии Цин в 1912 году. Этот принцип не находит подтверждения в истории Китая и возник как следствие неких временных обстоятельств. Поскольку идеи республиканцев-революционеров получили наибольшее распространение в Кантоне, а выходцы из Кантона составляли большинство китайцев-эмигрантов, то южане, казалось, должны были быть более подвержены всяческим модным веяниям, чем их северные соседи, которые в основном оставались равнодушными ко всем новым течениям. Так оно и было некоторое время. По мере того как распространение современных идей и технологий на юге и на севере стало идти примерно равными темпами, кажущееся преобладание выходцев из Кантона в революционном правительстве сошло на нет. Наличие больших трудовых и сырьевых ресурсов на севере восстановило баланс сил, который традиционно существовал в Китае.
Периоды, когда объединенным Китаем правили южные властители, были редкими и непродолжительными. Все династии, находившиеся у власти по многу лет, правили на севере, даже если были выходцами с юга.
Таким образом, отдельные мононациональные государства практически не имели шансов на выживание и дальнейшее развитие, пока север страны был объединен под сильным единым руководством. Наибольшие шансы на самостоятельное развитие имели западные провинции: Ганьсу, Шэньси, Сычуань и Юньнань. При этом Ганьсу всегда являлась объектом набегов татаромон-голов и была слишком слабой, чтобы долгое время отстаивать свою независимость. Шэньси, расположенной на реке Вай, притоке Хуанхэ, вследствие географического положения было выгоднее попытаться установить свое господство над восточными равнинами, а не оставаться в изоляции. Именно это определило роль провинции на многие века. Именно из Яньнани, что на севере Шэньси, началось распространение коммунизма в Китае, пока коммунисты не смогли установить военное господство над восточными равнинами и, следовательно, над всем Китаем. Первая империя, объединившая Китай, возникла на месте царства Цинь в провинции Шэньси.
Сычуань, отгороженная от остальных соседей горами с севера, тибетским массивом с запада и Янцзы с востока, очень часто, как и в последней войне, оказывалась прибежищем уходящих режимов, которые теряли контроль над Восточным Китаем. Эта богатая и плодородная провинция, способная прокормить многочисленное население, однако, никогда не становилась центром власти, не стремилась поработить соседей – возможно, потому, что ее жители были слишком обеспечены, чтобы стремиться двигаться куда-то еще. По этой же причине жители безропотно отдавали власть в руки любого сильного правительства с севера. Юньнань же была слишком отдаленной провинцией, чтобы претендовать на власть над обширными территориями, и слишком разобщенной, чтобы сохранять собственную независимость. В течение нескольких веков в Юньнани существовало хорошо организованное, независимое от Китая царство, но под сильным китайским влиянием, прежде всего культурным, государство не могло расширяться, в результате царство вошло в состав Китайской империи.
На всей территории «Китая восемнадцати провинций» большая часть населения говорит на нормативном китайском, но на юго-востоке страны (на карте этот регион выделен темным цветом) существует много диалектов. На Тибете, в Синьцзяне и Маньчжурии традиционно жили представители национальных меньшинств, однако именно китайские поселенцы сейчас составляют костяк жителей Маньчжурии
Долина Янцзы, большая и богатая, также, возможно, была центром могущественного царства; это было во времена европейской античности. Реки обеспечивали сообщение между всеми провинциями, расположенными в долине. Земля здесь плодородная, она не подвержена наводнениям и засухам. Однако долина Янцзы из-за своей большой протяженности была уязвима для нападений с севера. Отдельные режимы, базировавшиеся в Нанкине, традиционной столице провинций бассейна Янцзы, могли существовать, лишь пока на севере был период разобщенности. В более ранние периоды истории незащищенность и уязвимость этого региона частично объяснялись тем, что Центральный Китай, как и южные территории, был менее заселен, чем северные районы. Колонизация и заселение провинций долины Янцзы были длительным процессом. Только когда он завершился в XII–XIII веках, и когда одновременно север подвергся нападению кочевых народов, центральный регион сумел сравниться по влиянию с севером. Он приобрел экономическое преимущество, которое сумел сохранить, однако современное развитие сырьевой базы севера свидетельствует о том, что старое соотношение сил будет восстановлено.
Прибрежные провинции Южного Китая не являлись частью собственно Китая до начала I века до нашей эры. Их население было родственно вьетнамцам. Эти провинции вошли в состав Китайской империи во время правления династии Хань в I веке до нашей эры, но, по сути, оставались колонией Китая в течение нескольких последующих веков, пока большой приток туда китайцев в период правления династии Тан (в VII–X веках нашей эры) не привел к окончательной ассимиляции местного населения.
До сих пор кантонцы, в отличие от остальных китайцев, называют себя «люди Тан», а не «люди Хань» (а именно так называют себя китайцы). Хотя все еще сохраняются некоторые различия в культуре и используются различные диалекты китайского языка, на субконтиненте никогда не существовало условий для развития отдельных наций. Несмотря на очевидное разнообразие, топография Китая скорее способствовала объединению земель, и развитие китайской цивилизации имело тенденцию к укреплению единства и никогда не способствовало сепаратистским настроениям. Для китайцев разъединение было синонимом слабости и беспорядков, а единство означало силу и мир. Писатель XV века начинает свой знаменитый исторический роман «Троецарствие» с замечания: «Империя, долго существовавшая единым государством, стремится к распаду; а когда она распалась, снова стремится к объединению».
