И здесь в первый раз спокойствие египтянина изменило ему: голос его задрожал, хотя лицо его осталось бесстрастным.
– Но не презирайте всех моих соплеменников, – снова заговорил он. – Не все из них забыли Бога. Как вы, может быть, помните, я упомянул, что мы доверили папирусам самые сокровенные тайны нашей религии, кроме одной; об этом я и хочу теперь рассказать вам. Некогда нами правил фараон, который был привержен ко всему новому, ко всем происходящим переменам. Создавая новую государственность, он старался вытеснить из памяти людей старую. В те времена иудеи жили вместе с нами в качестве рабов. Они поклонялись своему Богу; и, когда гонения на них стали невыносимыми, они покинули страну так необычно, что это событие никогда не забудется. Теперь я буду говорить так, как это записано в наших анналах. Моисей, будучи иудеем, пришел ко дворцу фараона и стал просить позволения рабам, которых были тогда миллионы, покинуть страну. Просьба эта была сделана во имя Господа Бога Израиля. Фараон отказал. Послушайте же, что за этим последовало. Во-первых, вся вода, как в озерах и реках, так и в бочках и водохранилищах, превратилась в кровь. И все же монарх снова отказал. Тогда появилось множество лягушек, они покрыли всю землю. Фараон не соглашался. Тогда Моисей развеял в воздухе горсть пепла, и египтян поразила чума. Затем мор напал на все стада, кроме иудейских. Потом все посевы пожрала саранча. В полдень день стал ночью, столь темной, что свет лампад не мог разогнать темноту. И в конце концов однажды ночью все дети-первенцы египтян умерли; не избежал этой участи и первенец фараона. Тогда фараон согласился. Но когда иудеи ушли из нашей страны, он послал им вослед свою армию. Когда воины уже почти догнали уходящих иудеев, воды моря расступились, и изгнанники прошли посуху. Когда же преследователи двинулись вслед за ними, воды сомкнулись, и все утонули – воины, лошади, колесницы и сам царь. Ты говорил об откровении, о мой Гаспар...
Синие глаза грека сверкнули.
– Я слышал этот рассказ от одного иудея, – воскликнул он. – Ты подтвердил это, о Балтазар!
– Да, но моими устами говорит Египет, а не Моисей. Я пересказываю записи на мраморе наших храмов. Жрецы тех времен записали то, чему они были свидетелями. И тут я подхожу к самой главной, нигде не записанной тайне. В моей стране, братья, со дней того самого незадачливого фараона всегда было две религии – одна общественная, для всего народа, в которой было множество богов; в другой же царил один Бог, лелеемый только жречеством. Возрадуйтесь же со мной, о братья! Тяжкая поступь множества народов, гнет царей, все выдумки врагов, новации времен – все это пропало втуне. Как семя под горой ждет своего часа, торжествующая Истина дождалась своей поры – и она с нами ныне!
Изможденное тело индуса содрогалось от восторга; а грек воскликнул:
– Мне кажется, что сама пустыня возносит песнь небесам!
Египтянин сделал глоток из бурдюка с водой и продолжал:
– Я был рожден в Александрии, в семье правителей и жрецов, и получил обычное для моего круга образование. Но очень рано я ощутил неудовлетворение. Один из догматов нашей веры гласил, что после смерти, после распадения моего тела, душа начнет свой путь из глубины бездны до человеческой природы, высшего и последнего уровня существования; и все это вне всякой связи с поведением в земной жизни. Когда я услышал о Царстве Света персов, об их рае, лежащем по ту сторону моста Чайнват, куда могут попасть только творившие добро, то мне днем и ночью не давала покоя одна дума – я размышлял о сравнительных идеях Вечного Переселения Душ и Вечной Жизни на Небесах. Почему, если, как говорил мой учитель, Бог есть справедливость, почему же нет никакого различия между добром и злом? Со временем мне стало ясно, что смерть только точка разделения, после которой грешники обречены, а праведники восходят к высшей жизни; не к нирване Будды и не к безрезультатному покою Брахмы, о Мелхиор, но к жизни – жизни активной, радостной, вечной – ЖИЗНИ в Боге! Открытие это привело меня к новому вопросу. Почему надо было столь долго скрывать Истину в тайне ради себялюбивого утешения жречества? Все причины для такого сокрытия исчезли. Философия, по крайней мере, научила нас терпимости. Вместо Рамзеса у себя в Египте мы уже имели Рим. И вот однажды в Брухейуме, самом великолепном и населенном районе Александрии, я предстал перед толпой и стал проповедовать. Среди моих слушателей были как сыны Запада, так и дети Востока. Школяры, направляющиеся в Библиотеку, жрецы, идущие из Серапиона[11], праздношатающиеся посетители Музея, меценаты конных скачек, мои соплеменники из Ракотиса и множество других останавливались послушать меня. Я возвещал о Боге, Душе, Добре и Зле, о Небесах, о воздаянии за добродетель. Ты, о Мелхиор, застыл бы на месте; мои же слушатели поначалу послушали меня, а потом подняли на смех. Я сделал еще попытку; они забросали меня эпиграммами, осмеяли моего Бога и очернили мои Небеса издевками. Чтобы не задерживаться на этом, скажу только, что я не преуспел перед ними.
Индус печально вздохнул и произнес:
– Нет у человека большего врага, чем он сам.
Балтазар какое-то время молчал.
– Я много думал о причинах своей неудачи и наконец понял, – произнес он, снова возвращаясь к своему рассказу. – Выше по течению реки, на расстоянии дня пути от города, лежала деревенька, в которой жили пастухи и огородники. Сев в лодку, я отправился туда. Вечером я созвал народ, мужчин и женщин, беднейших из бедных. Я обратился к ним с той же самой проповедью, что и в Брухейуме. Они не смеялись надо мной. На следующий вечер я снова говорил им, и они уверовали, и возликовали, и разнесли повсюду весть обо мне. Когда я встретился с ними в третий раз, то они образовали небольшое сообщество, чтобы проповедовать эти мысли всем. Затем я вернулся в город. Спускаясь вниз по реке, под звездами, которые, казалось, сияли мне, как никогда ранее, я извлек из всего происшедшего следующий урок: начиная что-то новое, никогда не иди с этим к богатым и знатным; ступай к тем, чья чаша счастья пуста, – к бедным и униженным. После чего я разработал план и посвятил ему всю свою жизнь. Прежде всего я обезопасил все свое изрядное состояние и сделал так, чтобы оно всегда было доступно для облегчения жизни страждущих. С того дня я, о братья мои, исходил все пути вверх и вниз по течению Нила, от селения к селению, от одного племени к другому, проповедуя Единого Бога, праведную жизнь и воздаяние на Небесах. Я творил добрые дела – не подсчитывая, сколько именно. И еще я знаю, что часть этого мира созрела для принятия Того, к Кому мы направляемся.
На смуглых щеках говорившего появился румянец; но он подавил эмоции и продолжал:
– Годы, отпущенные мне, о мои братья, были омрачены одной только думой – когда я покину этот мир, что станется с тем делом, которое я начал? Окончится ли оно вместе с моей собственной кончиной? Много раз я мечтал создать организацию, как венец своих трудов. Не стану скрывать от вас и того, что я пытался воплотить это в жизнь, но потерпел неудачу. Братья мои, мир сейчас находится в таком состоянии, что человеку для того, чтобы восстановить в нем древнюю веру Мицраима, необходима поддержка не только людей; он должен не только прийти с именем Божьим на устах, но и предъявить доказательства своим словам; он должен продемонстрировать все, о чем говорит, даже Бога. Столь перегружено человеческое сознание мифами и религиозными системами; столь многих ложных божеств повсюду – на земле, в воздухе, в небесах – сотворила толпа, сделавшая их частью повседневной жизни, что возвращение к первоначальной религии возможно только по кровавой тропе, по полям гонений; поскольку очень многие заблуждающиеся предпочтут умереть, чем быть обращенными. И кто в наше время сможет вознести веру людей до такой степени, кроме как Сам Бог? Чтобы искупить грехи рода человеческого – я не имею в виду его уничтожение, – чтобы искупить его грехи, Он должен сделать одно: ОН САМ ДОЛЖЕН ЯВИТЬСЯ В МИР.
