Сказание Моисея о шестидневном творении мира в течении многих веков и тысячелетий служило камнем преткновения и соблазна для всех людей: для верующих и для неверующих, для образованных, и необразованных, для мудрых и для простых. Все соблазнялись о нем, все находили в нем массу внутренних противоречий и научных несообразностей, не признавали за ним подлинно-исторического характера и видели в нем не более, не менее, как миф или восточную легенду. Словом, ни по одному вопросу св. Писания Ветхого Завета не писали и не говорили так много, ни одно библейское повествование не подвергалось такой ожесточенной, беспощадной критике, как Моисеево сказание о творении мира.

Теперь полемика по данному вопросу потеряла свою первоначальную остроту. Шум «совопросников века сего», поднятый из-за настоящей темы, мало-помалу затих. Все, что можно было сказать за и против означенного повествования, сказано.

Пользуясь наступившей тишиной, мы подведем итоги этой многовековой борьбы за истину и учтем ее результаты. Посмотрим, куда теперь больше склоняется чашка весов – в сторону веры или против веры. И если в сторону веры, то каковы естественнонаучные данные последнего времени дают перевес вере в борьбе с неверием.

Что представляет собою библейское повествование о сотворении мира? Подлинно-историческое сказание или же миф, легенду, народную сагу?

Такие противники христианской религии, как Бюхнер («Бог и наука». СПБ. 1907 г. пер. Ф. Маркуса, стр. 41), Штраус («Старая и новая вера». СПБ. 1907 г. пер. Е. Шехтера, стр. 11–12), Додель («Моисей или Дарвин». Изд. «Трибуна», стр. 11–16), Геккель («Мировыя загадки». Москва, 1907 г., стр. 382, 245), Сендерленд («Библия, ея происхождение, развитие, и отличительныя свойства». Москва, 1908 г., стр. 10) и мн. др. утверждают, что Моисеево сказание о шестидневном творении есть ни что иное, как миф, как сказка, полная восточной красоты и прелести.

Посмотрим, можно ли согласиться с означенным взглядом.

Говорят, что библейское сказание о творении мира – миф. Но вот вопрос: откуда мог появиться среди евреев этот миф, когда мифология у евреев совершенно отсутствовала? Когда язык еврейского народа был совершенно непригоден для выражения мифологических сказаний?

Возьмем, например, показания такого знаменитого и всеми признанного семитолога, как Ренан. Он в своем капитальном произведении «История Израильского народа» пишет:

«Мифология есть искусство наделения слов жизнью. Но языки семитов не дают обширного поля для подобных персонификаций. Общая черта семитов, – это недостаток продуктивности воображения, отражающийся и на их языках. Например, каждое слово первобытного арийца насквозь пропитано мифологией, содержит в себе, так сказать, миф в потенциале. Подлежащие таких фраз, как «Его поразила болезнь, его унесла смерть, гремит гром, дождит», были для арийцев реальными существами, на самом деле воспроизводившими действия, выраженные глаголом.

Семитами же, наоборот, все действия, причина которых была неизвестна, относились к одной всеобщей причине. Все явления, особенно метеорологические, так живо интересовавшие первобытные народы, семиты приписывали деятельности одного и того же существа. Одно и то же дыхание было принципом жизни всего живущего.

Гром был голосом Бога, молния – его светом, грозовые тучи его покрывалом, град – метательными снарядами его гнева…

Корни семитских языков слишком, если так можно выразиться, материальны и грубы. Поэтому они непригодны ни для метафизики, ни для мифологии. Нас положительно удивляют затруднения в еврейском языке в терминологии простейших философских идей книги Иова и Экклезиаста. Яркий материальный образ выражения семитических языков теряет свою гибкость при выражении и развитии отвлеченных понятий и препятствует тонкой нюансировке идей.

Не менее удивительна полная невозможность выразить на семитических языках мифологические и этические концепции арийских народов. Бесплодны всякие попытки представить себе, во что обратятся поэмы Гомера и Гесиода при переводе их на еврейский язык. Не только способ выражения, но и самое мышление семитов, носить глубоко монотеистический характер. Чуждая семитам мифология обращается в их устах в плоский протокольно-исторический рассказ» (Э. Ренан. «История Израильского народа». т. 1-й СПб., изд. Глаголева, 1907 г., стр. 54–56).

Итак, согласно глубоким знатокам семитического языка и литературы (знаток арабской литературы Дози в своем сочинении о мусульманстве пишет: «У арабов никогда не было такой мифологии, как у индийцев, греков, скандинавов и др.». С этой характеристикой согласен и наш отечественный ученый А. Е. Крымский См. труды по востоковедению, изд. Лазаревским Инетитутом Восточных языков, вып. XII «История Мусульманства» ч. 1-я. Москва, 1905 г., стр. II), у семитов мифология совершенно отсутствовала. А если так, то, значить, и в еврейском сборнике религиозных сказаний, т.е. в Библии, нет мифов, а есть только подлинно-исторические повествования.

Но если, у самих евреев не было мифологических сказаний, говорят нам враги христианской веры, например, Делич («Вавилон и Библия». Москва, 1907 г. Изд. «Свет», стр. 21–22), то они легко могли позаимствовать их у соседей, например, у ассиро-вавилонян, у которых миф о творении мира до мелочей сходен с библейским повествованием.

Действительно, ассиро-вавилонское сказание о происхождении мира несколько напоминает собою библейское повествование. Этого нельзя отрицать. Но нельзя согласиться с тем, будто бы евреи позаимствовали свою космогонию у ассиро-вавилонян. И нельзя согласиться вот почему: в основе ассиро-вавилонского сказания лежит дуализм, в основе же Моисеева сказания – монотеизм. У ассиро-вавилонян мир произошел благодаря борьбе двух богов – доброго (Мардука) и злого (Тиамата), у евреев же мир представляется творением единого, вечного Бога. Если же основы сказания различны, даже противоположны, то о существенном сходстве и заимствовании не может быть и речи (Германский Император Вильгельм II собрал все доводы за и против Делича, подвел итог им и пришел к тому заключению, что большинство ученых против Делича в означенном вопросе. См. брошюру Вильгельма, появившуюся в переводе на русский язык: «По поводу доклада Делича „Библия и Вавилон'», 1907 г.).

Еще одно слово. Раз Моисей не позаимствовал сказания о сотворении мира у ассиро-вавилонян, значит, он ни у кого не заимствовал его, так как ни у одного из древних народов нет сказания подобного тому, какое изложено в Библии на первой странице книги Бытия (подробный разбор всех старых теорий о мифическом легендарном характере Моисеева сказания см. в брошюре проф. Киевской Академии С. Песоцкого «К вопросу об историческом характере Моисеева сказания о творении мира». Киев, 1898 г.).

Таким образом, исторический характер и самобытность библейского повествования о сотворении мира в настоящее время для беспристрастных исследователей Библии стоит вне всякого сомнения.

Теперь перейдем к частностям.

«В начале Бог сотворил небо и землю».

Мир не вечно существует. Он появился во времени, т.е. было время, когда его не было. Так учил Бытописатель Моисей, так учили пророки, то же самое возвестил миру Христос Спаситель. Так веровали во все времена иудеи, так веруем и мы, христиане.

Но противники Библии стараются разрушить веру и в это. Они говорят:

«Естествоиспытатель наших дней сказал бы: Вселенная не имеет начала и конца, она бесконечна во времени и пространстве» (Проф. Додель: «Моисей или Дарвин», стр. 13).

Посмотрим, действительно ли это правда. Действительно ли естествознание против библейского учения о конечности мира во времени и пространстве.

В 1909 году на русском языке вышла книга Карла Снайдера «Картина мира в свете современного естествознания» (пер. с немецкого под ред. проф. Б. Завьялова), книга эта говорит об открытиях и гипотезах в области естествознания за последние десятилетия. В ней, между прочим, есть глава, озаглавленная вопросом «Безграничен ли мир?» И вот в этой главе автор, подробно изучивший естественнонаучные изыскания последнего времени, дает такой ответ на выше поставленный вопрос.