Как все это несправедливо, молча негодовала Розалинда, не забывая менять влажную тряпицу на пылающем лице Клива. Все несправедливо! Джайлс не должен был умирать. Почему так страшно должна была оборваться жизнь Нелды и рыцарей лорда Огдена? За какие грехи ей выпала такая кара – стать невольной виновницей и свидетельницей этой резни? А бедный Клив…

Паж застонал, заворочался и вдруг принялся неистово молотить воздух одной рукой, борясь с незримым противником, но Розалинда схватила его руку и прервала бой, рожденный воспаленным мозгом юноши.

– Берегитесь! – простонал тот в бреду. Одинокая слеза проступила сквозь плотно сжатые веки и потекла по щеке. – Берегитесь, миледи!

Потом глаза его раскрылись, и Клив уставился на свою госпожу так, словно она была одним из тех самых призраков, которых он опасался.

– Тише, тише, – мягким голосом урезонивала Розалинда юношу. Она обмакнула лоскут ткани, вырезанный из подола сорочки, в полуразбитый кувшин, который нашла среди развалин и наполнила водой из колодца, и вытерла пот с лица юноши. Несмотря на холод весенней ночи, Клив весь горел. Розалинда знала, что скоро его начнет бить озноб. Господи, почему же она не поискала в лесу вербены, пока еще было светло! Она могла бы заварить для Клива чай против лихорадки. Еще можно было бы приготовить примочку из обычного подорожника или припарку из лопуха. Но она не подумала об этом, торопясь найти укрытие, чтобы спастись от убийц.

Как только рассветет, она все же рискнет выбраться наружу. Пусть только заря разгонит эту давящую ночную тьму, она что-нибудь предпримет: надо же как-то помочь Кливу! Она сделает все, что в ее силах!

И вот наконец восточный край неба приобрел сначала призрачно-серый, а затем лиловато-розовый оттенок. Розалинда замерзла и устала. Все мускулы затекли за те долгие часы, которые она провела склонившись над раненым юношей, веки воспалились, и перед глазами все плыло. Но лишь только окружающие предметы стали проступать из темноты, Розалинда поняла, что пора действовать. Изнуренный лихорадкой, Клив забылся беспокойным сном и только изредка что-то бессвязно бормотал, пытаясь улечься поудобнее. Поднявшись на ноги, Розалинда набросила на пажа свой плащ и заботливо подоткнула его со всех сторон. У нее самой зуб на зуб не попадал от холода, но делать было нечего. Осторожно оглянувшись, она выбралась на двор замка.

Разрушенный замок не производил впечатления грандиозной постройки: Розалинда ясно различала места, где располагались главная башня, крепостные стены и часовня. Направляясь к обвалившейся надвратной башне, она снова от души пожалела, как жалела не раз на протяжении этой ночи, что новый король Генрих Второй столь неукоснительно выполнял свое решение сровнять с землей все самовольно построенные замки. Если бы лорд Медвин и его жена не оставили одновременно сей бренный мир, то бандиты вряд ли чувствовали бы себя так привольно в окрестностях замка.

Печален был вид груды обугленных бревен там, где некогда стоял дом и жили люди. Вдруг мелькнувшая в голове мысль заставила Розалинду остановиться: любая уважающая себя хозяйка обычно имеет в своем распоряжении «сад целебных трав» и выращивает там лекарственные травы и зелень для различных приправ. И конечно какие-то из этих растений должны были сохраниться.

Ей не потребовалось много времени, чтобы найти одичавший садик. Среди молодых побегов вербейника, горчицы и крапивы уцелела стойкая поросль трав, употребляемых в кухне каждого замка. Здесь не нашлось подорожника, но зато росли пастушья сумка и зверобой. А если поскоблить и растереть внутреннюю часть коры липы, то получится даже лучшая припарка, чем из сушеных листьев бессмертника, которые она везла в обозе.

Розалинда чувствовала себя несравненно бодрее, возвращаясь к раненому с этой добычей, хотя она очень озябла, а под ложечкой сосало от голода. Теперь с Кливом будет все в порядке – уж она об этом позаботится. А потом они как-нибудь отыщут дорогу в безопасные места. Не вечно же их будет преследовать злой рок, подбодряла она себя, откидывая со лба прядь безнадежно спутанных темных волос.

– Вам нельзя уходить отсюда!! – запротестовал Клив. Он собрался было привстать, но Розалинда быстро вернула его обратно на подстилку из листьев, которую она для него соорудила.

– Не сидеть же нам тут обоим, – резко возразила она, однако сразу оставила сердитый тон, как только заметила гримасу боли на лице пажа. – Одному из нас придется пойти за помощью, и ясно, что не тебе, – объяснила она уже более рассудительно.

– Это опасно! – воскликнул он и понурился, вынужденный признать ее правоту.

– Да, – согласилась Розалинда. – Конечно опасно. Но подумай, Клив, что нам еще остается? Идти ты не можешь, и кто знает, что могут натворить эти головорезы? Кроме того, нужно известить местные власти об этом кровавом злодеянии.

– Но и вам нельзя бродить по здешним дорогам, – стоял на своем Клив. – Вдруг эта шайка захватит вас и станет требовать выкуп у вашего отца?

– Отсиживаться здесь до скончания веков мы тоже не можем, – спокойно ответила Розалинда. – Во всяком случае, я уже приняла решение. Я возьму твой плащ вместо своего. Я вся в грязи, платье изодрано в клочья, волосы растрепаны – в таком виде я сойду за обычную бедную крестьянку.

– А вы полагаете, что бедной крестьянке встреча с бандитами ничем не грозит?! – вскричал паж, утратив всякое самообладание. – Может быть, они и не убьют вас, но могут сотворить с вами кое-что похуже.

Розалинда собралась было ответить, но запнулась, внезапно осознав, что, имел в виду паж. Она достаточно наслушалась в замке всяких ужасов, чтобы не ошибиться.

– Ой, я… я понимаю. – Розалинда, испуганная и растерянная, поникла головой.

– Теперь вы и сами видите, что вам нельзя идти, – вздохнул юноша, всем видом показывая, что говорить больше не о чем.

– Нельзя, да надо, – откликнулась Розалинда дрожащим голосом. – Бог даст, негодяи уже далеко отсюда. Я буду очень осторожна, обещаю тебе. Скорее всего никто вообще не обратит на меня внимания.

Клив насупился и легонько покачал головой:

– Вам хотелось бы, чтобы это было так, вот вы и уговариваете себя. Но посудите сами, миледи, вам стоит только разок взглянуть на человека, чтобы он запомнил ваше лицо на всю жизнь. Этот маскарад продлится недолго.

Отмахнуться от слов пажа Розалинда не могла бы при всем желании. В глубине души она знала, что Клив прав. Хотя сама Розалинда была не слишком высокого мнения о своей наружности, в последние годы она все чаще замечала, что встречные мужчины провожают ее долгим взглядом. Более того, сколько она себя помнила, все обращали внимание на ее глаза. Таких глаз, как у нее, больше ни у кого не было. Это казалось благословенным даром судьбы, но сейчас могло сослужить дурную службу.

С самого раннего детства она привыкла к тому, что люди считали ее глаза какой-то редкостной диковинкой: светло-зеленые, с золотистыми искорками, они в довершение ко всему были окаймлены ярко-синим ободком. Ходила молва, что во время обряда крещения священник трижды повторил благословение, чтобы отогнать злых духов. Ведь дьявол может смотреть на мир и очами младенца – так он и сказал. Однако, когда Розалинда подросла, глаза стали лучшим ее украшением. Юноши провозглашали себя ее рыцарями и слагали песни, превознося красоту ее глаз. Но как бы ни воспринимали люди эти необыкновенные очи – как опасную странность или как чудо красоты, – в любом случае их невозможно было забыть.

После нескольких мгновений колебания Розалинда снова обратилась к Кливу:

– Я надвину на глаза капюшон, голову наклоню и буду смотреть в землю. – Она вздохнула, встала на ноги и протянула руку за грубым коричневым плащом Клива. – Так будет лучше всего.

Клив молча глядел на ее приготовления. Розалинда бросила взгляд в его сторону, но вид бледного, страдальческого лица, обычно столь оживленного, заставил девушку быстро отвести глаза. У нее было такое ощущение, как будто она бросает бедного мальчика на произвол судьбы, хотя ее саму терзал томительный страх перед неизвестностью, которая могла ее ожидать. Опасности подстерегали ее на каждом шагу, но уж совсем глупо было бы сидеть сложа руки,