Розалинда прикрыла глаза и крепче уцепилась за перекладину, набираясь сил. Потом глубоко вздохнула и, обратившись к Пречистой Деве с горячей мольбой о заступничестве, повернулась и взошла вверх по ступеням.

– Ну-ну, что тут за молодушка объявилась? – насмешливо приветствовал девушку мэр, когда та ступила на помост. – Давай-давай, подходи поближе, – поторапливал он ее, в восторге оттого, что ему удалось так ловко попотчевать публику еще одной забавой.

Когда Розалинда остановилась перед ним, он откинул капюшон с ее головы, выставив на всеобщее обозрение растрепанные темные волосы и измазанное, растерянное лицо.

– Ну что? Туговато с ухажерами? – упражнялся в остроумии мэр к неописуемому удовольствию ликующих зевак. Не дождавшись от Розалинды ответа, он подтолкнул ее вперед, ближе к приговоренным.

– Ну, кто же тебе приглянулся, моя юная новоиспеченная невеста? Которому из этих почтенных женихов ты готова отдать свое любящее сердечко?

– Сердечко-то им вроде ни к чему, – закатился хриплым смехом какой-то пьянчуга. – Им подавай кое-что другое!

– Коротышку выбирай! – завопила престарелая советчица. – С ним тебе легче будет управляться!

– Да уж ясно, что не того громилу! Такую хилую, как ты, он в постели на кусочки разорвет! – предостерегла другая.

– Зато тебе он был бы в самый раз, – немедленно съязвили злопыхатели.

Свист, улюлюканье, визг, хриплый хохот и кошачьи вопли разбушевавшейся толпы сливались в общий рев. Еще бы! Праздник не ограничился только пьяной гульбой, а достойно завершался двумя дармовыми развлечениями – обручением и публичной казнью. То был день, о котором жители Данмоу долго будут вспоминать с большим удовольствием! А Розалинде казалось, что все происходит в страшном сне, слишком страшном, чтобы быть явью.

Не обращая внимания на издевательские выкрики и непристойные советы сквернословов, Розалинда брезгливо высвободила плечо от бесцеремонной хватки мэра и отодвинулась от него. Теперь она оказалась прямо перед тем разбойником, чей вид и побудил ее решиться на столь безумный шаг.

Розалинда медленно подняла на него глаза и замерла в совершенном ужасе. Он был таким огромным! Таким могучим и таким опасным! Пока ее робкий взгляд путешествовал вверх от ступней и, икр, затянутых в высокие, почти до колен, сапоги, и дальше – вдоль мускулистых бедер, прикрытых остатками того, что было некогда штанами из тонкого полотна, – ее страх нарастал с каждой секундой.

Ей никогда раньше не доводилось встречать человека, похожего на него: звериной силой были отмечены и его великолепное тело, и горделивая осанка. От его туники осталась едва ли половина, равно как и от рубашки, и сквозь дыры виднелась кровоточащая ссадина на груди. Мускулы связанных рук бугрились от напряжения – узник, похоже, не отказался от попыток разорвать толстую веревку.

Не в силах больше выносить нарастающий ужас, Розалинда осмелилась наконец взглянуть в лицо своему избраннику.

Она и сама не знала толком, чего следует ожидать. Он оказался моложе, чем она предполагала, – возможно, лет на десять старше ее. Конечно, он был грязен. Омерзительно грязен. Нечесаные волосы прилипли к голове – невозможно было определить их истинный цвет. Рот сурово сжат. Нос прямой, за исключением небольшого изъяна, видимо, из-за давнего перелома. Однако в целом, если его отмыть и приодеть, его внешность не оскорбила бы ничьих глаз.

Но все это не имело никакого значения для Розалинды. Он был вором и убийцей, но в то же время – по странной прихоти судьбы – единственным человеком, способным ей помочь. В ее власти спасти ему жизнь. Отплатит ли он ей добром за добро? Ответ на этот вопрос она и хотела прочесть, взглянув ему в глаза.

Но в этих глазах полыхала такая ярость, что Розалинда невольно отшатнулась. Он с радостью придушил бы ее, подумала Розалинда, не в силах отвести от него взгляд, в котором читалось все – и страх, и надежда, и отчаяние… Потом он заговорил, хотя его речь скорее напоминала тихое угрожающее рычание:

– Сгиньте, мадам. Мне не нравятся ваши игры!

А речь у него правильная, и все зубы целы, непроизвольно отметила Розалинда. Она резко тряхнула головой, стараясь сосредоточиться на более насущных делах.

– Это не игра, – тихо, но настойчиво возразила она.

Но узник только недоверчиво приподнял прямые брови:

– Тогда что? Что за блажь такая – искать мужа у виселицы…

– Ну что, тебе этот человек пришелся по вкусу? Черный Меч? – поторопил ее мэр с ответом, не решаясь, однако, подходить слишком близко. – Знаешь, ты могла бы выбрать и кого-нибудь другого, более покладистого.

Толпа покатилась со смеху, а мэр замолчал, чтобы принять еще глоток горячительного из меха.

– Я хочу его, – твердо заявила Розалинда, вглядываясь в человека, о котором знала только то, что его прозвище – Черный Меч.

Она искала в его лице хоть какой-то знак, который подтвердил бы, что она приняла правильное решение, хоть какое-то основание верить, что она не предала себя в руки самого дьявола. Но на лице несговорчивого гиганта, твердом, как гранит, застыло то же непреклонное выражение, как и в ту минуту, когда он сам шагнул к подготовленной для него виселице. Неужели он предпочитает виселицу женитьбе на ней, в растерянности спрашивала себя Розалинда. Неужели он настолько потерян для этого мира, что сам готов идти навстречу смерти?

Но если он умрет, то и ее с Кливом ждет верная смерть!

Тогда в Розалинде вспыхнул гнев, страстное негодование против всего, что уготовила ей судьба, но больше всего – против этого ужасного человека.

– Я выбираю тебя! – сверкая глазами, в бешенстве процедила она. Не давая ему времени опомниться, Розалинда вцепилась в его грязную тунику, сжав ткань в маленьком кулачке. – У тебя нет другого выхода. Кроме смерти, конечно… – Слова застряли у Розалинды в горле, когда она встретила взгляд его холодных, бесцветных глаз.

Между ними словно искра проскочила – его самолюбие и злость сшиблись с ее гордостью и гневом. Жар его тела едва не обжигал ей пальцы сквозь ткань туники, которую она не выпускала. Она бы и рада была метнуться прочь от него, оградить себя от этого бешеного изгоя, от этого исчадия ада, но на чаше весов лежала ее собственная жизнь. И вопреки инстинктивному желанию бежать она бестрепетно выдержала его взгляд, источающий ледяную ярость.

И мужчина уступил, хотя не было произнесено ни слова. Розалинда сама затруднилась бы сказать, как он дал ей это почувствовать. Он стоял все в той же напряженной позе. Выражение лица не смягчилось ни на йоту. Но что-то изменилось в глазах. Может быть, какое-то мерцание. Иной свет.

Но на Розалинду снизошло мгновенное и безоговорочное облегчение, словно в эту долю секунды он каким-то непостижимым образом уже спас ей жизнь. Она разжала кулак и перевела дух; сама того не сознавая, она даже не вздохнула ни разу, пока длился их безмолвный поединок.

Мэр подошел к ним вплотную, толпа свистела и топала от нетерпения, но Розалинда ничего не замечала. Она не отрываясь смотрела в лицо человека, стоящего перед ней. Только теперь она разглядела, что его глаза, казавшиеся ей ледяными и бесцветными, в действительности имеют необычно чистый серый цвет.

– Они желают вкусить блаженство брака! – громогласно объявил

Мэр, обращаясь к людям, сгрудившимся около виселицы. – Блаженство брака!

В ответ на это заявление вся площадь взвыла так, что Розалинда

Заткнула уши, боясь оглохнуть. В этом вопле не было ничего человеческого – так воют голодные волки. Обуреваемая противоречивыми чувствами – страхом и облегчением, тревогой и надеждой, – Розалинда стояла перед безумствующей толпой.

– Обручить их! Обручить их! – неслось со всех сторон. Однако к этим воплям тут же примешались другие:

– Повесить их! Повесить их!

В конце концов вопли сторонников обеих потех слились в единый адский хор, и Розалинде уже чудилось, что оба приговора в равной мере относятся к ней самой.