Отец с сыном расхохотались и обнялись на прощание.

- Только ночевать у Лао не надо, — нежиданно прибавил отец шопотом.

- Почему?

- Не спрашивай. Просто не ночуй у Лао и все.

Если сказка подобна дороге со всеми ее извивами, спусками и подъемами, то сейчас, мой читатель, мы на развилке.

Поедем налево — и сын в точности выполнит наставления отца: к духану Лао прибудет около полудня, вкусно отобедает рыбой и, не задерживаясь, отправится в столицу. Там он успешно сдаст экзамен, а потом трудолюбием и усердием проложит себе дорогу к посту наместника императора в провинции Ши. В положенный срок он возьмет себе в жены девушку из благородной семьи. В положенный срок у них родится сын, который, повзрослев, решит ехать в столицу держать экзамен на должность, и наместник, вспомнив отца, посоветует ему отведать рыбу в духане Лао у моста через Белую реку и ни в коем случае не останавливаться там на ночь…

А если мы с тобой, читатель, выберем другой путь, то будущий наместник императора в провинции Ши увидит огоньки в окнах духана Лао ненастным вечером и что случится дальше — никто не знает… Так куда поворачиваем?.. О, ты улыбаешься! Да, да, я немного слукавил: если сказка и подобна дороге, то это одна-единственная дорога и все развилки на ней обманные.

Тогда прислушайся, читатель. И сквозь завывания ветра и шум дождя до тебя донесется шорох бамбуковых зарослей на берегу Белой реки, и звук шагов одинокого усталого путника, приближающегося к духану старика Лао. Сам ли это будущий наместник императора в провиции Ши, или его сын, или сын его сына, или, может быть, его отец — я не знаю, да и не так это важно, согласен? Призывно светятся окошки духана, ветер доносит аромат жареной рыбы, путник невольно сглатывает слюну и ускоряет шаг. Давай и мы поспешим следом.

Старик Лао приветливо встречает запоздалого путника, усаживает поближе к огню, вручает пиалу горячего чая.

- Сейчас принесу рыбу, — говорит духанщик, — Я как раз собирался ужинать.

Путник окидывает взглядом комнату. Похоже, он тут единственный посетитель и значит Лао собирается отдать ему свой ужин.

- О, не беспокойтесь, — говорит путник, — Кушайте. Я подожду.

- Никакого беспокойства, — успокаивает его Лао, — Гость в дом — радость в дом. Я всегда готовлю на ужин ДВЕ порции: вдруг кто-нибудь придет. У меня и комната для ночлега имеется… Ведь вы останетесь на ночлег?..

- Да, конечно, — отвечает путник, — Куда в такой дождь?

И Лао улыбается и кланяется гостю.

За едой духанщик распрашивал и сам рассказывал.

Изумительно приготовленная рыба просто таяла во рту, путник не уставал восхищаться, а Лао все подкладывал новые куски, да подливал чай. А потом повел гостя по дому: показал ему кухню и кладовые, и балкон над рекой, откуда он ловит рыбу.

- А зачем далеко ходить? — улыбался духанщик, — Река, она везде одинаковая… Так как, вы сказали, зовут вашего дядю?

"Зачем ему это знать? — с легким удивлением подумал путник, но усталость и сытость заглушили сомнения. — Наверное, ему просто поговорить не с кем. Днем только успевай поворачиваться, ведь даже из столицы приезжают отведать его замечательной стряпни, а вечером тут никого не бывает… Интересно, почему отец не советовал оставаться у Лао на ночлег?.." Тут гость зевнул, и духанщик всплеснул руками.

- Что ж это я?! Совсем заболтался. Пойдемте, покажу вашу комнату.

Наутро путник проснулся весь разбитый, кровать только первый взгляд показалась мягкой и удобной. Громко хлопнула входная дверь.

"Куда это Лао пошел?" — подумал путник и, приподнявшись, выглянул в низкое окно. От духана быстрым шагом удалялся человек, но это был не Лао, а кто-то показавшийся путнику смутно знакомым: и одежда на нем была знакомая, и узелок на плече, и прихрамывал он совершенно знакомым образом. "Если бы я не лежал сейчас на кровати, то подумал бы, что вижу себя!" — усмехнулся путник, потирая глаза. Вдруг он замер, как пораженный громом, и с ужасом уставился на свои руки. На свои руки старика с серой дряблой кожей, с опухшими в суставах пальцами, с заскорузлыми желтыми ногтями.

Духанщик Лао оказался колдуном и вором! Пока доверчивый путник спал, он украл не только его одежду, но и тело. "Так вот зачем он выспрашивал! Он теперь будет выдавать себя за меня," — догадался путник и бросился в погоню. О, легко сказать — бросился! Доставшееся юноше тело, тело старика, было способно едва ковылять, но и это не все. Духан словно сговорился со своим хозяином: дверь комнаты не хотела открываться; из стен повылазили сучки, мертвой хваткой цепляющиеся за одежду; циновки, устилающие пол, вдруг начинали скользить под ногами, а половицы разъезжались в стороны или проламывались. Когда же путник все-таки выбрался во двор, похитителя и след простыл, растаял в тумане, окутывающем Белую реку и мост, и берега. Путник пробовал идти наугад, но куда бы он ни шел, рано или поздно, опять утыкался в распахнутые двери духана, а туман все не рассеивался и время словно застыло…

Среди столичной знати, среди торговцев и чиновников умение Лао готовить блюда из рыбы ценилось очень высоко. Многие даже специально посылали слуг, чтобы те привезли к столу запеченую или отварную, тушеную или маринованую, копченую или соленую рыбу от Лао. Но жареную рыбу можно было попробовать лишь в самом духане. Ну, и что? Ездили. Сидели в своих богатых одеждах рядом с простыми дехканами и пастухами, караванщиками и ремесленниками — не чинились. Ведь сам император не считал для себя зазорным при случае пообедать у Лао.

Вот только ночевать в духане никто никогда не оставался, и никто никогда и краем глаза не видел кухню, на которой старик Лао творил свои кулинарные чудеса. "Говорят, он в родстве с колдуньями Вэй, — шептались за спиной, — Оттого и не умирает, оттого и готовит так вкусно. Но колдовство его доброе. Да, доброе… Днем, уж точно."

И никто из сплетников никогда не видел, как каждый вечер старик Лао выходит на балкончик над Белой рекой, чтобы поймать рыбу для ужина НА ДВОИХ. Как он бросает трепещущую рыбу на стол, и острые ножи сами взлетают и разделывают ее, а громадная сковорода сама подхватывает готовые куски и уносит к очагу, а над скворчащей в масле рыбой порхают в танце пряности и приправы. И как сам старик Лао сидит, сгорбившись, на низкой скамье и не отводит глаз от входной двери…

Да, и вот еще. Однажды наместник императора в провинции Ши вместе с супругой и маленьким тогда сыном прибыл с визитом к наместнику провинции Гуаль. И во время застолья жена наместника провинции Ши заметила:

- Вижу, у вас тоже рыбу не едят…

И оба наместника на мгновение замерли, как пораженные громом, и зачем-то посмотрели на свои руки.

Ехали дунгане, обронили веник. Полежал веник, полежал, может, подберет кто — не дождался. Вздохнул веник, поднялся с земли и заковылял по дороге на своих ножках-прутиках.

А что ж вы думаете, не бывает такого? Э-э! На свете еще и не такое бывает, просто людям про то знать не положено, да и незачем.

Веник-то не простой был, а веник-джан. Джаны, они разные. Обычно, конечно, злые и пакостливые — грязь она всегда прилипчивее… Э-э! Вы, наверное, и про джанов никогда не слышали? Так я вам и рассказываю.

Все люди, даже если они о том и не подозревают, обладают силой оживлять неживое. Старый чайник, дедушкин сундук, прабабушкин браслет — это уже не просто вещи. За долгие годы, проведенные рядом с людьми, они переняли от них часть жизненной силы и сами стали немного живыми. Да что там чайник! Дом, колодец, приметный камень у дороги и сама дорога — все они могут накапливать в себе жизненную силу, пока однажды… Теперь понятно, кто такие джаны? У каких-то вещей это получается лучше, у каких-то хуже; какие-то вещи и предметы накапливают только добрую силу, какие-то — всякую. Тут заранее ничего не скажешь, надо ждать, пока вещь или предмет не станут джаном.